Артем подбросил ей в ладонь один патрон, другой. Первый поймала, а второй занырнул, и тут же за ним полезли в холодную муть сразу трое мелких. Девчонка их – пяткой в нос, в ухо, вон, вон, мое! Но уже повезло кому-то другому. Она от обиды не заплакала, а сказала счастливчику решительно: – Ладно, зараза, я тебя еще достану! – Слышь, подруга, – позвал ее Леха. – Хавчик тут есть вообще у кого-нибудь? Чтобы не травануться? Отведи, накину еще пульку. Она уставилась на него с сомнением, потом шмыгнула носом. – Яйцо хочешь? – Куриное? – Нет, блин! Куриное, конечно! В том конце деревни есть у одного. Леха обрадовался, и Артем вдруг тоже поверил в это яйцо: вареное, с белком как человечий глаз и с желтком как солнце на детских рисунках, свежее и мягкое. И ему самому приспичило такое яйцо, а лучше сразу тройную глазунью, на жирном свином масле жаренную. На ВДНХ кур не держали, и последний раз ему яичницу довелось пробовать в Полисе, больше года назад. Когда с Аней у них все разгоралось только-только. Артем спрятал гриб-привет во внутренний карман. – Я в деле, – сказал он Лехе. – Яйцо жрать будут! – провозгласила девчонка. Это известие привело мелюзгу в возбуждение. Все, кто пытался выклянчить у Артема патрончик, отложили свои мечты, перестали домогаться подачки; скопились молча и круглоглазо вокруг пришельцев. Пришлось всей делегацией прыгать по поддонам, как цыплячьему выводку, до противоположного конца платформы, к спрятанному там где-то курятнику. Дети лезли за ними по строительным лесам, бежали, опережая, верхними ярусами, срывались иногда с визгом в болото. Полудремлющие на нарах тупо и бессильно глядели им вслед, вяло распутывая спутанные мысли: – Пойдем, может, в солянку сегодня? На афише читал, швед какой-то клевый приехал. Электронщик. – По твою душу приехал. Они там пидарасы все в этой Швеции. Вчера по телику сказали. – Глистов насосались, – на ходу объяснила про них девочка. На одном из поддонов, предоставленный сам себе, пух труп. Артем поглядел, как к нему, держа мордочку повыше, плывет кушать крыса, и подумал вслух: – Разница – восемь метров всего, а как в ад спустились. – Не ссы! – ободрил его Леха. – Значит, и в аду – наши! И русский не забыли, молодцом! Доскакали до другого конца этой их проклятой деревеньки. До самого тупика. – Во! – девчонка сплюнула. – Тут он. Давай пулю! – Эй, хозяйка! – крикнул брокер вверх. – Говорят, яйцами торгуешь? – Есть такое, – сверху свесилась спутанная борода. – Пулю давай! Давай пулю, изверг! – забеспокоилась девчонка. Леха вздохнул горько и жадно, но проводника рассчитал. С окружных нар за этим завистливо наблюдали. – Почем? – Две! – затребовала борода. – Две пули! – Мне бы пару и еще… И еще вот товарищам штучки три. Сделка века, брат, у тебя вырисовывается! Наверху зашевелились, закряхтели. Через минуту перед гостями предстал мужичок в пиджаке на голое тело. Срам прикрыт белой юбкой, сделанной из прорезанного снизу широкого пакета с вытертой надписью «Аша»; борода встрепана и замусорена, глаза пламенеют горящим жиром. В одной руке мужичок нес уверенно, как царскую державу, символ власти – испачканное пометом куриное яйцо. Другой – нежно, но надежно обнимал исхудавшую курицу с загнанным взглядом. – Олег, – с достоинством представился бородач. – А скидка, Олежек, есть? – побренчал сумой брокер. – У всего своя цена, – твердо сказал Олег. – Яйцо два патрона стоит. – Ладно… Черт с тобой уже. Давай это сюда. Вареное? И еще четыре. Вот тебе… Раз, два… Пять. Десять. – Нельзя! – Олег покачал головой. – Что нельзя? – Яйцо только одно. Давайте две пули. Лишнего мне не надо. – Как одно? – растерялся Артем. – На всю станцию одно. Сегодня. Бери, пока другие не перекупили. И оно сырое. Тут варить не на чем. – И как его? – нахмурился Леха. – Пей, как. Вот тут тюкни и пей, – Олег показал, как. – Но деньги вперед. – Ладно. Вот тебе патроны. Я сырые боюсь. Однажды месяц провалялся, чуть не сдох. Сварю где-нибудь сам. – Не! – Олег яйцо из рук не выпустил и патроны не взял. – Тут пей. При мне! Или не продам! – Это еще почему? – изумился брокер. – А потому. Рябе нужен кальций. Она из чего, по-вашему, должна скорлупку производить? Волчья девочка стояла рядом, наблюдала. Набиралась ума-разума. Остальные повылазили из сумрака, готовились к чему-то. Не только дети – и взрослые, кто поближе жил, тоже придвинулись. – Чи-во?.. – переспросил Леха. – Скорлупка из кальция состоит. В школе учился? Чтобы новое яйцо снести, ей кальций нужен. Где я вам его возьму тут? Так что хряпай давай. И скорлупку – на базу. Склюет скорлупку, и завтра можете за вторым приходить. – И за это два патрона?! – У всего своя цена! – Олег был непреклонен. – Я на людях не наживаюсь! На один патрон Рябе грибов куплю, на другой – себе. На день. А завтра – новое яйцо. Все посчитано. Все работает. Как швейцарские часы. Ты не хочешь – зондеркоманде загоню. Они гоголь-моголь ценят. Ну? Берешь? – Кому? – спросил Гомер. – Давай сюда свой гоголь-моголь, – пробурчал Леха. – Аккуратно только скорлупу бей, внутрь чтобы. – Не учи ученого! Тюк. – Мастерски пробил! – прошептал уважительно кто-то в собравшейся вокруг толпе. – Вкусно, а? – завистливо спросил мальчонка со вздутым животом. – Ну ты быстро-то не пей так! Потяни, прочувствуй! – посоветовала еле отличимая от мужчин женщина. – Желточек, желточек-то пошел уже, кто видит? – Каждый день как будто он яйцы жрет! Лехе болельщики не мешали. Он их не замечал. – А то – варить его еще! Яйцо сырым хорошо. Белок – как жидкое стекло. Душа человеческая, наверное, вот как-то так выглядит, – почесывая в бороде, сказал Олег. – Слышь, дядь, – сказал ему Артем. – А как выбраться отсюда? – Куда? Зачем? – Что у вас дальше? На Цветной бульвар. – Чего там ловить-то? Нечего! – категорически заявил Олежек. – А вот, скажем, если, – смакуя измазанное яйцо, громко призадумался брокер. – Если бы тебе пойти таскать червей, и каждый день одно яйцо откладывать, а потом сразу два десятка продать на Ганзу, а на выручку купить себе вторую курицу? Ты ведь тогда перестанешь в ноль работать. За месяц в плюс выйдешь, а? – И ее глистой кормить? Кура животное деликатное, она от глисты сдохнет! Ученый тут мне, вертеть!