58 Вот теперь и скажите мне: не нелепо ли это? Сколько раз мы избежали смерти? На земле, в воздухе и под землей. И все только для того, чтоб погибнуть на дне океана. Я читала в газетах о сотне русских подводников. Они были заживо похоронены на глубине двухсот футов. И все умерли. Наше положение может быть много хуже: морское чудовище может в любой момент вернуться. Неясно, ушли ли робиоты. Непонятно, погружаемся ли мы все дальше в темные холодные глубины океана. Моторы заглохли окончательно, и даже на малой скорости нам теперь до базы не доковылять. А на такой глубине давление воды на поверхность подлодки такое сильное, что все люки заклинило, и их никакими силами теперь не откроешь. Выхода нет. Но командир не может скулить о безвыходном положении. Командиру положено вести за собой. — Значит так, ребята! — Я само воплощение энергии и решимости. — Во-первых, надо… Дверь транспортного отсека отворилась, и в нее просунул голову Тотал. — Эй вы, что вы там валандаетесь? Идите сюда! — Мигалки тревоги каждые тридцать секунд загораются у него в глазах красными лампочками. — Дело швах! «Миннесота» начинает экстренное всплытие. Вскочив на четвереньки, Газ, Ангел и я, то и дело соскальзывая, ползем вверх по наклонной плоскости пола. Дверь широко открыта. За Тоталом стоит Клык и протягивает к нам руки. За ним Надж и Игги. Они нас нашли. Мы все снова вместе. — Дело, конечно, хреново. — Клык сначала вытягивает через порог Газзи, потом помогает Ангелу, а я кое-как выбираюсь сама. — Но ты, Макс, не психуй. Здесь, оказывается, до хрена систем экстренной защиты. Мы сейчас сбрасываем балласт и закачиваем воздух. Всплыть на поверхность должны через полчаса. Да здравствуют предусмотрительные конструкторы подводных лодок! В конце концов, на ощупь пробравшись на нос «Миннесоты», когда она поднялась на поверхность, мы были у люка чуть ли не самыми первыми. Сначала в открытый люк спустили на воду надувной спасательный плот. Но плот не главное — главное воздух. В жизни я так не радовалась глотку свежего воздуха. На плотах мы долго бултыхались в шестифутовых волнах в открытом океане. Пока нас не подобрали военные вертолеты. Они сбросили нам веревочные лестницы, и несколько моряков спасательной команды спрыгнули на воду. Наверное, чтобы «подать нам руку помощи». Спасательная операция проходила спокойно и без шума. Как и положено военно-морским силам США. — Первыми поднимаются дети! — командует морячок-спасатель, широко расставив ноги и твердо стоя на раскачивающемся плоту, держа веревочную лестницу. — Вперед, шкеты! Шевелитесь. На нашем плоту восемнадцать человек: Джон, Бриджит и матросы-подводники. И все ждут, когда мы полезем. — А можно мы вас где-нибудь встретим, — спрашиваю я Джона Абейта. — Мы в вертолете только место занимать будем. К тому же я сейчас умру, если крылья не расправлю и не почувствую себя в воздухе человеком. Джон кивает и быстро объясняет мне направление на станцию морских исследований, примерно в тридцати милях от места нашей катастрофы. Там мы и встретимся. Хлопаю в ладоши: — Эй, стая! Вверх и вперед! Готовы? — Вставайте на лестницу. Нечего тянуть кота за хвост, — орет на нас спасатель. — Ни на какую лестницу мы не встанем. Так что вы не кричите, пожалуйста. Спасибо вам за все. Вы молодцы. Но мы теперь как-нибудь сами. Подпрыгнуть в воздух с плота было трудновато. Он качнулся и ушел в воду больше чем на фут. Но мы все равно взлетели. Наконец-то мы в воздухе. В родной стихии. Крылья распахнуты, ветер в лицо. Это и есть настоящий рай. Внизу обалделые моряки смотрят в небо. Они о наших полетах только слышали. Может, даже не слишком верили. Оказалось, мы и вправду летать умеем. Джон и Бриджит машут нам вслед. Не знаю, кажется мне это или нет, но Бриджит, похоже, завидно. Ей, кажись, тоже охота отрастить крылья. Взлетаем все выше и выше, пока плоты не превратились в крохотные точки на темной серо-синей воде. Ангел пристально смотрит вниз: — Я хочу рассмотреть то подводное чудище. С высоты-то его всего видно будет. Мы все вглядываемся в океан — там только акулы, киты, скаты и полчища рыб. Но ничто не напоминает гору, поднявшуюся со дна океана и перевернувшую нашу субмарину. По большой дуге мы плавно поворачиваем на тридцать градусов назад в сторону Большого острова. — Ребята, теперь наша новая задача — выяснить, что перевернуло «Миннесоту». Что это было? Чует мое сердце, это проделки мистера Чу. Уверена, они связаны с похищением мамы. Но пока мы летим на базу исследований морской флоры и фауны, еще одна неприятная мысль приходит мне в голову: что такое сказала Ангел под водой робиотам? Почему они на нее не напали? Они же не люди. Не думаю, что она может влиять на роботов так же, как на людей. И что такое Ангел знает про мистера Чу, что мне неизвестно? 