Я знаю, что к маку можно пристраститься, поэтому киваю. Однажды мне уже пришлось пережить неприятный отказ от этого лекарства. Тогда я почти не могла спать пять дней подряд. Тело не засыпало, что бы я ни делала. Проходить через подобное снова я не хочу и вообще надеюсь, что сегодняшняя ночь просто стала мрачным исключением в череде обыденных дней. Хоть Инга и угрожает мне, но прекрасно знает, что обучение я закончила и сама могу приготовить снотворное. Однако я не стану делать этого у них за спиной. Доверие – главное, что есть у нас. Сёстры – единственные, и другой семьи ни у кого из нас нет и не будет. Инга одобрительно улыбается и указывает на приготовленных коней. Некоторые верят, что Мары ездят исключительно на белых лошадях, но это неправда. Хотя были князья, что дарили нам коней светлого окраса, думая, что это уважит богиню. В действительности любая лошадь – достойный дар и большой помощник. У Инги лошадь рыжей масти, у Ясны серая кобыла, у меня серый конь в яблоках. Мы направляемся на юго-восток. Не так давно поблизости появилась новая деревня. Своё поселение жители назвали «Зарич», но расположились там пока от силы семей десять. Вот они-то и жалуются на странный вой в лесах. – Я знаю, что нужно, чтобы ты повеселела, сестра! – неожиданно выдаёт Ясна, когда мы не торопясь двигаемся в сторону нужной деревни. Я неуверенно натягиваю улыбку, догадываясь по весёлому тону подруги, что её идея маловероятно придётся мне по вкусу. – Вот-вот наступит праздник! Как насчёт веселья в Иванов день? Мы заслужили отдых, – Ясна демонстрирует белые зубы в широкой улыбке, а по блеску в глазах я осознаю, что она уже всё решила. – Я считаю, что это неплохая идея, Вела. Я резко оборачиваюсь на Ингу, удивлённая её согласием. – Ты же это несерьёзно? – с мольбой уточняю я, ёрзая в седле. – Ещё как серьёзно. Ты засиделась в храме. Мои брови взлетают от этого заявления. Мне исполнилось девятнадцать только в начале года, до этого я придерживалась комендантского часа. Мне позволяли бродить по лесам в округе, но ни в одну из деревень в одиночку я поехать не могла. На праздники вроде Коляды или Масленицы хоть и не всегда, но меня брали. На праздновании Ивана Купалы я была только два раза, так как это праздник скорее для молодых и свобод-ных. Юноши и девушки прыгают через костры, водят хороводы, дарят понравившимся молодым людям венки, выбирают будущих жён и мужей, а кто-то наслаждается знакомствами на одну ночь. Раньше для меня всё было строго, а сейчас Инга – вторая по старшинству после Русланы – буквально приказывает мне уехать из храма и… повеселиться. Я прищуриваюсь, ожидая подвоха в виде какого-нибудь условия или задания. Инга чувствует мой пристальный взгляд, оборачивается и смеётся, вероятно, догадываясь, в чём дело. – Вела, просто повеселиться. Отдохнуть! Мы все так делаем. Как давно ты общалась с другими людьми? – Недавно на реке, – бубнит себе под нос Ясна, но откашливается в кулак, когда я бросаю на сестру предупреждающий взгляд. – Когда ты была в деревне, Вела? – с нажимом меняет вопрос Инга. – На Масленицу, – нехотя признаюсь я. – На Масленицу?! Несколько птиц, потревоженные громким возгласом, срываются с веток. – Три месяца назад?! – не унимается Инга, а я всё ниже опускаю голову от стыда, понимая, что действительно давно не виделась с живыми людьми, если не считать неудачной встречи с косторезом. – Затворничество в храме ещё ни одну сестру до добра не довело, Вела. Общение и тем более веселье важно для душевного равновесия. – Тогда решено! – воодушевляется Ясна, чувствуя, как они загоняют меня в угол. – Захватите Злату и Миру с собой, а мы с Русланой присмотрим за Айкой, – говорит Инга той, а меня и вовсе уже не спрашивают. Но я и не пытаюсь возражать, думаю, копаюсь в себе и внезапно сама злюсь на своё отшельничество. Моя жизнь не должна быть такой. Я не хочу держаться за прошлое, что с такой лёгкостью бросило меня, когда я нуждалась в