– Что такого, что мы выпили со старым другом? – невинно спросил он. – Не моя вина, что его так пробрало от трех бокалов! Дарлинг сзади чуть не споткнулся, неловко чертыхнулся, и Уинифред подавила желание зажмуриться. Ну конечно! Он наверняка ведь и не пил раньше! – Вы прекрасно знали, что делаете, – сурово отрезала она. Стеллан внушал ей глубокое отвращение. Как он может так обращаться с собственным другом? Это равносильно топлению щенков. Она была уверена, что Стеллан и таким не гнушается. – Впредь, будьте любезны, не попадайтесь нам на глаза, мистер Акли. Уинифред повернулась и начала спускаться, но Стеллан крепко поймал ее за руку. – Вы мне нравитесь. С ног до головы нравитесь, – вдруг признался он. Хищно улыбаясь, он оглядел Уинифред и поцеловал пальцы ее руки. – Меня это нисколько не волнует, – грубо отрезала Уинифред и выдернула ладонь из его хватки. Подобрав юбки, она торопливо спустилась на пролет и подхватила Дарлинга под руку. Тот с благодарностью оперся на нее, что-то мурлыча себе под нос, и Уинифред по спине пробрал жар. От него сладко пахло шампанским и совсем немного уже знакомыми ей духами. Уже когда они спустились вниз, Стеллан крикнул ей, сложив ладони перед лицом: – Доброй ночи, мисс Оукс! Она ничего не ответила и только крепче перехватила руку Дарлинга, который наконец замолчал и только лишь тихонько икал, всякий раз вскидывая лохматую голову. Уинифред испытывала к нему бесконечную жалость – и такую же бесконечную ненависть к Стеллану. Настанет время, когда она поквитается с ним за его отвратительную выходку. * * * Лаура помогла ей снять платье Эвелин и предложила гостевую комнату на ночь, но Уинифред с сожалением отказалась. Все-таки лучше подстраховаться и почаще бывать у всех на глазах в «Рассвете», чтобы ни у кого не возникало вопросов, где она проводит все дни напролет. Переодеваясь в свое обычное платье, Уинифред рассказала Лауре о выведанном секрете Уоттса, и девочка удовлетворенно кивнула. Несмотря на позднее время и темные круги под глазами, Лаура не выглядела уставшей. – Что вы планируете предпринять, мисс Бейл? – спросила она. Хороший вопрос. Что можно сделать, зная, что Уоррен – выходец из дворянской семьи? Есть ли в этом какое-то двойное дно? Почему Уоррен так высоко оценил свой секрет, в котором, в общем-то, нет ничего необычного? Да, он сбежал. Но она не знает ни его фамилии, ни причины – словом, ровным счетом ничего. – Пока не знаю, – честно призналась Уинифред, массируя веки. – Но обязательно придумаю. – Мистер Дарлинг уже об этом знает? – А он протрезвел? – фыркнула Уинифред. Когда кучер внес еле перебиравшего ногами Дарлинга в дом, Лаура тут же взяла на себя все хлопоты о нем. Откуда-то в мгновение ока возникли ромашковый чай, примочки, компрессы и ведро ледяной воды. Уинифред считала, что вся эта блажь ни к чему и молодому человеку всего лишь надо хорошенько проспаться, но маленькая экономка была непреклонна. – Почти полностью, – кивнула девочка, сворачивая платье Эвелин. Уинифред как раз сняла туфлю, чтобы помассировать затекшую ступню, но, услышав слова Лауры, тут же надела ее обратно. – Наверное, алкоголь сильно ударил ему в голову с непривычки, но сейчас с ним все в порядке. Уинифред торопливо встала. Лаура вытащила из ее растрепанной прически ленту, и густые белокурые пряди упали ей на плечи. Ощущать их было непривычно. – Что ж. В таком случае нужно сообщить ему как можно скорее. Девочка кивнула. Ее обычно серьезные глаза смеялись. Ну и все равно, что бы она там себе ни напридумывала. Уинифред отправилась к Дарлингу, чтобы рассказать об удачном исходе дела – было бы неправильно так долго держать своего нанимателя в неведении. Она нашла его в гостиной. Здесь было все так же светло и тихо: мебель покрыта чехлами, шторы задернуты, но кто-то зажег лампы и заменил сухие болиголовы в вазе на свежесрезанные белые пионы, нарциссы и гортензии. Дарлинг сидел за роялем, сбросив покрывавшую его пыльную ткань на пол. Его левая рука безвольно висела вдоль тела, а длинные изящные пальцы правой бегали по клавишам. Увидев вошедшую Уинифред, он неловко вскочил с банкетки и сунул большие пальцы за пояс брюк. – Мисс Бейл, – удивленно произнес он. Ей показалось, что он рассматривает ее волосы – раньше она не распускала их перед ним. – Что вы тут делаете? – Ищу вас, разумеется, – ответила Уинифред, маскируя свое смущение под раздражение. – Вы были так заняты, что я не успела изложить вам, чем закончилось наше дело. Дарлинг невесело усмехнулся и тронул черную клавишу, отводя от Уинифред взгляд. – Это ни к чему. Я все равно ничего не пойму и все разболтаю. К тому же, похоже, мне недостаточно быть вашим работодателем для того, чтобы вы сочли нужным посвящать меня в свои планы. Это было даже хуже, чем если бы он вдруг наорал на нее или дал пощечину – сама она