] Перед этим было: А, Коробочка!] “Покорнейше благодарю. А имя и отчество как?” “Настасия Петровна”. “Настасия Петровна! хорошее имя Настасия Петровна. У меня тетка, родная сестра моей матери, Настасия Петровна”. “А ваше имя как?” спросила помещица. “Ведь вы, я чай, заседатель?” “Нет, матушка”, отвечал Чичиков: “я больше[а. я больше так себе; б. я больше приватный человек] езжу по своим надобностям по деревням. К вам тоже имею дельце”. “А, так вы покупщик! Как же жаль, что я продала мед купцам так дешево; а вот ты бы, отец мой, у меня[а вот вы бы у меня] теперь верно, купил”. “Нет, благодарю, матушка, меду мне покамест не нужно”.[Вместо “меду ~ нужно”: я вовсе не меду хочу купить] “Что ж другое, разве пеньку? Только и пеньки-то у меня теперь маловато. Полпуда всего”. “Пеньки тоже не требуется. [Ну, пеньки-то мне покамест тоже не нужно] [Я по другому случаю имею к вам дело”. “Что ж такое, право, я уж не могу придумать”.] “Много у вас, матушка, умерло крестьян, числящихся по ревизии?” “Ох, батюшка, 18 душ”, сказала старуха, вздохнувши: “Такое мое несчастие! и умерли-то почти всё люди взрослые работники. Правда, хоть и народилось после того, [после того больше] да что с них: народ еще малой. Такая, право, беда! А тут заседатель подъехал с повесткой, чтобы подушное уплачивать Народ мертвый, а плати, как за живого человека. На прошлой неделе сгорел у меня кузнец, такой искусный[такой хороший] кузнец и слесарное мастерство знал”. “Разве у вас был пожар, матушка?” “Нет, не пожар, бог приберег от такого горя. Сам сгорел отец мой. Внутри у него как-то загорелось: чересчур выпил. Так только синий огонек пошел от него; весь истлел, истлел и почернел, как уголь. А такой был искусный[хороший] кузнец. И теперь такая беда моя: хотела было ехать в город — некому лошадей подковать”.[некому брички подчинить. ] ] Перед этим было: Это, подлинно, несчастие. ] “На всё воля божия, матушка. Против мудрости божией ничего мы не можем сказать. Уступите их мне, Настасия Петровна”. “Кого, батюшка?” “Да этих-то, что умерли”. “Да как же уступить их, отец мой?” “Так, просто. Или, пожалуй, продайте! Я вам что-нибудь дам за них”. “Да как же? Я, право, в толк-то не возьму. Нешто хочешь ты их откапывать из земли?” “Вот боже сохрани! Что я за нехристь такой. Нет, вы только переведите их мне на бумаге так, как бы продали за живых”. “Да на что ж они тебе!” сказала старуха, выпучив [от из<умления?>] на него глаза. “Это уж мое дело”. “Да ведь они ж мертвые”. “Это я знаю, что мертвые, потому-то я и беру их, чтобы вместе с этим и вас избавить от хлопот. Я вам дам за них деньги: пятнадцать рублей ассигнациями. Что же, матушка, задумались?” “Право, не знаю…” произнесла хозяйка с расстановкою: “никогда еще не продавала я мертвых душ”. “Эка беда, не продавали. Ну, а теперь продайте. Ведь вам они никуды уж не годятся”. “Это правда. Да ведь меня то и затрудняет, что они уж мертвые…”[Да ведь всё как-то мне того… что того, что уж он мертвый] “Что ж тут затрудняться?[Вместо “Что ~ затрудняться?”: Чего ж чудно] Ведь вам с них не доход собирать”. “Вестимо. [Вместо “Вестимо”: Какой с них доход, ] Что уж за доход с мертвого человека”. ] Перед этим было: Ну, видите. ] “И подушное за него вы платите, как за живого”. “Ох, отец мой, и не говори об этом”, сказала старуха. “Прошлого года внесла более полутораста, да заседателя подмаслила”. “Ну, видите, матушка, а теперь подумайте только хорошенько, теперь вы вдруг избавитесь от всех расходов. Заседателя вам подмасливать нечего, ибо я за всё отвечаю, [Вместо “Заседателя ~ отвечаю”: Я уж теперь за всё отвечаю] крепость совершу на свой счет, убытки все, подушное и прочее… словом, всё уж я плачу”. Старуха несколько призадумалась. [Здесь старуха опять задумалась. ] Она видела точно, [видела очень] что дело выгодное для нее, но, с другой стороны, опасалась, чтобы как-нибудь не обманул этот покупщик. “Так что ж, матушка, по рукам, что ли?” говорил Чичиков. “Право, отец мой, никогда еще не случалось мне продавать покойников. [продавать мертвых] Живых-то я продала вот и третьего года протопопу, двух девок по сту рублей каждую”. “Ну, тогда продавали живых, а теперь продайте мертвых”.