помощи. Почему же я сама хватаюсь за воспоминания? Те кошмары позади, моё обучение позади. Теперь я могу попробовать начать жить по-настоящему, вновь обрести хоть немного свободы и разобраться, что ещё мне нравится делать. Мы не каждый день сражаемся с нечистью, пора найти что-то, что мне может быть по душе. Мира любит мастерить украшения, поэтому Ясна и отдала ей мою лунницу. Руслана и Инга в свободное время предпочитают читать или переписывать тексты для сохранности. При возможности они привозят в храм новые книги и свитки. Ясна обожает праздники. Я же в свободные минуты вырезаю по дереву, хотя делаю это бездумно, чтобы руки занять. – Отлично, я пойду! – говорю я, расправляя плечи и улыбаясь сёстрам, однако теперь они разглядывают меня с замешательством, удивлённые внезапной переменой. – Будет весело. Это же праздник! Я ещё несколько раз уверенно киваю, но уже скорее для себя, пытаясь укоренить эту мысль в собственном сознании. Выезжая на широкую дорогу, мы ускоряемся, пуская лошадей галопом. До самой деревни почти день пути, но нам нужна не она сама, а небольшой лес на северо-востоке от Зарича, поэтому дорога займёт меньше времени, примерно полдня в одну сторону. Роса полностью испаряется, а утренняя дымка рассеивается под солнечными лучами. Мы проезжаем поля и берёзовые рощи, несколько раз останавливаемся на короткие привалы, позволяя лошадям отдохнуть, а один раз прерываемся на скромный обед. Солнце близко к зениту, и высоко в голубом небе висят мягкие кучевые облака. Я с интересом разглядываю их причудливые формы, жмурюсь от удовольствия, чувствуя по-летнему приятное тепло. Тереблю рукав верхнего кафтана, подумывая, стоит ли его снять. Ткань хоть и тонкая, специально для летнего периода, но она поможет согреться, когда при галопе станет прохладно. Через час после полудня мы добираемся до нужной опушки. Замираем перед полосой леса и делаем то, что нужно в данном случае. Мы слушаем. Ждём, улавливая звуки и намёки на то, что завелось в этой чаще. Щебет птиц слишком оживлённый, значит, это не упыри и не бесы. Воздух не кажется влажным, и я не помню, чтобы где-то здесь были пруды достаточно глубокие для утопленников. Да и запах застоявшейся воды ощущался бы в воздухе. Русалки же любят чистые озёра и желательно с притоками рек. – Вытьянка, – с облегчением говорит Инга, когда мы одновременно слышим тихий жалобный вой. Мы все выдыхаем, зная, что пока ничего опасного в этом создании нет. Вытьянки – духи неупокоенных костей. Они воют, плачут и стенают, чтобы кто-то их нашёл и похоронил. Однако если это будет продолжаться слишком долго, дух может озлобиться и стать призраком. – Их несколько, – говорю я, спешиваясь. Сёстры следуют моему примеру и продолжают прислушиваться, пытаясь по звукам подсчитать, сколько их. Но тоскующие стенания разносятся эхом, и неясно, с какой стороны они появляются, кажется, что отовсюду. Возможно, там только одна вытьянка, но её вой отражается от деревьев, создавая звуковой обман. Замечая признаки бурелома, мы привязываем лошадей на опушке, решая не брать их с собой в чащу. – Разделимся, – предлагает Ясна. – Хотелось бы вернуться в храм до глубокой ночи. Если разойдёмся, то быстрее управимся. Инга старшая, и она какое-то время прикидывает варианты, но в итоге согласно кивает. – Будьте аккуратны. Если встретите кого-то опаснее, то не рискуйте понапрасну. Встретимся здесь через пару часов. Никто из нас не вытаскивает оружие, так как вытьянка не представляет серьёзной опасности, но я проверяю, удобно ли висит топорик и легко ли его выхватить при необходимости. Мы с сёстрами расходимся в разные стороны, продвигаясь вглубь леса. Как только их шаги стихают, я замираю среди тонких поваленных стволов. Лес смешанный, а летом из-за листвы почти ничего не разобрать. Напряжённо жду, медленно обводя взглядом местность. Как только раздаётся жалобный вой, я моментально направляюсь в его сторону, он обрывается, а потом повторяется, но