ровно так бы и поступила. Но смиренная, почти рабская покорность Дарлинга жгла ей внутренности и оставляла вместо них пустое место. Паникуя, она безотчетно шагнула к нему. – Нет, я все расскажу. Прошу, не думайте, что я… не доверяю вам. Дарлинг поднял на нее влажный взгляд. Кончик его носа покраснел, губы печально изогнулись. Поза оставалась неуверенной – он ссутулился, как старик, а пальцы продолжали гладить клавиши рояля. – Вы играете? – вдруг спросила Уинифред, неожиданно даже для самой себя. Дарлинг посмотрел на нее с недоверчивой надеждой – точь-в-точь щенок, которого мальчишки забросали камнями, а теперь ласково подзывают к себе. Только вот в этот раз она не держала камень за спиной. Но у Дарлинга все равно были все основания не доверять ей. – Немного. – Он машинально улыбнулся и сел за рояль, но не стал играть. – Меня учили, но таланта нет. – Вас учила мать? – поинтересовалась Уинифред. Дарлинг резко вскинул подбородок, но, встретившись с ней взглядом, покачал головой. – Нет, двоюродная бабушка. А вы играете? Уинифред с грустной улыбкой тронула крайнюю клавишу, и та издала низкий утробный звук. – Нет. Мистер Уоррен не тратится на такие бесполезные вещи, как музыкальные инструменты. Гостей «Рассвета» развлекает иная музыка. – Хотите, я вас научу? – предложил Дарлинг. Он с надеждой поглядел на нее снизу вверх, и Уинифред почувствовала что-то очень похожее на сожаление. – Нет. В сущности, это ведь действительно совершенно бесполезный навык. Дарлинг отвернулся и с досадой опустил крышку рояля. На его лицо вновь вернулось унылое выражение, которое ему ужасно не шло. – Необязательно делать что-то для… работы, – тихо заметил он. – Или для кого-то. Можно делать это для себя. Уинифред моргнула и плотно сжала губы. Для себя? Что можно делать для себя, если ты сам себе не принадлежишь? – Не все могут позволить себе размышлять таким образом, – мягко возразила она, не желая еще больше обидеть Дарлинга, заблуждающегося в своей глупости. Рояль был забыт, сейчас она сама не понимала, что имеет в виду. – Я не могу думать о том, чего мне хочется. Я до семи лет не знала букв. Читать книги и цитировать Шекспира для меня – непозволительная роскошь, на которую я не имею права. Понимаете? – Даже посвятив себя делу, можно продолжать жить, Уинифред! – горячо возразил Дарлинг, опершись локтем о крышку инструмента. – Даже когда идеи и мысли бьются на задворках разума, можно их заглушить – книгами, музыкой, танцами. – Он помолчал и робко добавил: – Друзьями. Впервые она не нашлась с ответом. Подтащив стул к роялю, Уинифред села рядом с Дарлингом и погладила дорогую лакированную крышку. Дарлинг, кажется, понимал ее лучше, когда она молчала. Он закатал рукава, обнажив запястья, и вновь откинул крышку. Уинифред ткнула пальцем в клавишу, и та зазвенела. – Я знаю, что вы мне не доверяете, Уинифред, – вдруг сказал Дарлинг. В его тоне не было ни осуждения, ни обиды. На губах заиграла слабая, но искренняя улыбка. – И понимаю это. Действительно понимаю. И сделаю все, чтобы заслужить ваше доверие. У нее пересохло в горле, и она кашлянула, отведя глаза от изящных рук Дарлинга. Знает ли он, как отчаянно она желала услышать эти слова? Знает ли, как она хочет ему доверять? Уинифред расправила плечи и бесцветно произнесла, надеясь, что щеки не порозовели: – Вот как… Покажите мне, как надо играть. Дарлинг рассмеялся и положил на клавиатуру руки. Уинифред отчего-то осознавала, что он смеется не над ней, а просто так. – Поставьте пальцы вот так. Он убрал руки, а когда она сымитировала его движение, покачал головой и мягким прикосновением сдвинул ее кисть. От места, где Дарлинг прикоснулся к ней, по локтям и щиколоткам побежал табун мурашек. – Нет, левее… Так. А теперь… Дарлинг научил ее простенькой мелодии («Он расстроен, надеюсь, вы не против», – будто извиняясь, добавил он), и Уинифред удалось повторить ее со второго раза, неловко и медленно перебирая пальцами. Сама игра на рояле представлялась ей глупой и бесполезной, но у Дарлинга горели глаза, и ей хотелось понять, что именно так привлекает его в этом инструменте. Когда она закончила играть, Дарлинг с упоением стиснул перед собой ладони и улыбнулся. – Вы прирожденный талант, Уинифред! Как прелестно! – Глупости, – фыркнула она, втайне довольная, и снова склонилась над клавишами, желая закрепить успех. – Такую нелепицу каждый сыграет. Уинифред попробовала повторить мелодию еще раз, уже быстрее и чище, но прервалась, когда Дарлинг хмыкнул, и подняла на него недовольный взгляд. – Что? – с напускным раздражением спросила она. Дарлинг не отводил взгляда от ее губ, и Уинифред подавила удовлетворенную улыбку. Похоже, он все еще у нее под каблуком. Он моргнул и быстро встретился с ней взглядом, смущенно улыбаясь. Уинифред больше ничего не сказала, и тогда он произнес: