– И возьмите сменную обувь с чистой подошвой, это обязательно. – Тапочки? – Вы серьезно? Вы ни… – Кажется, телефонная девушка хотела повторить, что Натка ничего не понимает, но великодушно удержалась. – Нюансы учитывайте: у вас будет фото в полный рост, значит, ноги ребенка должны выглядеть эстетично. А тапочки – это, конечно, удобно, но не слишком элегантно. – Тогда мы новые туфли… – Нет, совсем новые туфли на съемку не берите, как и непривычную неразношенную одежду. Ребенку должно быть комфортно, иначе он будет отвлекаться от съемочного процесса. Ну, все понятно? Тогда ждем вас в четверг. Натка положила трубку и вытерла вспотевший лоб. – Во что мы ввязываемся? – пробормотала она. Жаба квакнула отчетливо ругательно, умыла лапы и канула в глубину материнской души. Чтобы вернуть себе душевное спокойствие и хорошее настроение, Натка стала в деталях представлять золотую статуэтку «Оскара». Большую, красивую, сверкающую в свете прожекторов. Безусловно оправдывающую инвестиции в профессиональную карьеру будущего лауреата. – Гримвагон?! – Никита откинул голову и захохотал. – Правильно говорить – гримваген, – поправила я, любуясь радостным Говоровым. Сегодня у него было дело в суде, и мы встретились перед началом рабочего дня в ближайшей кофейне, чтобы вместе позавтракать. Было чудесное зимнее утро – тихое, кремово-розовое, все в уютных снежных кружевах. В кофейне вкусно пахло корицей и свежей сдобой, тихо звякали ложечки, негромко гудели голоса. Громко хохочущий Говоров выбивался из общей стилистики, но смотреть на него мне было очень приятно. Такой счастливый мужчина – отрадное зрелище для любящей женщины. Отрадное и редкое: в зал суда Говоров, как обычно, явится в образе сурового прокурора. – Хоть горшком назови, только рядом с судом не ставь, – переиначив пословицу, добавил Никита и с удовольствием укусил свежий бублик. – Думаю, примерно такой будет резолюция Плевакина на заявлении Кобылкиной, – заметила я. Мы еще похихикали – история с гримвагеном твердо обещала стать новым анекдотом, – а потом вместе пошли в суд. У Говорова в запасе было время, и он мог немного посидеть у меня в кабинете. Нам не хотелось расставаться, это и радовало, и смущало, и вызывало досаду. Я чувствовала себя школьницей, которой некуда привести приятеля, такого же подростка. Глупо, наверное. У Никиты прекрасная квартира, в которой он живет один, а мы встречаемся то в ресторанчике, то в кофейне… Я размышляла об этом, не слишком внимательно просматривая скопившиеся на рабочем столе бумаге, Никита с Димой обсуждали разные внутрисудебные новости – кто женился, кто крестился, кто пошел на повышение, а кто рискует не пройти аттестацию – и мировую политику, при этом запросто называя глав разных стран и всемирных организаций по именам, как соседей по лестничной площадке. Мужчины, даже самые умные и серьезные, любят посплетничать не меньше, чем женщины. Просто у них масштаб другой – более глобальный. – Реджеп дождется, конечно, останется вовсе без руссо туристо, и кто ему тогда дыру в бюджете залатает, Джозеф, что ли? Да у того своих проблем по самый воротничок! Говоров жестом отмерил уровень проблем американского президента, и Дима ворчливо-озабоченно, как старенькая бабушка, пробормотал: – На себе не показывай, примета плохая! Тут дверь в предбанник без стука открылась, и в проем по пояс сунулся охранник Виктор. Упираясь руками в косяк и, кажется, собственным телом преграждая кому-то доступ в кабинет, он обиженно сообщил: – Еленвладимрна, тут к вам какие-то… – Какие-то кто? – живо поинтересовался Говоров, как