— Не надо, — шепчет он. — Помнишь? Никакого вранья. Скажите мне. Скажи это. — Сказать что? — Но сейчас уже слишком поздно для игр. Мы зашли слишком далеко. — Офелия. — Салли произносит мое имя тихо, осторожно, весомо. Он сказал это так, будто это имело значение. Это был выговор и одновременно ласка. Салли впервые назвал меня по имени, и то, как он произнес это, наполнило мое тело теплой вибрацией, глубоким затаенным чувством, словно камертон, который будет звенеть вечно, если кто-то не сомкнет вокруг него руку. — Я люблю тебя, Салли Флетчер. Старалась этого не делать. Очень старалась. Видит Бог, я пыталась. — Хочу зарыться лицом в его рубашку от смущения, но он берет меня за подбородок и приподымает мое лицо, поэтому я просто закрываю глаза. — Открой глаза, — приказывает он. Я подчиняюсь, но мне трудно смотреть на него. Почти невозможно. Салли вздыхает. — Тебе не кажется, — мягко говорит он, — что я чувствую то же, что и ты? Я уже признался тебе об этом в письме. Тебе не показалось, что бравада и нахальная самоуверенность — просто признаки того, что я боюсь? Потому что так оно и есть. И так было самого первого момента, как увидел тебя. Я тоже люблю тебя, Офелия. Боже, любить тебя — это самое жестокое, самое немилосердное, что я могу сделать с тобой, и все же я люблю тебя. Ты знаешь, что это значит? Снова пытаюсь отвести взгляд — меня захлестнула лавина эмоций, и я чувствую, что сейчас задохнусь от них. Но Салли не позволяет мне прятаться от него. Он пригнулся и наклонился так, что наши взгляды снова встретились. — Любить — это не значит говорить то, что мы итак оба уже знаем. Это значит просыпаться вместе каждое утро. Заниматься любовью, спорить, выяснять отношения и договариваться друг с другом. Это прогулка по раскаленным углям. Это значит защищать, уважать, оберегать и всегда почитать друг друга. Здесь нет никакой полумеры, понимаешь? Так что мы должны быть чертовски уверены, потому что как только мы вместе пойдем по этой дороге, пути назад уже не будет. Второй попытки не будет. Есть я, и есть ты. Навсегда. Это изменит меня, и тебя тоже. Это уже часть нас самих. Как только мы дадим волю чувствам, пути назад уже не будет. Ты хочешь этого? — А ты хочешь? — спрашиваю я тихим голосом. — Не делай этого. Признай свои чувства. Тебе не нужно знать, что я думаю, прежде чем принять решение. — Я знаю, просто боюсь это сказать. Салли улыбается — широко, заразительно, неуловимо загадочно — и, кажется, что мое сердце вот-вот разорвется. — Ты уже сделала самое трудное, Лэнг. Следующая часть — первый шаг. — К чему? Он бросает на меня укоризненный взгляд. — Это ты мне скажи. Скажи мне, Лэнг. Прямо сейчас. Холодная дрожь паники пробегает по моей спине, но я игнорирую ее. Подавляю свой страх и собираю все остатки храбрости, которые у меня есть. — В нашу жизнь, — твердо говорю я. — Это первый шаг навстречу нашей жизни, потому что именно этого я и хочу. Хочу всего этого. С тобой. И не могу представить себе жизнь без тебя. Салли быстро приподнимается и садиться прямо. Он притягивает меня к себе меня, запутываясь руками в моих волосах, пробегая ими по моей спине, ощупывая мою задницу через джинсы. Его губы находят мои, и на мгновение мир за пределами грузовика исчезает. За окном не падает снег. Нет никаких темных, зловещих облаков, закрывающих лунный свет. Нет никакого острова, и никакого завтра. Есть только этот момент, наш момент, и дыхание, которое мы разделяем в поцелуе. Он был одержимым мужчиной. Я была потерянной женщиной. Вместе мы стали двумя половинками чего-то хрупкого и нежного, прекрасного в своей сложности. Салли кусает мои губы и язык, рыча. Положив одну руку мне на затылок, он целует меня сильнее, двигая бедрами. Его стояк все еще словно сделан из твердой стали. Он раскачивает бедрами взад и вперед, потираясь о меня, разжигая отчаянную боль внутри. Я нуждаюсь в нем. Хочу его больше, чем кого-либо, и не могу больше ждать. Я тяну его рубашку вверх, стягивая ее через голову, а затем отчаянно дергаю пряжку ремня, пытаясь расстегнуть ее. Салли берет управление на себя. Он быстро расправляется с ремнем, полностью сорвав его с петель и бросив через плечо на заднее сиденье. Я расстегиваю его джинсы и спускаю их вниз по бедрам, стараясь не задохнуться, когда его эрекция вырывается на свободу. — Черт, — бормочу себе под нос. — Что случилось? — выдыхает Салли. — Я так хочу оседлать тебя, Салли. Мне нужно почувствовать тебя внутри себя прямо сейчас. Но еще я хочу тебя у себя во рту, очень глубоко во рту. Очень хочу попробовать тебя на вкус. Но и хочу почувствовать, как ты входишь в меня. Салли стонет, откинув голову на спинку сиденья. — Боже, я даже не могу вынести, когда ты просто говоришь это. Ты убьешь меня, девочка. Я провожу кончиком языка по кончику его члена, дрожа от удовольствия. — Что бы ты предпочел? — спрашиваю я, хриплым, полным желания голосом. Салли просовывает руку между нашими телами, вниз, между моих ног, и