— По нему тюрьма плачет, без вопросов, — заявил в прямом эфире специально приглашенный эксперт-хипстер. Собравшись парировать этот выпад, Хестер Краймштейн краем глаза заметила за студийными софитами парня, похожего на ее внука. Свет был яркий, а парень стоял за ним, в тени, но все равно чертовски смахивал на Мэтью. — Э-э, смелое заявление, — сказал ведущий, в прошлом весьма симпатичный выпускник дорогой частной школы. В эфире он обычно делал озадаченное лицо, словно гости его передачи несли откровенную чушь, даже когда говорили здравые вещи. Таков был его основной полемический прием. — Что скажете, Хестер? — Вид Мэтью — сто процентов, это Мэтью — выбил ее из колеи. — Хестер? Так, напомнила она себе, сейчас не время отвлекаться. Соберись. — Вы омерзительны, — сказала Хестер. — Простите? — Вы не глухой. — Она прожгла эксперта-хипстера своим знаменитым взглядом. — Вы омерзительны. Зачем явился Мэтью? Раньше внук никогда не приходил к ней на работу без предупреждения — ни в кабинет, ни в суд, ни в телестудию. — Вы не могли бы развить свою мысль? — спросил ведущий. — Запросто, — ответила Хестер, не сводя пламенеющего взгляда с эксперта-хипстера. — Вы ненавидите Америку. — Чего? — И правда, — продолжала Хестер, воздев руки, — зачем нам какая-то судебная система? Какой от нее толк, когда есть общественное мнение? Не нужно ни судьи, ни присяжных. Пусть решение принимает толпа из «Твиттера». Эксперт-хипстер сел ровнее. — Я так не говорил. — Именно так вы и сказали. — Есть улики, Хестер. Четкое и ясное видео. — У-у-у, видео! — Она пошевелила в воздухе пальцами, словно речь зашла о привидении. — Опять двадцать пять: не нужно ни судьи, ни присяжных. Хватит толпы из «Твиттера». Под вашим благожелательным руководством. — Я не… — Цыц! Дайте договорить. Ох, прошу прощения, забыла, как вас зовут. Про себя я называю вас «эксперт-хипстер», а вслух буду называть «пижоном» — ладно, пижон? — Эксперт-хипстер открыл было рот, но Хестер не умолкала. — Вот и славно. Скажите, пижон, какое, по вашему мнению, наказание будет справедливым для моего клиента? Раз уж вы взялись судить, виновен он или нет, давайте заодно и приговор. — Меня зовут, — хипстер поправил хипстерские очки, — Рик. И все мы видели запись. Ваш клиент ударил человека по лицу. — Спасибо за столь дотошное расследование. Знаете, что было бы здорово, пижон? — Меня зовут Рик. — Рик, пижон — без разницы. Было бы здорово, реально здорово, если бы вы со всей своей толпой стали принимать решения вместо нас. Прикиньте, какая экономия времени. Выкладывали бы видео в соцсети, смотрели бы комментарии и решали, виновен человек или нет. Смотря чего больше, лайков или дизлайков. Не нужно ни свидетелей, ни показаний, ни улик. Хватит одного судьи, пижона Рика. Эксперт-хипстер начинал краснеть. — Все видели, как ваш богатый клиент поступил с тем беднягой. — Прежде чем продолжить, — вмешался ведущий, — давайте еще раз покажем видео. Для тех, кто смотрит нас не с самого начала. Хестер хотела было возразить, но этот ролик крутили уже бесчисленное множество раз и будут крутить снова и снова, и если выразить протест, она, во-первых, ничего не добьется, а во-вторых, ее клиент, обеспеченный финансовый консультант по имени Саймон Грин, будет выглядеть еще более виновным. И, что самое важное, на эти несколько секунд Хестер исчезнет с телеэкранов. А это значит, можно будет поискать глазами Мэтью. Вирусное видео — четыре миллиона просмотров, и это лишь для начала, — снял на свой айфон какой-то турист в Центральном парке. На экране клиент Хестер, Саймон Грин, в идеально сидящем костюме под стать галстуку фирмы «Гермес», завязанному на идеальный виндзорский узел, поднимал кулак и бил по лицу босоногого растрепанного юношу, наркомана по имени Аарон Корваль. Из носа у Корваля хлынула кровь. Картина была поистине диккенсовская — мистер Привилегированный Богатей ни с того ни с сего наносит подлый удар Бедному Беспризорнику. Хестер, вытянув шею, бросила быстрый взгляд за студийные софиты, на Мэтью, пытаясь заглянуть ему в глаза. Ее часто приглашали в новости на кабельный канал исполнять роль эксперта по правовым вопросам, а дважды в неделю «знаменитый адвокат» Хестер Краймштейн вела на том же канале собственную передачу под названием «Краймштейн и криминал». Фамилия ее была не вполне созвучна слову «криминал», но руководство решило, что в бегущей строке такое название выглядит в достаточной мере «телегенично», да и звучит весьма цепко. На том и порешили. Внук ее стоял в тени. Хестер видела, что Мэтью места не находит своим рукам — так же как его отец. Глубоко в груди у нее кольнуло, на мгновение стало нечем дышать. Она подумала, не стоит ли по-быстрому подойти к Мэтью и узнать, зачем он пришел, но видеоролик уже закончился, и пижонистый хипстер Рик бил копытом и рвался в бой. — Видели? — С губ его слетела капля слюны и нашла пристанище у него в бороде. — Все яснее ясного. Ваш богатый клиент без причины набросился на бездомного. — Вы не знаете, что там было до начала записи. — Не вижу разницы. — А она есть. Именно для этого нам нужна система правосудия. Чтобы бдительные граждане вроде вас не сбились в стаю и не отправились линчевать невинного человека. — Ого, линчевать? Разве я такое говорил? — Еще как говорили. Признайте уже. Вы хотите, чтобы моего клиента, отца троих детей, человека без уголовного прошлого, немедленно бросили за решетку. Без суда и следствия. Ну же, пижон Рик, не сдерживайтесь, выпустите на волю своего внутреннего фашиста. — Хестер забарабанила по столу, напугав ведущего, и принялась нараспев декламировать: — За ре-шет-ку, за ре-шет-ку! — Перестаньте! — За ре-шет-ку! Хипстера пронял этот речитатив. Лицо его побагровело. — Я вовсе не об этом. Вы нарочно делаете из мухи слона. — За ре-шет-ку! — Хватит. Я не призываю бросить его за решетку. У Хестер был особый дар: она умела говорить на разные голоса и нередко пользовалась этим даром в зале суда, чтобы тонко — а иной раз и не очень тонко — подложить свинью прокурору. Ловко пародируя пижона Рика, она дословно повторила его фразу: — По нему тюрьма плачет, без вопросов. — Это уж как суд решит, — сказал пижонистый хипстер Рик, — но допускаю, что, если человек так себя ведет, если он при свете дня бьет других людей по лицу, его нужно наказать. Например, уволить с работы. — Почему это? Потому что так сказали в «Твиттере» — вы, Гигиена-полости-рта и Ноготки-для-дам-шестьдесят-девять? Вы же не знаете, как все было. Даже не знаете, настоящая ли это запись. Ведущий изогнул бровь: — Хотите сказать, что видео поддельное? — Вполне может быть. Вот смотрите, был у меня другой клиент, женщина. Ее довольное лицо прифотошопили к картинке с мертвым жирафом и подписали: вот, мол, охотница застрелила жирафа. Дело рук ее бывшего мужа, он решил ей за что-то отомстить. Представляете, какой ушат грязи на нее выплеснули? Неправда, конечно, — Хестер только что выдумала эту историю, — но такое вполне могло случиться. Иногда этого было достаточно. — Где сейчас ваш клиент Саймон Грин? — спросил пижонистый хипстер Рик. — А это вы к чему приплели? — Он дома, верно? Вышел под залог. — Он невиновен. И он прекрасный человек, достойный отец семейства… — И богач. — Что, теперь хотите отказаться от системы выхода под залог? — Белый богач. — Вот послушайте, пижон Рик, мне уже ясно, что вы человек «бдительный» и все такое и у вас крутая борода и хипстерская шапочка, — кстати, это Кангол? — но в поисках легких ответов вы затрагиваете расовый вопрос. А любой, кто затрагивает расовый вопрос, выглядит весьма бледно. — Э-э, не отклоняйтесь от темы… — Нет, сынок, я не отклоняюсь, так что молчи и слушай. Разве непонятно, что это вопрос ненависти? Разве неясно, что ты уподобляешься расистам? — Взгляните на дело под другим углом, — сказал пижон Рик. — Будь Саймон Грин чернокожим бедняком, а Аарон Корваль — богатым белым… — Они оба белые. Не переводите разговор в расовую плоскость. — Расовая плоскость — это основа основ, ну да ладно. Если оборванец ударит белого человека в костюме, Хестер Краймштейн не будет его защищать. И этот оборванец мигом окажется в тюрьме. «Хм, — подумала Хестер. — А Рик-то парень не промах, даром что пижон». — Хестер? — окликнул ее ведущий.