Разговор зашел о прошлогоднем нападении Рукстона и кроу на лагерь дяди и о том, как мы угнали у кроу сорок коней. Ребята из группы Окоток были тогда в вигвамах, по которым стреляли наши. Теперь они с явным недоверием приняли наш рассказ о том, что и мы активно участвовали в боевых действиях. — А помните вы свою загородку, где стояли лошади? — спросили мы. — Да, помним. — Ваши лошади были у самой реки, а мы притаились на другом берегу. — Так близко? И не боялись? — Не было времени бояться! — с большим достоинством ответил брат. — В этой битве, под градом пуль, закалялись наши сердца. После таких возвышенных слов Сильного Голоса наступило минутное молчание. Я прервал его: — А вы, кроу, боялись тогда? Скажите правду. — Немножко. Это искреннее признание очень тронуло нас. Мы заявили, что теперь не будет более верных друзей, чем черноногие и кроу. С этим чувством все улеглись спать, прижавшись друг к другу. Рано утром наши новые друзья распростились с нами. По мере приближения к дому нас начали тревожить сомнения. Совесть мучила каждого. Уже много недель наши отцы ни о чем другом не говорили во время бесед у костра, как об опасности, грозившей нам со стороны кроу. Могли ли мы теперь признаться старшим, что встретили ребят из этой группы и что нам было хорошо с ними? Нет, сто раз нет! Ребячья честь повелевала нам сохранить тайну и любой ценой отстоять нашу дружбу с ребятами из группы Окоток. Уже около вигвамов мы, пятеро, пожали друг другу руки и поклялись молчать. В лагере все было в полном порядке. Никто не обратил особенного внимания на наше отсутствие. Уже не в первый раз мы отправлялись в такие долгие прогулки. Мать, как обычно, встретила меня вопросом: — Ну, как там было? Хорошо? — Хорошо, мама. — Было что-нибудь интересное? — О да!.. Нет, нет… собственно, ничего! Мать внимательно посмотрела на меня, а я отвернулся. Не говоря больше ни слова, она сытно накормила меня. Из таких далеких походов человек всегда возвращался голодным как волк. Наевшись оленьей печенки, я впал в блаженное состояние. Родной вигвам был на редкость уютным, близость матери успокаивала. — Мать, — спросил я, — это очень плохо, когда имеешь много друзей? — Наоборот, Маленький Бизон! Чем больше друзей, тем лучше для человека. А что? — Я тоже так думаю… Тут нет ничего плохого… Язык у меня так и чесался. Мать была очень добра ко мне и достойна неограниченного доверия. Но я ни на минуту не забывал о протянутой товарищам руке и о клятве. Нет, я их не выдам!.. С матерью, которая не могла ни о чем догадаться, можно было вести невинный, хитрый, замаскированный разговор, подсмеиваясь в душе над тем, что она ничего не понимает. — Мама, а все кроу из группы Окоток плохие люди? — снова спросил я невинным тоном. — Мы воевали с ними в течение жизни нескольких поколений, — Ответила мать. — Они убивали воинов черноногих, мы убивали кроу. Они говорили, что мы плохие люди, мы говорили, что плохие люди они. Разве я знаю, где правда? — А может быть… — оживленно подхватил я, — а может быть, они такие же хорошие, как и мы? — Это возможно… Мать хлопотала, наводя порядок в вигваме, и совсем не смотрела в мою сторону. А меня что-то снова дернуло за язык. — Мать, — тихо сказал я, — а если случайно… ну совсем неожиданно… мы подружились бы с несколькими ребятами из группы Окоток, ты бы очень рассердилась? Мать прервала работу и, внимательно посмотрев на меня, подошла ближе. — Я только спрашиваю, мать… так, интересуюсь… — испугавшись, старался я принять непринужденный вид. Мать стала передо мной и испытующим, проницательным взглядом впилась в мое лицо. — Маленький Бизон, — медленно произнесла она, — с кем вы встретились на последней прогулке? — Ни с кем, мать, ни с кем! Мы охотились на перепелок, собирали ягоды саскатун, сидели возле костра, беседовали… — Маленький