— У него реакция бурная, ведет себя как обезумевший от горя человек, несет несуразицу, отвечает невпопад. — Может, он большой хитрец и водит вас за нос? — Теоретически он мог совершить оба преступления, в день пропажи Попова он присутствовал в Садах и алиби не имеет. Но у него нет мотива преступления. Томишин вальяжен, голос его раскатист, видно, что оперативник из управления большого о себе мнения. Сидя за своим столом, инспектор Шестиглазов нервничает, но держится независимо. — Что дает проработка второй версии — капитана рыболовецкого ceйнepa Кирилла Феоктистова? — спрашивает Томишин. Шестиглазов крутит в руках блокнотик и неторопливо отвечает: — Кирилл Феоктистов считал Ольгу Ангелову своей невестой. Сначала Ольга давала ему авансы, петом решила отыграть назад, когда познакомилась с Рахимом. Кирилл чувствовал себя жестоко оскорбленным и клялся отомстить. Во время преступления он находился поблизости, в лесу. У него нет алиби и по делу Попова. Они, вроде, прежде были знакомы, встречались несколько раз, капитан выполнял личные заказы Попова на поставку рыбы. По этому поводу у них могли возникнуть финансовые разногласия. — Что скажет врач-психолог? — спросил Томишин. Пожилой с седыми висками врач говорил непререкаемо: — Я уверен — действует маньяк. Если говорить просто, без медицинских терминов, никакой мотивировки у маньяка быть не может. Он что-то ввдел, это его взбудоражило, побудило к действию, и у него появилась дикая активность. Он выбирает первого попавшегося человека и убивает. Мотивов, понятных нам, у него может не быть. — Кто этот человек? Обрисуйте нам его хотя бы примерно. Попробуйте, для примера, вспомнить подобную ситуацию, — попросил Куликов. — Кто угодно может оказаться человеком, которого мы ищем. Вспомните Чикатило, — оживился доктор. — Он высматривал свою жертву. Спокойно, тихо, деликатно с ней говорил, и у людей не появлялось сомнений, что он может быть иным, жертвы полагали, что он очень добрый, шли с ним. А в портфеле Чикатило уже лежали презервативы, вазелин, бечевка. И уже потом он становился иным — насиловал, убивал и даже, иногда, поедал тут же свою жертву. — Кого же нам искать? — настаивал Куликов. — Трудно сказать. Встретив маньяка в обычной ситуации, мы его не узнаем. — Теперь предлагаю послушать нашего гостя, — повернулся к нам Куликов, — частного детектива Ярослава Грая, который пришел со своим помощником Виктором Крыловым. Вообще, здесь все люди с погонами, и частных сыщиков мы никогда не приглашали на наши совещания и оперативки. Но тут сделали исключение. Ведь Грай тоже прежде служил в милиции, наш человек, да и письма в стихах ему адресованы. Нам очень хотелось бы узнать, Грай, кто этот ваш корреспондент, зловещий НАГ? Грай взглянул в лицо Куликову и легко начал разговор. — Можно расшифровать подпись, например, как Никитин Анатолий Григорьевич и попытаться найти такого человека в Садах. Но вариантов имен получится великое множество, и, в принципе, эта работа трудновыполнима и не нужна. — Не скрывайте, Грай, у вас наготове другая версия, — заметил Томишин. — Есть другая версия, я полагаю, что НАГ — это имя из сказки Ридьярда Киплинга «Рикки-Тикки-Тави». Если помните, это имя двухметровой змеи, очковой кобры, главы семьи. Наг поставил себе цель — убить всех людей в доме, чтобы они не ходили в сад и чтобы весь сад принадлежал ему одному. — Вы нам сказки не рассказывайте, — рассмеялся Томишин. — Эдак мы заберемся прямиком в джунгли и оттуда уже никогда не выберемся. Но Грая неожиданно поддержал доктор. — Для сумасшедшего сказка может быть реальней жизни. Прочитал книжку или прослушал пластинку, выбрал себе подходящую рель и начал действовать. — В таком случае роль Рикки-Тикки-Тави вы берете себе, Грай? — захохотал Томишин. — Ведь