То есть говорили они, конечно же, по-турецки, но смысл был понятен и без перевода. В этот момент мне почему-то вспомнились мои бояре с дворянами, постоянно жалующиеся на скудность средств и невозможность нести службу. Ей-богу, замени чалмы на высокие горлатки и колпаки с собольей опушкой, а расшитые золотом халаты на шубы, картинка получится один в один! – И сколько же вы можете мне заплатить? – поинтересовался я с невинным видом. – Э… – начали шептаться между собой толстосумы и после недолгих препирательств выдвинули свое предложение. – Из уважения к столь великому воителю мы могли бы предложить ему два миллиона акче! – Вы за кого меня принимаете?! – картинно удивился я. – Вы – порождения ехидны от кровосмесительной связи с дикобразом! Посмотрите на свой город, полный богатств и невообразимых чудес. Да мне совестно было бы просить более скромную сумму. К тому же я меньше никогда и не брал. – Будь милосерден к нам, воитель, достойный сравнения с Искендером Двурогим! – А вы были хоть немного милосердны к попавшим вам в плен христианам? – Помилуйте, повелитель, – снова подал голос Селим-ага. – Вы верно гневаетесь на нас за работорговлю, но видит Аллах всемогущий и всемилостивейший, во всей Османской империи нет более отъявленных работорговцев, нежели здешние христиане, будь то армяне или греки! – Что ты такое говоришь? – заинтересовался я. – Чистую правду, да поразит меня гнев всевышнего, если я лгу! – Вы, господа, не так меня поняли. Разумеется, контрибуция касается всех жителей вашего прекрасного города. И очень рекомендую не задерживать ее, если, конечно, желаете, чтобы он и дальше оставался таким же прекрасным, а вы сами хотите сохранить жизнь и свободу! А то ведь и в самом деле можно вас всех гуртом в рабство запродать. Деньги мне предоставите завтра же. И без торга! За то обещаю, что большую часть товаров ваших не трону, людей в ясырь не заберу и город не сровняю с землей. А если не выполните, пеняйте на себя, на вас – людоловов у меня давно нож вострый заточен за многие обиды и беды, причиненные вами моему народу! Пока мы вели такие беседы, к нам подоспел фон Гершов со своими мекленбуржцами, идущими, словно на параде, стройными рядами под барабанный бой и с развернутыми знаменами, едва не чеканя шаг. Грозно блестели на утреннем солнышке штыки и длинные дула мушкетов «моих немцев». Одетые в одинаковые кафтаны, сапоги и шапки, смотрелись они очень браво. – Кароль, ты, как всегда, вовремя. Занимай цитадель, разоружи янычар и всех прочих да сгони в казематы. Потом решим, что с ними делать будем. Поставь караулы у арсенала, порохового склада и дворца с казной вот этого гражданина. – Ваше величество, теперь я могу вас поздравить с взятием Кафы? – улыбаясь до ушей, мягко заметил Лелик. – Можешь, – и мы расхохотались, глядя друг на друга и просто радуясь солнцу, новому дню и жизни. Федор увидев, что его воины заняли широкий участок стены, вспомнил о своих задачах командира и принялся раздавать приказы вместо того, чтобы махать шпагой. Васька – его денщик и вестовой в одном лице подбежал и с коротким поклоном передал брошенный в горячке боя пистоль. – Вот, ваша милость, царев подарок сыскал. – В голосе слуги чувствовался намек на осуждение, как же можно такими вещами разбрасываться? – А, Вася, спасибо, друг сердешный, нашлась потеря. Заряди его. – И полковник сунул оружие обратно в руки вестового. А сам еще раз оглядел поле боя. В этот самый момент слева грянуло дружное «ура», и Панин с высоты стен увидел, как из ворот выметнулась на улицы города конница, над которой реяло боевое знамя самого царя Ивана. Произошедшее заметили и турки, которые, разом позабыв о ставшей уже бесполезной борьбе, принялись разбегаться или сдаваться на милость победителей, бросая оружие. К Федору подошли его сотники. – Не дождался государь нашей подмоги, сам желает город взять! Однако нам за ним не поспеть. Он наверняка теперь цитадель пойдет брать, – махнул он рукой в сторону небольшой внутренней крепости на холме неподалеку. – Федор Семенович, гляди, за царем и немцы, и наши стрельцы идут. Вроде и припоздали с лестницами стены брать, а на бой поспели! Ишь ловки! – буркнул командир первой сотни Митрофан Позднеев. – Ништо. И нам славы достанется, – задумчиво проговорил Панин, продолжая озирать панораму города. Отсюда отлично просматривалось широкое полукружье бухты, синева моря в отблесках поднимающегося солнца. Верхушки мачт стоящих у причалов кораблей. Красота! «А ведь это мысль», – подумал Федор. Обернувшись к своим сподвижникам, он махнул рукой в сторону порта и сказал: – Вот куда пойдем. Пока государь с мекленбуржцами крепость берет, мы все турецкие посудины захватим. Созывайте бойцов! Спускаемся со стены и вот по той улице, она прямиком к морским воротам идет, видите? Спешно пойдем! Бегом! Чтобы ни один из них не успел уйти в море! Слышите у меня! Горнист, труби сбор! И сам, не теряя времени, под звонкий оклик трубы едва не вприпрыжку бросился вниз по ступеням. Неотступно следуя за ним, шел и прапорщик. – Знамя полка развернуть! В колонну стройся! Мушкеты у кого отстреляны, зарядить! За мной! – И не дожидаясь, пока все сотни займут свои места в общем построении, нетерпеливо двинулся вперед. Непонятно откуда, но рядом с ним тут же возник и Попел. Доктор был во всеоружии. В штурме он толком участия принять не успел, солдаты, зная его боевой нрав, просто не дали ему протолкнуться к лестницам, оберегая своего чудо-лекаря. Но в конце концов он вместе с неразлучной и по-прежнему облаченной в мужской наряд Нахат едва не последним взобрался на стену. Зато теперь оставаться в стороне Вацек больше не собирался ни при каких обстоятельствах. Сопротивления на улицах они не встречали, нескольких случайно появившихся горожан на ходу быстро отучили от любопытства, не замедляя широкой поступи полка. И вот перед ними во всей красе и величии предстала могучая пятиярусная воротная башня порта. Десяток ее защитников, трезво оценив силу противника, попросту разбежались, не приняв боя. Распахнув широкие ворота, охотники выбежали к причалам, где уже вовсю суетились матросы, стараясь успеть увести свои корабли в море. – Бей! – во всю глотку заорал Панин. Его «разбойный приказ» с могучим медвежьим ревом и лихим посвистом бросился в едином порыве по сходням, атакуя и рубя направо и налево. Заскочив на причальную тумбу, Федор еще раз оглядел порт и увидел, что два больших «купца» успели развернуть паруса и, порубив причальные концы, отчаливают. – К лодкам! За мной, не отпускать никого! Его команду услышали. Десятки рук ухватили несколько вытащенных на берег рыбацких суденышек и столкнули их на воду. Охотники быстро разобрали весла и расселись по скамьям. Сам Панин оказался на носу первой, Попел взял на себя командование второй. – Наддай! И раз, и раз! Шибче, шибче! – надсаживаясь, в азарте погони орал чех едва не на всю бухту. Панин, не теряя времени, приказал верному вестовому: – Васька, лук и стрелу мне! – Тщательно прицелившись и поблагодарив небеса за то, что на море почти нет волны, выстрелил в рулевого. Не попал, но заставил сгорбиться и присесть. – Еще стрелу! – зло прокричал Федя, сердясь на себя. Новый выстрел, и кормщик с пробитой головой рухнул на палубу, заставив «купца» вильнуть в сторону, теряя ветер в парусах. – Поднажмите, братцы! Настигаем! Борт корабля стремительно приближался. Одного из матросов, что попытался начать пальбу по преследователям, Федор с ходу выбил, послав еще одну меткую стрелу. Подойдя к почти замершему кораблю, Панин, сунув в руки Васьки лук, быстро поднялся на палубу и вытащил пистолет. На него, замерев, смотрели полтора десятка моряков. Следом полезли остальные бойцы абордажной партии. – Дело сделано. Вертай