Бизон, — неумолимо продолжала допытываться она, — где вы встретились с ребятами из группы Окоток? Я перестал дышать от испуга. — Мать, разве я говорил что-нибудь о ребятах группы Окоток? Ведь нет же!.. Мать быстро повернулась и выбежала из вигвама. Невдалеке сидели отец и несколько воинов. Поспешно рассказывая им что-то, мать несколько раз показала рукой в моем направлении. Все вскочили. Внезапная мысль пронизала меня: удрать! Я выскочил из вигвама и, как антилопа, помчался в глубь лагеря. Какой-то вигвам стоял открытым. Я влетел внутрь. На счастье, там никого не было. Около стенки лежала куча бизоньих шкур. Я забрался под шкуру и лежал тихо, словно перепуганная мышь. До меня доносились приглушенные голоса; на улице произносили мое имя, звали. Я не шевелился. Не знаю, сколько прошло времени. В вигвам вошли люди. Они перерыли шкуры и нашли меня. — Идем! — коротко приказали они. Меня повели в сторону главного вигвама. Уже издалека я заметил, что там собралась огромная толпа — пожалуй, все обитатели лагеря. При виде такой массы людей я снова попытался бежать, но меня тут же поймали и уже за руку подвели к вигваму. — Что вы хотите со мной сделать? — спрашивал я, едва сдерживая слезы. — Не бойся! Голову тебе не отрубим… Когда мы подошли к толпе, люди стали расступаться перед нами. В вигваме я увидел сидевших на земле старейшин во главе с Шествующей Душой и шаманом Кинасы. Были здесь также мой отец и дядя Раскатистый Гром. Перед ними стояли четверо моих товарищей. Мне велели стать рядом с ними. У всех ребят были измученные и перепуганные лица, как будто всех их собирались предать смерти. Допрашивали моего старшего брата. — …Мы дали клятву, — угрюмо бубнил Сильный Голос, — и ничего не скажем. Нельзя нарушать клятву. — Кому дали клятву? — допытывался вождь. — Взаимно, друг другу… — Как ваш главный вождь я освобождаю вас от нее. Сильный Голос заколебался, но затем сказал: — Нет, я не изменю ей! Заговорил, обращаясь ко всем пятерым, шаман Кинасы: — Молокососы! Вы играете в клятвы, а тем временем грозная опасность нависла над всеми нами! Речь идет о жизни и смерти всего лагеря… Несчастные сопляки! Сейчас же говорите, иначе будете приносить клятву Большому Рогу! Вы хорошо знаете, что это значит! Да, мы знали! Сколько страха испытал я в тот день, когда по моей вине Ровный Снег должен был приносить клятву Большому Рогу! Мы слепо верили, что клятвопреступление должно караться верной и скорой смертью. Мы молча взглянули друг на друга. Когда мои глаза встретились с глазами брата, я умоляюще кивнул головой. Он ответил мне таким же кивком. — Мы встретились, — обращаясь к старейшинам, сказал Сильный Голос, — с ребятами… из племени… из группы Окоток… Хотя присутствующие уже обо всем догадывались, но слова брата произвели огромное впечатление. Только теперь у меня немного прояснилось в голове и я понял, какое важное значение придавали этому известию. — Далеко отсюда? — спросил вождь. — Два часа езды на коне… Снова общее возбуждение: враг был так близко от нашего лагеря! — Что вы с ними сделали? Сколько их было? — Четверо… Ничего мы с ними не сделали. Беседовали, вместе ночевали, говорили меж собой, что… Сильный Голос заколебался. У него возникли сомнения: говорить или не говорить? — О чем именно говорили? — сурово настаивал вождь. — Что… мы теперь… друзья… — дрожащим голосом произнес брат. Наши старейшины приняли эти слова удивительно спокойно. Раскатистый Гром наклонился к моему отцу и что-то прошептал ему на ухо. Я отчетливо увидел, что отец и дядя улыбнулись. Что это могло значить? — Видел ли ты, Сильный Голос, в каком направлении пошли от вас ребята группы Окоток? — продолжал спрашивать вождь. — Видел. Они пошли на юг, а мы — на север… — Помнишь ли ты дорогу к тому месту, где вы их встретили? — Помню.