– Я тоже так думаю, несмотря на то что она была последней пассией Геликанова перед Оксаной и расстались они плохо, – согласилась Мирослава. – Лена вполне нормальная девушка, к тому же счастлива в любви и вот-вот родит… – проговорил Морис. Никто не стал ему возражать. – Лиза, на мой взгляд, о Геликанове и думать забыла, – проговорила Волгина. – По-моему, ты в этом вопросе заинтересованное лицо, – не удержался от шпильки Шура. – Это ещё почему? – Ты сама призналась, что Карамелькина тебе понравилась. – Ну и что? – пожала плечами Мирослава. – Лиза так увлечена работой, что мужчины для неё… – Побочный продукт, – хмыкнул Шура. – Не говори ерунды. Просто, скорее всего, в своё время её притянет человек, с которым у них будут общие интересы. – Ладно, – став серьёзным, сказал Шура, – я тоже думаю, что Лизе Прокофий до лампочки. А вот Римашевская особа неадекватная. Жаль, что она в отъезде… – Пожалуй… – Почему они не решили дело через суд? – спросил Морис. – Там бы им пришлось платить меньше. – Ты можешь узнать о Епифанове подробней? – обратилась к Наполеонову детектив. – Могу, но я и сейчас отвечу на вопрос Мориса, почему леди не стали настаивать на решении дела по суду. – Почему? – Епифанов начинал в мутные девяностые с криминала. – Сидел? – Нет, знал, кому и сколько дать. – Денег… – Нет, он расплачивался натурой, – хмыкнул Шура, – зерном и шкурой. – Не иронизируй. – Прости, не удержался. – Знаешь, я хочу его пощупать… – проговорила Мирослава, глядя почему-то на Мориса. – Кого? – удивился Шура, переводя взгляд с Волгиной на невозмутимого Миндаугаса. – Епифанова, естественно, кого же ещё. – Кто тебя знает. А вот щупать Епифанова я тебе не советую. – Почему? – Потому что опасно! Хоть он у нас теперь и честный ресторатор, – усмехнулся Шура, – связи с криминалом у него, несомненно, остались. Именно поэтому Татьяна и предпочла выплатить ему материальную и моральную компенсацию в ущерб своим собственным интересам. – Понятно. Но я не собираюсь злить твоего Епифанова. Я хочу просто пообщаться с ним. – Он не мой. Ты его раскопала, значит, он твой. Будь осторожна. – Хорошо. – Я у вас сегодня ночевать не останусь, – неожиданно заявил Шура. – Это ещё почему?! – Потому что совесть нужно иметь! Морис и Мирослава в изумлении уставились на Наполеонова. – Да не вам, – поспешил он успокоить озадаченную пару, – мне. – Шура вздохнул. – А то ма меня выпишет из квартиры. Я же дома почти не бываю. – Не думаю, что Софья Марковна особенно переживает по этому поводу, – фыркнула Мирослава. – Конечно, ма живёт полной жизнью, но тем не менее ты можешь допустить, что ей хочется пообщаться с сыном или хотя бы изредка видеть его дома? – С этим я могу согласиться, – вздохнула Мирослава. Морис молча встал и направился к двери. – Ты куда, Миндаугас? – А то ты не знаешь куда, – отозвалась вместо Мориса Мирослава, – пошёл складывать в коробку пирожные для твоей мамы, но боюсь, что Софье Марковне мало что достанется. – Так ма не любит сладкое, – попытался оправдаться Шура. – Зато ты обожаешь, – хмыкнула Мирослава. – Есть такое, но учти, мужчины, любящие сладкое, добрые и хорошие. – Пока спят. – Ты споришь со мной из-за одной только вредности. – Шура сделал вид, что обиделся. Мирослава встала и примирительно чмокнула Наполеонова в рыжеватую макушку. – Да не спорю я с тобой, подружка ты моя любимая. – О чём это вы? – спросил вернувшийся Морис. – Да вот, Мирослава говорит, что я её лучшая подружка. А я друг. – А, – сказал Морис, – вот возьми, друг, – он протянул Наполеонову полиэтиленовую сумку с увесистой коробкой внутри, – это твоей маме, – и после паузы добавил: – И тебе. – Спасибо, – расчувствовался Шура. Проводив Наполеонова, Морис расположился с книгой на крыльце. Закат уже отгорел, но золотые и пурпурные блики ещё светились на небосводе, точно перья, обронённые жар-птицей. – Я не помешаю? – спросила Мирослава, присаживаясь рядом. – Вы никогда мне не сможете помешать, – тихо произнёс Морис, отрывая взгляд от книги. – Ты уверен? – улыбнулась она. – Вполне. Они помолчали, прислушиваясь к шорохам в саду. – Как ты думаешь, у нас крот не мог завестись? – спросила Мирослава. – Если бы завёлся, мы бы заметили следы его деятельности, – ответил Морис. – Но кто-то же шуршит… – Может, ёж или птица… – Морис, ты очень красивый, – сказала она тихо. – Что? – быстро переспросил он. – Я говорю, что ты очень красивый… – Я вам нравлюсь? – Как тебе сказать… – Скажите как есть.