– Помните, как тяжело всходила на волну «Святая Елена» и как она кренилась, меняя галс? – Да тут и волн толком не было! – Вот именно! А что будет, когда мы выйдем в Черное море? – А мы уже собираемся? – насторожился фон Гершов. – Неужели ты думал, что мы ограничимся посещением Азова? – хмыкнул я. – Ну уж нет, не посетить хотя бы Южный берег Крыма было бы крайне невежливо с моей стороны. – Тогда надо с Тамани начинать! – решительно заявил Мартемьянов. – Она хоть и на другом берегу, однако без нее с проливом не совладать. – Дельно говоришь, – кивнул я, после чего посмотрев на стол, велел: – Коли поели, так убирайте все и несите карту! С картами, как вы, наверное, сами понимаете, все обстояло не слишком хорошо. Легший с грохотом на стол чертеж весьма мало напоминал известные мне изображения будущей здравницы и житницы России. К примеру, напрочь отсутствовала Арабатская коса, горы тянулись через весь полуостров, а Каркинитский залив почему-то имел форму бутылки. Но, как говорится, чем богаты. На Руси своих картографов нет, а это копия из атласа самого Герарда Меркатора. Во всяком случае, южный берег изображен более или менее подробно, а насколько верно, будем разбираться по ходу пьесы. – Жаль, мы с собой глобус не взяли, – шмыгнул носом Петька. – Это точно, – отозвался я. После чего спросил Мартемьянова: – Показать сможешь, где и что? – Прости, государь, – почесал затылок Исай, – сей премудрости не разумею. Однако если надобно будет, проведу без промашки. – Тамань, – попытался я разъяснить ему, – здесь, а вот примерно тут крепость Герзет и городок Аль-Карш (это на месте будущей Керчи). – Может, и так, – пожал плечами атаман. – Ну и ладно. Скажи лучше, хватит ли тебе людей, чтобы захватить тамошнюю крепость? – Взять-то возьмем, только вот удержать без тебя не получится. Не горододержцы мы. Уж не взыщи, государь. Пошарпать берега крымские али турецкие это завсегда, а вот на что иное… – Азов ведь оборонили? – Это верно. Но ведь, опять же, не без твоей царской помощи. Да и людей столько потеряли, что и подумать страшно. А потому помыслили мы, батюшка, поклониться твоей милости градом Азовом со всеми землями да угодьями, что при нем. Прими под свою высокую руку. – Вот как. Вы все так решили или кто-то супротив был? – Все, государь. Никто слова поперек не молвил. Хотели только, чтобы ты вольности наши подтвердил, а более ничего. – Что же, на том и порешим. Вечером устроим пир, вот там и объявим о сем, а я вас – своих верных слуг, пожалую со всей царской щедростью! После малого совета пришло время разобраться с пленными. Султан Осман послал под стены Азова весьма значительную по нынешним временам армию, а если учесть присоединившихся к ней на месте татар, ногайцев и черкесов, то ее, не кривя душой, можно было назвать огромной. И даже несмотря на немалые потери, нанесенные ей казаками, она продолжала оставаться таковой вплоть до нашего появления. Примерно трети, главным образом черкесам и кубанским ногайцам, удалось бежать. Кому-то посчастливилось спастись на уцелевших кораблях. Стоявшим на правом берегу Дона татарам повезло меньше, они попали под каток калмыцкой конницы, и те буквально втоптали их в землю копытами своих коней, а затем преспокойно принялись делить доставшийся им скот и прочее добро. Возможно, кому-то из крымцев и удалось спастись, но остальных ойраты, невзирая на чины и звания, перерезали с такой деловитой жестокостью, что просто оторопь берет. Что и говорить, дикие люди… Остальные какое-то время пытались сопротивляться, укрепившись в лагере, но после того, как их обстреляли с моря, сдались. И их было не просто много, а очень много. Грубо считая, на каждого казака, стрельца или солдата в моей армии приходилось как минимум трое пленных. В общем, с этим надо было что-то решать, причем срочно. Первым делом я приказал привести ко мне их начальных людей, начиная от Ибрагим-паши и заканчивая последним агой. Принял я их сидя в кресле, окруженный стрельцами и солдатами фон Гершова. Толмачом служил Мишка Татаринов, как оказалось, хорошо знавший их язык. – Повелитель мира султан Осман не воюет с Москвой, – затравленно озираясь, заявил мне паша. – Зачем ты напал на меня и моих людей? Неужели ты хочешь испытать на себе гнев повелителя правоверных! – Разве? – отозвался я. – А мне докладывали, что твой государь поклялся завоевать весь христианский мир! – Иншалла, рано или поздно так и случится. Но зачем ты торопишь свою судьбу? – Все в руках божьих, – кивнул