видно, перемывший уже все президентские косточки. Виктор покосился в коридор, по-верблюжьи пожевал губами, подыскивая слово, и нашел его: – Ходоки! – Белые?! – обрадовался Дима. Он большой поклонник «Игры престолов». – Ходоки? Как к Ленину?! – Говоров, который сериалы вообще не смотрит, остался в прежней системе образов – с мировыми лидерами прошлого и настоящего. – Еленвладимрна, я не пускал! Виктор исчез из дверного проема, будто его вытянули из него за ноги, а взамен в сужающуюся щель ловко сунулась непонятная конструкция. Не дав двери закрыться, она поперла вперед, как стенобитное орудие, с которым имела определенное сходство. Что-то длинное, узкое… Подробности мешал рассмотреть скрывающий конструкцию клетчатый флисовый плед. Вот плед я узнала с уверенностью: покрывало из ИКЕА! У меня дома таких два, одно у Сашки в комнате, другое на кухонном диванчике. – Тихо, тихо, стоп машина! – заволновался Говоров. – Кто это, что это? Я тоже забеспокоилась. Мирный икеевский пледик был всего лишь прикрытием, под ним могло скрываться что угодно, хоть гранатомет. После жутких историй с сумасшедшими стрелками в школах я бы не удивилась появлению какого-нибудь мстителя с оружием в суде. – Кто тут судья, э? За подозрительной конструкцией появился крепкий мужчина, как принято уклончиво говорить, кавказской национальности. – Я прокурор! – Говоров, мой защитник, выкатил грудь, вызывая огонь на себя. – Не надо прокурора, судья нужен. – Мужчина поставил свою ношу и огляделся. – Я судья, Кузнецова Елена Владимировна, – встав из-за своего стола, я вышла в предбанник. – Вах, молодая какая, красивая! – восхищенно зацокал кавказец. – А вы, простите, кто? – Я пропустила комплимент мимо ушей. Ну, не совсем пропустила, конечно же. Зафиксировала, просто временно отложила, чтобы осмыслить и насладиться потом, попозже. В спокойной обстановке. – Гамлет! Это произнес уже не мужской голос, а женский. Я перевела взгляд с интригующей конструкции под пледом на оставшуюся открытой дверь и увидела роскошную даму со статью и голосом Монсеррат Кабалье. Роскошными у дамы были формы, украшения, шуба – да все! Глаза чернее ночи, густые брови, ресницы и волосы, алые губы и белоснежная кожа. Четыре подбородка мягкими гипсовыми ступеньками спускались в раскрытый ворот шубы и там упирались в массивное золотое ожерелье. Весу в даме было килограммов сто, не меньше, но это ее не портило. Она была о-го-го какая красавица! – Гамлет, покажи им. «Сейчас нам Гамлет ка-ак покажет!» – мелькнуло у меня в голове, откуда еще не выветрилась пугающая мысль о мстителе с гранатометом, но ничего ужасного не произошло. Мужчина просто потянул за край пледа, открывая то, что пряталось под ним, и горделиво молвил: – Вах, какой, да? – Вах, – первым согласился Говоров и, потеснив Гамлета, пошел вокруг конструкции, с интересом ее рассматривая. – А что это? Мне тоже захотелось услышать ответ на этот вопрос. Конструкция из темного полированного дерева с красивыми завитушками походила на гибрид высокого барного табурета и гигантской жердочки для канарейки. Воображение охотно нарисовало мне канарейку размером с откормленного гусака. – Работа дяди Арташеса, а он самый лучший краснодеревщик в Гюмри! – О, это красное дерево? – На мой взгляд, Говоров спрашивал не о том. – Это тик! – Нервный? – Кто нервный, почему нервный? Все спокойные, нам проблемы не нужны! – Гамлет широко улыбнулся, продемонстрировав превосходные белые зубы. – Расписочку дайте, что приняли мебель, она дорогая, – попросила дама в шубе и по-хозяйски переставила конструкцию в свободный угол за кулером.