— Что шокирует, учитывая обстановку, — пошутил он с каменным лицом. — Ага, — засмеялась я. — Но я не знаю, это подходит под мое настроение, — я наклонилась и обхватила ладонями бутылку. — Этим бокалом, насыщенным и глубоким, мы убаюкиваем все наши горести, — я печально улыбнулась. — Так говорил мой отец. Хотя он предпочитал виски, а не светлое «Бад». Он вгляделся в меня: — Что вы здесь делаете? Вы больше похожи на девушку из центра. Я должна была улыбнуться в ответ на вежливый подкол: — На сноба, — исправила я. — Вы это имели в виду? — Я просто говорю, что вы носите с собой в сумочке антисептик и включаете Тейлор Свифт на музыкальном автомате, — заметил он. — Мягко говоря, вы сюда не вписываетесь. Я потеплела, поняв, что он наблюдал за мной, а потом тут же напомнила себе, почему я здесь оказалась. Наказание. Искупление. Двое людей умерли под моим присмотром. — Я оказалась в окрестностях, — я встретилась взглядом с официанткой. — Вы? — Посещал похороны, — он поморщился. Я удивленно помолчала. — Похороны Эбботтов? — Да, — он приподнял бровь. — Вы? — Тоже, — я нахмурилась. — Я вас там не видела, — не то чтобы я внимательно вглядывалась в толпу. — Я довольно рано ушел. Я не очень хорошо справляюсь с похоронами. Особенно в последнее время, — по его лицу пробежала тень. — Слишком насыщенный на смерти год. Мне не нужно было иметь образование психиатра, чтобы знать, что этого минного поля стоило избегать. От него исходила боль, и, если причиной были эти похороны, мое чувство вины стало бы еще тяжелее. Я коротко кивнула в ответ. — Чьим вы были другом? — он задумчиво сдвинул брови. — Брук или Джона? Другом? Я бы все равно солгала. — Брук, — сказала я, желая, чтобы это было правдой. Он кивнул: — Джон был моим фармацевтом. — Вау, — я отпила пива. — Хорошо вам. Я даже не знаю, как зовут моего, не говоря уже о том, чтобы посетить ее похороны. — У моего сына был диабет, — тихо сказал он. — Мы были частыми покупателями. А. Был диабет. Плохой год со смертями. Вот и разгадка к его страждущему взгляду, если только кто-нибудь в последнее время не изобрел лекарство от детского диабета. — Что ж, — я подняла свою бутылку. — За Джона и Брук. — За Джона и Брук, — он чокнулся со мной, потом допил остатки пива, даже не вздрогнув. Официантка остановилась у нашего столика и подтянула к краю пустое ведро со льдом. — Хотите заказать чего-нибудь еще? — Да. Дюжину крылышек, пожалуйста. Средней остроты. — И еще одно ведро пива, — Роберт закинул руку на спинку дивана, и его пиджак ракрылся, обнажая очертания дорогого жилета. Костюм явно был сшит на заказ. Из рукава выглядывал поблескивающий «Ролекс». Он излучал спокойствие в обстановке, в которую очевидно не вписывался, взращенный на чистой уверенности в себе. Бизнесмен или адвокат. Вероятно, второе. — Мне правда больше не стоит пить, — я повернула часы, посмотрев на циферблат. Семь тридцать. Казалось, что уже намного позже. — Я все выпью, — он запустил руку в карман и достал две таблетки. Положив одну в рот, он опустил одну на салфетку передо мной. — Примите это. Она поможет завтра с похмельем. Я посмотрела на круглую белую таблетку, не прикасаясь к ней. — Что это? — Б-6. Его нужно принимать до, во время и после выпивки, в любом случае помогает, — он кивнул на таблетку. — Давайте. Она не кусается. — Нет уж, — я пододвинула салфетку к нему. — Это все вам. Он издал смешок: — Вы либо против лекарств, либо пьете, чтобы за что-то себя наказать, либо мне не доверяете. — Последние два, — я отпила немного пива. — Без обид. — Ничего, — он взял таблетку и положил ее на язык, продемонстрировав белые зубы, прежде чем та исчезла во рту. — За что вы себя наказываете? — Я допустила ошибку на работе, — я подвигала бутылку маленькими кругами, наблюдая, как она оставляет на столе дорожку конденсата. — Должно быть, серьезную. — Так и есть. — Дайте угадаю, — он склонил голову набок и нарочито оглядел мой черный брючный костюм. — Бухгалтер. Я с отвращением поджала губы: — Нет. — Студийный руководитель. Я рассмеялась, потому что в этом городе все хотели быть причастными в киноиндустрии. — Нет. Психиатр. — А. Значит, вы точно не против лекарств, — он поразглядывал меня. — Дорогие часы и сумка, возможность посещать бары в сомнительных частях города как раз в счастливые часы. Должно быть, у вас частная практика. Дайте угадаю, домохозяйки с комплексом неполноценности? — Да, частная практика. Домохозяйки — нет, — я прищурилась. — Если вы полицейский, то не очень хороший. — Однозначно не полицейский. Я сижу по другую сторону зала суда, — он бесстыже ухмыльнулся. — Адвокат защиты. Я выпрямилась, заинтересовавшись его специализацией. — Должностные преступления? — В основном уголовные. — Здесь, в округе Лос-Анджелес? — И Ориндж. — Преступления против личности или против собственности? Он оглядел меня поверх бутылки пива. — Вы внезапно полны вопросов. — Меня часто вызывают для дачи экспертных показаний. Я удивлена, что мы не пересекались. — В год проходят тысячи дел, — медленно сказал он. — Я бы удивился, если бы мы пересеклись. На чем вы специализируетесь? Я была слишком пьяна для этого допроса. Я прочистила горло и попыталась выглядеть собранной. — Расстройства личности и склонность к насилию. — Вы становитесь интереснее с каждой секундой, доктор Гвен. — Крылышки? — возле нашего стола остановился мужчина в ковбойской шляпе и с корзинкой в руках. Они как-то слишком далеко зашли с концепцией бара в стиле вестерн. Я подняла руку: — Это мне.