немного переместившись. Меняю направления, следуя за звуком. Тот вновь повторяется и пропадает, а я чертыхаюсь, осознавая, что эхо играет со мной. Кажется, что я хожу кругами и постоянно не в ту сторону. Раздражённо продираюсь сквозь кусты и замираю, натыкаясь взглядом на человека, сидящего на корточках ко мне спиной. Он что-то делает и не замечает моего появления. Я хватаюсь за рукоять меча, задерживаю дыхание и внимательно приглядываюсь, точно ли это человек. Жалобный плач вытьянки раздаётся рядом с фигурой, и я наклоняюсь, разглядывая кости и череп неподалёку. Расслабляюсь и убираю руку с оружия. – Стоило догадаться, – нарочито громко говорю я. – Ты там, где кости. Спина и плечи Ирая напрягаются, он прекращает своё занятие и медленно оборачивается ко мне через плечо. – Ма-ара, – тянет он, расплываясь в белозубой улыбке, словно мы хорошие друзья. Я вопросительно приподнимаю бровь, когда он медленно осматривает меня с ног до головы своими голубыми глазами. – Сегодня ты сухая. – Сегодня ты одетый, – с той же интонацией парирую я, а собеседник усмехается. – Я почти уверен, что слышу сожаление в твоём голосе. – Это только потому, что желаешь его там услышать. Ирай беззвучно смеётся, веселясь. Я невольно улыбаюсь в ответ, находя странное удовольствие в наших абсолютно нелепых обменах любезностями. Я подхожу ближе, чтобы посмотреть, чем он занят. – Это вытьянка, – уже серьёзнее говорит он, указывая на небольшой светящийся дух над костями. Тот не имеет формы, просто похож на колышущиеся нити света, но, судя по костям под ним, это не человек. Скорее всего, олень. Вытьянки животных не становятся озлобленными призраками, но продолжают выть, пока их кости кто-нибудь не найдёт. Животное умирало в муках, раз продолжает стенать даже после смерти. – Не бойся. Она неопасна, – заверяет меня Ирай, продолжая копать могилу. – Нужно просто хотя бы ненадолго похоронить кости, и дух уйдёт. Я присаживаюсь рядом на корточки и с притворным удивлением округляю глаза. Не отрываясь, смотрю ему в лицо с тем же выражением, с которым многие незамужние девицы глядят на молодых, сильных и красивых мужчин. – Так просто? – с притворным восторгом переспрашиваю я. – Так просто, – кивает Ирай и продолжает копать яму. Косторез запоздало понимает, что моя реакция наигранная. Он останавливается, его улыбка становится вымученной, когда он вновь поворачивается ко мне. – Но ты ведь Мара и сама всё знаешь. – Знаю, – теперь уже мои губы растягиваются в наглой улыбке, и я чувствую, что маленькая, но победа в этот раз за мной. – Ты здесь одна? – Нет, с сёстрами. – Беру ближайшую палку и помогаю собеседнику с могилой. – А что ты здесь делаешь? – Ты верно угадала с самого начала. Я пришёл за костями. – Охота? – Нет, за этими костями. Я прослеживаю взглядом за палкой, концом которой он указывает на останки оленя с жалобно скулящим духом. Не сразу понимаю, что он действительно говорит о них. – Кости, над которыми чахнет дух, особенно привлекательны для моей работы и могут принести удачу и здоровье, если вырезать из них оберег. От упырей, конечно, не уберегут, но от заговоров очень даже. Я услышал про вой в этом лесу и знаю, что вытьянки неопасны, – пожимая плечами, поясняет он. – Да, только если дух не над человеческими костями! – резко обрываю я, осознавая, что он говорит. – По вою не определить, чьи кости, и ты мог наткнуться на призрака, а может, и упыря! – Но не наткнулся же. Я не впервые этим занимаюсь. Я ошарашенно открываю и закрываю рот, слушая, с каким спокойствием он рассказывает о возможных опасностях. Не обращая на меня внимания, Ирай складывает кости в вырытую яму и начинает аккуратно засыпать землёй. Я чувствую поднимающееся раздражение: он не воспринимает мои слова всерьёз. – Не впервые?! Да ты просто везучий глупец! Он замирает и поднимает на меня удивлённый взгляд. Я едва вновь не теряю дар речи, когда на его лице отражается обескураживающая невиновность и обида.