сказка кончается, насколько я помню, тем, что мангуст вцепляется в горло змее я душит ее? — Ни в коем случае, — отмахнулся от него мой шеф. — На роль победителя в рукопашной схватке претендует мой помощник, чемпион по боксу Виктор Крылов. Все дружно повернули головы ко мне. Я с достоинством выдержал разглядывание моих скул, грудной клетки и производящих должное впечатление кулаков. Язык так и чесался вставить в разговор несколько крылатых фраз. Но вовремя я вспомнил, что слово — серебро, а молчание — золото. Хвастанешь тут, а маньяка схватит Шестиглазов, вот и получится, что Виктор Крылов хвастливый болтун. Нет уж, сначала дело, потом слово. Только так можно добиться у Грая повышения жалования. Об этом нельзя забывать никогда. — Пока действие идет не так, как в сказке, — продолжал Грай. — НАГ убивает людей и остается недосягаем для нас. — Ждете ли вы следующее письмо? — спросил устало Куликов. — И если ждете, то когда? — Хотелось бы вас порадовать, но приходится огорчить. Жду следующее письмо и не позже, чем в будущую субботу. Начальник уголовного розыска схватился за голову и простонал: — В мае окончились занятия в школах. Люди берут детей и спешат в Сады — каникулы! В субботу к нам мчатся вереницы автобусов — все сажают огороды, поливают, удобряют… Голос Томишина зазвучал резко и грубо: — Это ваша «земля», Куликов. Лично вы несете персональную ответственность за все, что здесь происходит! — Грай, как вы думаете, кто может оказаться следующей жертвой в Садах? Что вы думаете по этому поводу? — измученным голосом спросил Куликов. — Несколько лет назад я расследовал дело о таинственном исчезновении директора продуктового магазина в Тосно, — начал рассказывать Грай. — И по ходу расследования мне пришлось посетить нашу Межобластную больницу, где производилась психиатрическая экспертиза преступников, где, как вы знаете, психически неполноценные преступники проходят курс лечения, чтобы предстать перед судом. И там я встретил Криницына, помните, который запугивал Раймонда Паулса? — Кое-что помним, расскажите поподробнее, если это к делу относится, — попросил Куликов. — Думаю, относится. Криницын, отец двоих детей, прекрасный семьянин, инженер по профессии, однажды сидел у своего приятеля, который жил напротив дома Паулса. Приятель выглянул в окно и сказал: «Вот приехал самый богатый человек Латвии». Криницын выглянул в окно посмотреть, кто это? Увидел Паулса, и в тот же момент у него в голове мелькнула мысль: самый богатый человек — его сосед. Тут же он разработал план, как «пощипать» соседа. Прикинул — ему нужна дача, машина и еще кое-что, высчитал точно, ему необходима сумма в семнадцать с половиной тысяч долларов. Квартира у него уже была. Основательно подготовился Криницын к выполнению своего плана. Выехал за город, вдет по лесной дороге. Там редко, но все же ездят машины. Слышит — вдет легковушка, он в ужасе бежит ей навстречу, машет руками, показывает в лес. Машина остановилась, Криницын с дрожью в голосе кричит: «Там лесник, его деревом придавило. Мне одному никак не поднять. Надо идти скорее, а то не спасем человека!» И так он все реально описывал, такой ужас был на его лице, что водитель машины поверил и побежал за ним по тропе. Криницын пропустил несчастную жертву вперед и выстрелил в спину. Был у него всего-навсего самопал, но стрелял здорово. Убитого погрузил в его собственную машину, отвез к дому Паулса и оставил перед дверью. И так ловко умудрился все проделать, что его никто не увидел. Так он совершил семь убийств и машины с трупами оставлял у дома Паулса. В городе паника. Силовые органы работают сутками, сам министр не спит, руководит оперативной работой, думает — банда в городе объявилась. Принта грибная пэра. Последнюю машину, если не ошибаюсь, он выследил в лесу. Мать с отцом пошли за грибами, а сын в машине спал. Криницин через окошко застрелил мальчика. Опять привез к дому Паулса и позвонил ему: «Давай семнадцать с половиной тысяч». Тот отвечает: «Если ты бальной, то лечись». — «Ну, а как машины с трупами? Еще хочешь?» Паулс тут же сдался. Но попросил сделать отсрочку. «Я сразу таких денег не наберу, у меня найдется треть, тысяч пять». — «Ладно, деньги положи в дипломат, отнеси в соседний сквер, оставишь под второй скамейкой. И сразу уходи, нс оглядывайся, а то следующий труп будет твой. И не вздумай в милицию звонить». Паулс хоть и был основательно запуган, в милицию позвонил. Там быстро сориентировались. Паулс принес дипломат в сквер, положил под вторую скамейку и быстро-быстро, не оглядываясь, ушел. Следом появился Криницын, сел на эту скамейку, достал дипломат. И что, вы думаете, стал делать? Начал взламывать замки. Ключа нет, он замки сбил камнем и открыл дипломат. Оттуда фонтаном вырывается несмываемая краска и обливает его всего. Тут же с деревьев прыгают оперативники, и не успел новоявленный богатей глазом моргнуть, как его схватили. Позвонили министру. Тот закричал в трубку: «Везите ко мне». — «Да он мокрый, в краске». — «Как есть, так и везите. Я из-за него какую ночь не сплю». И вопрос, как психиатры установили, что Криницын бальной? Сумму определил — семнадцать с половиной тысяч. Нормальный человек округлил бы. И сумма смехотворная, не стоила таких жертв, достаточно было избить кого-нибудь и позвонись Паулсу — мол, следующий будешь ты, результат оказался бы тот же. Цель не оправдывала средства. И еще — в сквере сел на скамейку, где положен дипломат, не догадался поднять голову и посмотреть наверх, где на каждом дереве сидел оперативник. Грай оглядел всех присутствующих и задал вопрос: — Как можно было предположить, высчитать, кого следующего убьет Криницын? У нас в Садах сейчас, может быть, происходит нечто подобное. — Откровенно говоря, — признал Куликов, — сейчас мы не можем выйти на след маньяка. И гарантировать отсутствие следующей жертвы тоже не в силах. Начальственный Томишин рассердился не на шутку: — У меня такое впечатление, что вы все тут загипнотизированы всемогуществом и неуловимостью маньяка. Очнитесь, вы же цвет милиции, уголовный розыск! Надо сделать все возможное и невозможное. Пришло время выложиться. Мы не можем допустить, чтобы сумасшедший маньяк у нас на глазах убивал людей! Глава X Ожидание — вот на что мы были обречены. Вдвоем с Граем съездили в город, торопливо закончили предыдущие дела. В пятницу утром третьего июня вернулись в Сады. О маньяке новостей не имелось, поэтому я стал помогать Бондарю — спустил насос в колодец, протянул шланг, стал поливать грядки. Капитану мое усердие пришлось не по душе: — Ты о чем думаешь? Смотри, грядку с чесноком наполовину размыл. Совсем голову потерял. Днем Грай присоединился к нам — обрабатывал тяпкой приствольные круги под вишнями. Не выпуская из рук поливочный шланг, я придумал двенадцать способов поимки убийцы, но ни один из них не годился для дела. Сам не пойму, почему, каким образом работа моего мозга перестроилась на иной лад, переключилась на другой объект. Причем это произошло самопроизвольно. Совершенно неожиданно для себя я вдруг обнаружил, что думаю о своей новой знакомой, Золушке из местного магазина, Зое, думаю об ее маленьких ушках, карих глазках, стреляющих не хуже снайперской винтовки, об ее острых грудках, о тонкой талии, о всем, что удалось увидеть, и о прелестях, которые не позволил разглядеть прилавок. Взяв что-то в голову, я не знаю обычно удержу. Так произошло и в данном случае. Не выпуская из рук поливочный шланг, я продумал двенадцать способов… кх-м… кх-м… — Где твоя голова?! — заорал на меня Бондарь, перебив