я. – И вчера он даровал победу моему оружию. Ты в моих руках, а служившие тебе татары уничтожены до последнего человека. Ты прав, я не хочу ссор с великим султаном. Но у меня не было иного выхода. Много лет я просил и Османа, и его предшественников унять крымских ханов, терзающих пределы моего царства. В Стамбуле не услышали моих просьб. Что же, я человек не гордый, решу эту проблему сам! – Что ты намерен делать со мной и моими людьми? – Ты мой гость, Ибрагим-паша, – улыбнулся я. – Тебя будут содержать, как подобает человеку твоего положения. Сегодня вечером будет пир. Прошу тебя почтить его своим присутствием. – А мои люди? – Все зависит от них самих. Если они проявят смирение, все будет хорошо. Вздумают бунтовать, я прикажу поступить с ними так же, как с татарами. – На все воля Аллаха! – Увести турок! – велел я конвоирам. – Держать отдельно от их людей, лучше всего в городе. Караулить крепко, но без излишней жестокости. – А с этими что делать повелишь? – спросил Татаринов, выразительно поглядывая на остальных пленников, судя по одеянию, бывших христианами. – Кстати, а кто они по жизни? – заинтересовался я. – Вон тот вроде валах, рядом молдаванин, тот, что с серьгой в ухе, – грек. А вот эти трое, похоже, немцы. – Немцы? – удивился я, разглядывая трех оборванцев, старавшихся держаться подальше от мусульман. – Ага, – с готовностью подтвердил подьячий, ревниво прислушивающийся к словам есаула. – Как есть германцы! – Кто вы такие? – спросил я, перейдя на язык еще не родившегося Гейне. Допрашивать пленников на немецком – одно удовольствие! Язык резкий, немного даже грубый, но ясный и точный, не допускающий двояких толкований. – Ваше величество, – выступил вперед русоволосый крепыш с упрямым выражением на курносом лице. – Меня зовут Кристиан Бенце, я саксонец из Семиградья[5]. После того как погиб наш капитан, меня выбрали вместо него. – Вы наемники? – Да. Мы служили в армии Габора Бетлена и по его приказу присоединились к войскам султана. – Зачем? – Турки не умеют брать крепости. – Понятно. А кто ваши спутники? – Инженеры. Господин Пиколомини – известный специалист в области фортификации, а Густав Снуре – петардист. – Вот даже как?! – Именно так, – с явным скандинавским акцентом вмешался Снуре. – Я родом из Улеаборга и являюсь подданным его величества короля Густава Адольфа! – Какой дьявол, позвольте спросить, унес вашу милость так далеко от дома? – с усмешкой поинтересовался я. – Несчастное стечение обстоятельств, – развел руками швед. – А ты, сеньор? – Я служу тем, кто мне платит, – пожал плечами итальянец. – Что же, по крайней мере, честно. Но как бы то ни было, я не вижу ни единого повода, чтобы вас не повесить. – Как? – отшатнулся Снуре. – Но я же земляк вашей царственной супруги Катарины Ваза! Неужели вы будете столь жестоки к подданному своего родственника? – Нет, если есть желание быть повешенным непременно в Швеции, это можно устроить. Мой брат Густав Адольф, как и я, терпеть не может ренегатов. – Государь, – подал голос Безе, выбираясь из толпы зрителей. – Если позволите, я хотел бы сказать вам несколько слов. – Слушаю тебя. – Так уж случилось, что я хорошо знаю месье Пиколомини и готов за него поручиться. Он дельный инженер и может быть полезен вашему величеству! – Да неужели? – Так вот кто все это устроил? – пробормотал пленник, сверля глазами маленького провансальца. – Я должен был догадаться! – Придержи язык, если хочешь остаться в живых! – прошипел Безе, продолжая натужно улыбаться. – Что же, если твой друг присягнет мне и будет служить не на страх, а на совесть, я могу помиловать его. Что скажете, сеньор? – Я готов. – Отлично! Безе, можешь забрать этого человека. Он переходит под твою руку со всеми вытекающими из этого последствиями. – Гер инженер, – взмолился Снуре. – Как видно, вы имеете влияние на его величество, замолвите и за меня словечко, а уж я, клянусь честью, не подведу вас! – Не уверен, что смогу быть вам полезным, – поморщился француз, – вы совершенно напрасно вели себя столь вызывающе, да еще приплели покойную государыню. – Покойную? – изумился швед, да так и остался стоять с разинутым ртом. Пока он так стоял, я обратил внимание на другого пленного – высокого чернявого человека с перевязанной головой и в донельзя испачканном землей и кровью кунтуше, некогда украшенном золотым шнуром и позументами. Но, несмотря на ранение и потрепанный вид, он старался держаться с достоинством. И, судя по выражению лица, хотел что-то сказать.