22 — Мне надо поесть, — говорю маме с порога, едва мы подходим, и тут же на несколько секунд закрываю глаза, понимая, что прокололась. С едой у меня всегда были прохладные отношения, мама знала об этом лучше других, всю прошлую беременность я использовала только эту формулировку, быстро вернувшись в привычное русло. Посмотрела на неё и слегка пожала плечами, а она отдала Рому Тимуру и молча пошла на кухню, пряча подступившие слёзы. Надеюсь, радости. — И как долго ты была намерена скрывать?! — встречает меня возмущённым шёпотом, когда я закрываю дверь. Посудой гремит, полотенце швыряет, злится. — А ты когда собиралась мне рассказать про интрижку с донором спермы? — перехожу в нападение, а мама замирает. — Ты же не думаешь, что я совсем тупая? Таинственный мужик в твоей спальне, нелепые ночёвки у подруг, два года уже, мам, как минимум! — Сама сказала — просто интрижка, — морщится в ответ, — я не собираюсь вас знакомить. И мы говорили не об этом! — Мы говорим обо всём сразу, — плюхаюсь на стул и прошу: — Расскажи о нём. — Нечего рассказывать! Бандюга, каким был, таким и остался. Ему не место в твоей жизни! — А в твоей? — хмыкаю в ответ. — Про домик ты обмолвилась, полагаю, дела у него идут неплохо. — Деньги нужны? — напрягается мама. — Неа, — отвечаю пространно, — бандюга. — О, Господи… — бормочет невнятно и растирает глаза. — Дай его номер, если не хочешь, чтобы я пошла твоей проторённой дорожкой. И покорми нас… мне… — Надо! — огрызается, включая духовку. — Скройся с моих глаз! — поднимаюсь и иду к двери, а она говорит мне в спину: — Я счастлива. — Ещё бы, — фыркаю в ответ, — отчаянные — самые горячие. В голову мне тут же прилетает скомканное полотенце, а я бегу с поля боя, признав поражение и тупо хихикая. Прохожу в гостиную, ложусь на пол и Ромка тут же несётся ко мне, игнорируя игрушки. Падает с размаха на мой живот и начинает барахтаться, пристраиваясь поудобнее, но толком не понимая, к какому результату стремится. Тут, скорее, важен сам процесс. — Везучий ты сукин сын, — морщится Ибрагим. — Да ахереть! — кривится в ответ Тимур. — Из-за тебя, гандона… — Тимур, — осаждаю грозно, — тут ребёнок, вообще-то. — Да он не понимает ни черта… — оправдывается вяло. — Зато повторяет с охотой, — широко улыбаюсь в ответ, — котик, скажи «гандон»! Не особенно у него и повторять-то получается, но Тимуру от этом знать не обязательно. — Сдурела?! — возмущается Соболев, вытаращив глаза и закрывая уши сына обеими руками. Ухмыляюсь, а он закатывает глаза. — Переговоры будут культурными, — тихо смеётся Ибрагим, — но бесперспективными. — Согласен с предыдущим оратором. В чём смысл, Диана? — Анисимов сказал, где Али? — игнорирую их утопический настрой. — Нет, — отвечает Ибрагим, — но через две недели крупная поставка, он просто обязан там быть, если хочет продолжать свои игры. — Какие? — продолжила допрос. — Али всё-таки сумел найти своё место в жизни, — отвечает Ибрагим с неподдельной печалью, — он пролез в фирму Купреева, полагаю, с помощью тех самых расписок, и занимается распространением прибывшего товара. Крупная логистическая сеть по всей стране, репутация без пятнышка — хорошая схема, выигрышная, рабочая. — По себе знаешь, — кривится Тимур, а Ибрагим разводит руками. — Понять не могу, куда слился Купреев и с какой стати. Али явно что-то от него хотел, но что конкретно? — Может, наоборот? — задумался Ибрагим. — Купреев мог начать его шантажировать. Если не получит доли — сдаст Фемиде. — И подставится сам, — морщится Тимур, — бред. К тому же, дело не только в расписках. Твой дружок убил его отца, а у него есть ещё и мать. Я бы не стал так рисковать. Я бы даже ради своей не стал так рисковать. — Точно, — хмыкает Ибрагим, — Диана же говорила, он хотел