размышления на пикантном месте. — Грядку с морковкой напрочь размыл! Вразумительного ответа я дать не смог. На конец шланга пришлось навинтить насадку, чтобы вода разбрасывалась веером, тонким слоем. Что интересно, я попытался понять ход собственных размышлений, ведь в подсознании ничего не происходит просто так. В чем причина такого перескока? Как правило, взяв след, да еще кровавый, я иду по нему с упорством бульдога, и никакие силы не способны сбить с него. А тут? Должен честно признаться, наверное, весеннее солнце на меня повлияло, я не стал глубоко копать, нашел простое объяснение, удовлетворился тем, что лежало на поверхности — отнес этот перескок на счет переизбытка внутренней мужской энергии, на данный момент невостребованной. То есть в работе подсознания произошел досадный срыв, или сбой, как хотите. В итоге воображение мое разыгралось во всю ивановскую!.. До шести вечера я сдерживал себя и честно сражался с сорняками, ставшими мне вдруг ненавистными, и многих победил. На криминальном фронте за эго время ничего не произошло, и ровно в восемнадцать ноль-ноль я посчитал, что мой официальный трудовой день окончен, а вечер можно провести по своему усмотрению. Лопату я зашвырнул за куст смородины и решительно заявил Граю: — Если вы не возражаете, шеф, я пойду прогуляюсь, послушаю соловья, может быть, удастся встретить маньяка, — и сам первым рассмеялся собственной неудачной шутке. Грай тотчас увидел, что я готов к бунту. Священное право на бунт он признавал за мной. И заметил деликатно: — При встрече с «маньяком», будь. Виктор, осторожен. Мы еще не знаем, с кем столкнулись на этот раз. — Разумеется, буду осторожен, — пообещал я. Умылся, облачился в серый, в мелкую клеточку, английский костюм. Заявил Бондарю: — К ужину, может быть, не приду. — И был таков. Народу в магазине под вечер оказалось достаточно. Но Зоя, стрельнув глазками, сразу увидела меня. На щечках образовались чудесные ямочки. — Ага, знаменитые сыщики на дежурство прибыли? — приветствовала она меня и усмехнулась. — Председателя Попова на дороге не встретили? — Встретил. — принял я игру. — Передает вам привет, просил занять очередь, обещал зайти. — Фи-и-и, — скривила она красивый ротик. — Привет от покойника мне не нужен… Что станете брать? При входе в магазин, седьмым чувством я уловил сигнал — опасность! Но откуда опасность исходила, от кого? Не могу разобрать. Невзначай оглядел покупателей, даже прошел вдоль очереди, будто товары выбирал. Среди этих людей с авоськами и тощими кошельками в руках не было наших клиентов, это я научился определять довольно точно. Неужели опасна сама Зоя, но чем? Намерена поймать меня в свои амурные сети? Пусть ловит, я сам это страстно желаю. Пора-пора симпатичной девушке меня заарканить, а то я от бездействия могу свою джентльменскую профпригодность потерять. В голове, в центре, который я называю «сторож», продолжала мигать сигнальная лампочка — опасность! В конце концов я решил, может, это и к лучшему, если маньяк здесь, то я в отличной форме и вполне готов к общению ним. Жаль только, что пистолет не взял с собой. Зоя с улыбкой смотрела на меня, ожидая, какую я сделаю покупку. Пришлось выбрать первое, что попалось на глаза: — Селедка в бочке, судя по виду и запаху, неплоха. Две, пожалуйста, пожирнее… Кстати, вы Рублеву сегодня, случайно не видели? — Извините, бумаги у меня нет, придется селедку в газету завернуть. — Облокотись на прилавок, она придвинулась ко мне, обняла за затылок горячими пальцами, от этого легкого прикосновения я получил сладостный удар током и начал плавиться, превращаясь в кисель. Зоя, горячо дыша мне в щеку, зашептала: — Подозреваете бухгалтера? Я сделал неопределенное движение руками: — Да… то есть нет, — что я несу, доказательств нет никаких.