взад. – Видя, что его не понимают, он ухватил самого важного из пленников за плечо и ткнул пистолетом в сторону порта. – Идем в Кафу! Тем временем со второго беглеца его окликнул Попел. – Полковник, этот тоже наш! – Молодцы, – прокричал он в ответ. – Теперь пошли обратно! Оказавшись снова на берегу, Панин встретил своих сотников – Позднеева и Парфенева. – Докладывайте, каков улов? – Господин полковник, захватили десяток кораблей и каторгу, что ушла от нас из-под Азова. – Видно, планида у них такая… – Да, от судьбы не уйдешь… Пленных много взяли. Одначе куда их всех девать теперечи? – Все корабли накрепко к причалу пристроить и крепкие караулы выставить. Паруса отвязать и убрать вот хоть в воротную башню, весла снять, казну сыскать и мне принесть. Товары, какие найдем, – пересчитать и мне роспись дать. Гребцов расковать, вызнать кто и откуда. И вот еще – надо всем поесть толком. Разыщите котлы и еду да принимайтесь прямо здесь за варево. Или корчмы какие поблизости сыщите, поваров растолкайте, пусть спешно принимаются за готовку. Галерных гребцов тоже след накормить. Православным можно и оружие раздать. Сабли, топоры, чеканы, ятаганы, кинжалы из тех, что нам с добычей сегодня попали. Пошли к башне воротной, осмотрим, чего да как там. Думаю, надо ее занять, а потом нарочного царю-батюшке пошлем с доброй вестью. – Будет исполнено. Дойдя до бастиона, Федя быстро осмотрелся внутри и, дойдя до верхней площадки, снова принялся раздавать приказы. – Всех матросов согнать в подвал этой башни, только сначала проверьте там все, нет ли тайных ходов. Купцов и капитанов запереть здесь же, только на втором поверхе, и стеречь строго. Ведите их туда, я сам им все скажу. Где Нахат? Она сейчас будет мне нужна. Оглядев стоящих перед ним османских «морских волков», Панин, сидя на единственном найденном стуле, изъяснил пленникам их дальнейшую участь: – Меня зовут кавалер Федор Панин. Я полковник русской службы и государев стольник. Корабли ваши отныне законная добыча царя Ивана Федоровича. Как и весь товар. Вы сами и ваши люди – пленники, и в жизни вашей ныне волен един человек – мой государь. Пока посажу вас под замок, в железа не заковываю, но смотрите, один чих, и всех порубим без жалости до смерти! Переводи, Нахат. Девушка принялась излагать мрачные перспективы на гортанном турецком наречии. Из ее прекрасных уст слова Панина, как видно, звучали еще как бы не страшнее. Оттого просоленные и загорелые моряки заметно побледнели и спали с лица. – Есть из вас кто православный? Али все басурмане? – Я грек, зовусь Коста Иерсмуза, господин кавалер. – Перекрестившись, словно желая подтвердить свою веру, поклонился один из них с роскошной седой бородой. – Хорошо, тебя будем держать отдельно. Иди за мной. Остальным к вечеру принесут еды. А пока ждите. Тяжелая дубовая дверь с грохотом захлопнулась. – Вот что, Коста, много чего мне надо тебя расспросить. Ты сам решай, запираться или честно все говорить станешь. Ежели доброй беседы у нас не выйдет, так чего время терять, вертайся обратно к туркам пленным. – Спрашивай, достопочтенный, все расскажу, что знаю. – Вот и славно. Для начала, есть тут у вас корчма или еще какое заведение, где поесть можно. С вчера маковой росинки во рту не было. – Господин, – сунулся возникший, словно ниоткуда, Васька, – тут в трех шагах припортовая корчма, выглядит пристойно, скотина на заднем дворе, убоина свежая. – А ты уже и разведать успел, шустрила? – Как без того? Мое дело о вашей милости заботиться. – Ну, веди в эту корчму. Ваську Панин встретил два дня назад в новопереименованной по воле царя Керчи. Белобрысый худой парнишка сидел, обряженный в лохмотья, сквозь которые просвечивали мослы, и пытался с берега ловить на удочку рыбу. Отчего-то Федя не смог просто пройти мимо, хотя и спешил, как всегда. Остановился рядом, понаблюдал молча, потом спросил: – Как клев?