взять мать с собой. Только вот почему не взял? — Ты сказал, что передал расписки Али уже после заключения сделки? — намерено сбиваю его с мысли. — Да, — кивает тут же. — Любопытно… — тянет Тимур. — Либо Артём по доброй воле помогал сорвать сделку, либо Али начал шантажировать его гораздо раньше. Или вообще третий вариант и я сам не верю, что это говорю… либо со стороны турков сделку два года назад пытался сорвать кто-то другой. — Уверен, что именно он, — морщится Ибрагим, — и да, я тоже в шоке, что это говорю. — Да ты что угодно скажешь, лишь бы со мной не соглашаться, — говорит Тимур с усмешкой, а Ибрагим освящает комнату белоснежной улыбкой. Тимур морщится и демонстративно прикрывает глаза ладонью. — Я ослепителен, я знаю. — Зачем Али срывать сделку? Он аху… отлично устроился тут. — Затем, что там он жил не хуже. И, если подумать, делал всё я. Он был моим замом в фирме отца, руки пачкать необходимости никакой, весь бизнес прозрачен, как стекло. Отец был вынужден идти на некоторые вещи, закрывать глаза, когда грузили контейнеры, в остальном — тишь да гладь. — Ты сейчас пытаешься убедить меня в том, что ты не занимался наркотой на Родине? — хлопает ресницами Тимур. — Скорее Диану, — пожимает плечами в ответ. — Меня не надо, — мотаю головой и поднимаюсь, — я верю вам обоим. Пойдёмте есть, мама уже три раза заглядывала. — Ты же не думаешь, что я забыл твою наглую рожу, когда ты заявился ко мне после подписания контракта с матерью? — прорычал Тимур, а сын тут же надул губы, готовясь заплакать. — Ты пугаешь Рому, — осаживаю его тихо. — Иди сюда, — тянет к нему руки, продолжая хмуриться, но сын жмётся ко мне и косится с недоверием. — Сука… — бормочет чуть слышно и прикрывает глаза, справляясь с подступившим гневом. — А что мне надо было делать? — рычит Ибрагим в ответ. — У меня на тебя такая папка, что волосы на яйцах дыбом встают! А мне край как нужно тут осесть, край, понимаешь?! Рома взвыл и они тут же заткнулись, виновато потупив глаза. — Молодцы! — похвалила язвительно. Встала вместе с сыном и отдала его Соболеву. — Накосячил — исправляй. — Ты видишь, что я в бешенстве, — шипит сквозь зубы, держа всхлипывающего сына на вытянутых руках. — Вижу, — киваю, скрестив руки под грудью, — и он не успокоится, пока не успокоишься ты. — Ты нормальная вообще? Он плачет! Нет, он, блин, ревёт! — А ты думал, он всегда только смеётся и играет? Сюрприз! — Давай сюда, — Ибрагим подходит с деловым видом, а Соболев тут же прижимает к себе сына. — Давай, ты ни с женщинами обращаться не умеешь, ни с детьми. Соболев нервно ржёт и качает головой. — Так, мужик, завязывай, — говорит весело и подкидывает Рому. — Вот, улыбка, отлично. Папа злится не на тебя, папа злится на дядю, который пытается клеить маму и немного на маму, за то, что она ему это позволяет. Ну и на себя, конечно, за то, что повёлся, но не на тебя. Ты — молодец. Пойдём лучше пожрём. Уверен, там есть что-то и для тебя… Выходит из гостиной, продолжая болтать в том же духе, а Ибрагим кривится: — Везучий сукин сын. — Николаев? — спрашиваю не в кассу, пользуясь отсутствием Тимура, а глаза Ибрагима расширяются. — Диана, что бы ты там не придумала, лучше откажись от этой затеи, — говорит почти по слогам. — Что бы я не придумала, лучше сиди смирно, — отвечаю вполголоса, — я тебе поверила, теперь твоя очередь. — Если что, моя матушка на твоих плечах, — говорит серьёзно и идёт на кухню. — Ого! — восклицает громко. — Вот это стол! Будет ещё президент? — Теперь ты клеишь мою будущую тёщу?! — возмущается Соболев, а мама краснеет и мнёт полотенце в руках. Ибрагим усаживается за стол и взаимные колкости продолжаются, а я стою в дверях, прислонившись к косяку, и с улыбкой наблюдаю за тихим семейным ужином.