рывком расстегивает мои джинсы. Зубы оскалены, глаза горят огнем. — О, мы сделаем и то, и другое, Лэнг. Определенно. Берет в меня за волосы и тянет — достаточно мягко, чтобы не было больно, но достаточно сильно, чтобы я знала, где он меня хочет. Он вонзается мне в рот, одновременно опуская мою голову на него, и его член скользит к задней стенке моего горла. В то же время, Салли начинает работать пальцами другой руки против моей киски, выписывая маленькие круги против моего клитора через мои трусики. — Черт, ты такая мокрая, — выдыхает он. — Ты действительно хочешь меня, не так ли? Боже, я чувствую, как сильно ты меня хочешь. Я тоже чувствую, как сильно он хочет меня. С каждой секундой он становился все тверже и толще. Провожу языком от основания его члена до самого кончика, и Салли дергается подо мной, его дыхание участилось. — Черт, Лэнг. Боже. Вот черт. Я сейчас кончу. Детка, я собираюсь... Внезапно в окне грузовика вспыхивает свет, отражаясь от внутренней части машины. Салли реагирует так быстро, что мне требуется секунда, чтобы понять, что происходит. Он не кончает. Он отталкивает меня от себя и хватает свою рубашку, пытаясь прикрыть меня ею. — Салли Флетчер, чувак... — кто-то стоит у окна машины со стороны водителя, заглядывая внутрь через стекло. В руках у него фонарик, и свет направлен прямо на нас. — Это вы, Мисс Лэнг? Рад снова вас видеть. Мне знаком этот голос, но не могу вспомнить, откуда именно. Я слишком занята, пытаясь одеться. Салли покраснел, натягивая джинсы и ругаясь себе под нос. Пять секунд назад мы были на грани тр*ха, а теперь Салли пинком распахивает дверцу грузовика и выпрыгивает из машины с обнаженной грудью, ревя во всю мощь своих легких. — Хинчлифф, ублюдок. Да что с тобой такое, черт возьми? Хинчлифф? Хинчлифф. О, нет. Коп, который появился после того, как я сообщила о смерти Ронана? Господи помилуй. Моей собственной рубашки нигде не видно, поэтому я хватаю рубашку Салли и быстро выбираюсь из машины вслед за ним. Хинчлифф в форме, все еще сжимает в руке фонарик. Салли хватает его за горло, собираясь ударить прямо в лицо. — Салли! Стой! — Бегу по снегу, хватаю за руку, которую он поднял и отвел назад, готовый ударить. Как только дотрагиваюсь до него, Салли отпускает хватку на горле полицейского. — Какого хрена ты делаешь, чувак? — рычит он себе под нос, толкая Хинчлиффа. — Ты теперь шпионишь за людьми, целующимися в машинах. Хинчлифф сплевывает на землю, потирая шею. — Я офицер полиции, Салли. Черт возьми, чувак, секс на публике — это преступление. Как и нападение на полицейского. Я мог бы прямо сейчас оформить протокол, если бы захотел. — Ты собираешься меня арестовать? — Конечно, нет. — Тогда какой смысл писать протокол? Чертовски жалко, чувак. — Без разницы. Вам лучше убраться отсюда, пока я не вызвал подкрепление. Салли громко расхохотался. — Подкрепление? Ты имеешь в виду Карузерса? — Давай просто уйдем, Салли. — Я переплетаю свои пальцы с его и сжимаю. Когда он сжимает ее в ответ, понимаю, что мы в безопасности от нового взрыва ярости. Повернувшись ко мне, он слегка улыбается, но я могу сказать, что он все еще кипит от гнева. Взгляд его темных глаз сосредоточен на мне. — Хорошо, — говорит он. — Если ты этого хочешь. — Хочу. Хинчлифф ворчит нам вслед, когда мы оба садимся в машину. Салли забирается на водительское сиденье и крепко сжимает руль, все еще кипя от злости. — Мне очень жаль. Черт. Я не должен был выходить из себя. Я просто… мысль о том, что он увидит тебя голой… — Сомневаюсь, что он вообще что-нибудь видел, — говорю я ему. — Окна совсем запотели. Салли поворачивается ко мне с очень серьезным выражением лица, и оно сменяется весельем. Он смеется, откинув голову назад, закрыв глаза. — Господи, да они совсем запотели, а? Черт возьми. Ты превратила меня в подростка, Лэнг. Он заводит грузовик и срывается с места, поднимая снег и оставляя Хинчлиффа на обочине дороги. Когда приезжаем к маяку, я твердо намереваюсь продолжить с того места, где мы остановились, прежде чем нас так грубо прервали. Но мой телефон звонит в сумочке еще до того, как я успеваю выскользнуть из футболки Салли. Когда-то давно я, возможно, и проигнорировала бы звонок, но не сейчас, когда несу ответственность за двоих детей. Я не могу позволить себе выбирать, на какие звонки отвечать, а на какие нет. Отвечаю на звонок, не глядя на определитель номера, стремясь закончить разговор как можно скорее, чтобы мы с Салли могли снова сосредоточиться друг на друге. Салли проводит руками по моим плечам, вниз по спине, целуя в шею, пока я говорю в телефон. — Алло? — Офелия? О, слава богу, дорогая. Где ты пропадала? Я уже несколько часов пытаюсь дозвониться до тебя. Это мама. Ее голос напряженный, отчаянный, и она произносит слова так быстро, что я едва могу ее понять. — Извини, я не слышала звонка. Что случилось? Мама? Ты там? В трубке слышатся сдавленные рыдания. — О, милая. Это твой отец. Прости, дорогая, но он мертв.