59 Морская научно-исследовательская станция в целом оказалась похожа на Антарктическую. Только без снега, тюленей-людоедов и снежных расщелин. Часть ее построена на воде, и пол там сделан стеклянный, чтобы можно было наблюдать за акулами, скатами и всякой плавающей внизу рыбешкой. Мы всей стаей улеглись на этот стеклянный пол и глядим на рыбу, счастливые, что снова находимся на суше, а не на чертовой субмарине. Но долго наше развлечение не продлилось. За нами пришел ассистент: — Присоединяйтесь к нам в комнате заседаний. Я вскакиваю на ноги: — Обожаю комнаты заседаний. Лучшее время моей жизни прошло в конференц-залах. Ассистент странно на меня смотрит, но мы уже следуем за ним по пятам. Клык, проходя, задевает меня плечом, и я вспоминаю, что мы не были вместе уже сто лет. Я имею в виду наедине, только он и я. Конечно, мне не больно-то и хотелось. Но все-таки… В комнате заседаний состав вполне предсказуемый: Джон, Бриджит, доктор Акана. Несколько типов в морской форме и пара-тройка ученого вида господ, которые глаз от нас оторвать не могут. Я за свою жизнь вполне привыкла к психованным ученым-генетикам в лабораторных халатах, которые только и делали, что мучали нас своими шприцами да электродами. А вот к ученым, которые глядят на нас с восторженным удивлением, но признают за нами и права, и человеческое достоинство, к таким, убей меня бог, до сих пор не привыкну. — У меня возникла теория. — Бриджит поднимается со своего места и идет к кафедре докладчика. Сижу на месте и стараюсь на нее не смотреть. У меня тоже возникла теория. Построенная на томных взглядах, которые она бросает на Клыка своими оленьими глазами. Она наверняка готовит специальную миссию под названием «Бриджит-и-Клык-a-там-хоть-трава-не-расти». Еще раз посмотрит на Клыка — я ей потом накостыляю хорошенько. Меж тем Бриджит уверенно обращается к собравшимся: — Испокон веку, с тех пор как люди стали ходить в море, у разных народов появились рассказы о морских чудовищах. Сейчас в этих рассказах можно узнать обыкновенных китов, акул или осьминогов. — А как насчет Лохнесского чудовища? — перебивает ее Газман. Он обожает эти страшилки. — Лохнесское чудовище — это миф, — отвечает ему кто-то из присутствующих. — С Лохнесским чудовищем доказательств нет, — вступает доктор Акана. — Ни «за», ни «против». Одни считают, что это последний существующий плеозавр. Другие, что это реальное животное, которое стало легендой. А третьи убеждены, что это все чушь и бабушкины сказки. — Явление, с которым мы сейчас имеем дело, — не миф и не плеозавр. И уж тем более не бабушкины сказки. По словам нашей маленькой телепатки, оно исполнено ярости и желания убивать все живое. Мы всей стаей дружно заозирались вокруг, не сразу поняв, что «маленькая телепатка» — это наша Ангел. Я решаю, что «телепатка» — вполне подходящее слово. Звучит солидно и по-научному. Надо будет взять на вооружение. — Но как по-вашему, доктор Двайер, что, вы думаете, это такое? — Я думаю, это искусственно созданная форма жизни. Или существо, при жизни искусственно подверженное изменениям и мутациям. Например, в результате радиации. — Искусственно созданная форма жизни? — нахмурился один из ученых. — А мы-то, по-вашему, кто? Правильно! — поднимаюсь я с места. — Девяносто восемь процентов — от человека, два процента — от птицы. Комбинации могут быть разные, но принцип тот же. Так что вы не стесняйтесь, называйте вещи своими именами. Даже пальцем можно показывать. Для наглядности. — Ты права, Макс. Примерно так. — Бриджит старательно отводит от меня глаза. — Только результат не такой успешный. К тому же я склонна думать, что в данном случае радиации и мутации подвергли уже существующий живой организм. — Радиации? Это как в микроволновке? — интересуется Надж. — Не совсем, — терпеливо объясняет Бриджит. — Существует масса источников радиации. Как природных, так и созданных человеком. Я думаю о мутациях типа тех, что имели место после Хиросимы и Чернобыля. — Я эти названия уже где-то раньше слышала. — Вспоминаю какую-то передачу по телику. — Хиросима — город в Японии, — говорит Джон. — На него в конце второй мировой войны Америка сбросила атомную бомбу. При взрыве сразу погибли сто тысяч человек. И еще десятки тысяч умерли потом в результате болезней, вызванных радиацией. С течением времени стало ясно, что радиация вызывает мутации некоторых человеческих генов, что проявляется во врожденных дефектах, выкидышах при беременности или в раковых опухолях. — Хорошенькое дельце, — бормочу я себе под нос. — А Чернобыль — это атомная станция в бывшем Советском Союзе. Там взорвался ядерный реактор, — продолжает Джон. — Самая страшная ядерная катастрофа в истории человечества. Территория вокруг Чернобыля до сих пор заражена. И непонятно, смогут ли люди там когда-нибудь снова поселиться. Даже в таких отдаленных странах, как Англия или Швеция, выброшенная в атмосферу радиация вызвала заражение молока и мяса. Беда в том, что радиация приводит к непредсказуемым, и для живых существ часто фатальным последствиям. — Вы что, считаете, что в океане имеется источник радиации? Вы хотите сказать, доктор Двайер, что он вызвал мутации живых существ, превратив их в убийц-монстров? — спрашивает один из ученых. Бриджит кивает: