— Вы всем своим клиентам даете номер мобильного? — он нахмурился. — Даже опасным? — Это номер телефона, — я откинулась на спинку кресла. — Это не мой домашний адрес или код от входной двери. Если они этим злоупотребляют, я прекращаю с ними работать. Если мне нужно сменить номер, я его сменю. Невелика беда. — Как человек, видящий трупы каждый день, должен сказать, док — не думаю, что вы достаточно серьезно относитесь к своей безопасности. Вы привлекательная женщина. Один из этих чокнутых вдруг станет одержим вами, и у вас появится серьезная проблема. — Я ценю ваш совет, — я натянуто улыбнулась. — Но они не чокнутые. Они нормальные люди, детектив. Некоторые люди страдают от депрессии, некоторые — от тяги к насилию. Если бы мои клиенты не заботились о защите окружающих, они не оказались бы в моем кабинете. — Поэтому Джон Эбботт ходил к вам? Он не хотел навредить людям? Я сохранила доброжелательное выражение лица. — Как я уже говорила, я лечу клиентов по разным причинам. Некоторым просто нужно с кем-то поговорить. Если хотите узнать больше, мне нужен ордер. — Эй, мне стоило попытаться, — сказал он, побежденно поднимая руки. Взглянув в сторону окна, он несколько мгновений изучал пейзажи парка. — Есть причины подозревать, что это не самоубийство? Он сомневался не в той смерти. — Если исходить из того, что я знаю, то нет. — Вы бы поклялись в этом под присягой? — Однозначно, — пожалуйста, только не спрашивайте о Брук. Он медленно кивнул: — Я свяжусь с вами, если возникнут еще вопросы, доктор Мур, — он встал, оттолкнувшись от подлокотников. — Спасибо, что уделили мне время. Я провела его в приемную и ободряюще улыбнулась Джейкобу, с интересом наблюдавшему за нами. Вернувшись в кабинет, я закрыла дверь и прерывисто выдохнула. Шансы, что это моя вина, были крайне высоки. У меня имелась одна задача, и я эпически провалилась не только с Брук, но и с Джоном. Из-за этого двое людей были мертвы. Глава 3 — Это не твоя вина, — Беверли прищурилась на меня поверх сэндвича с тунцом, набитого брюссельской капустой. — Скажи мне, что ты об этом знаешь. — Хоть я ценю твою эмоциональную поддержку, ты ошибаешься, — я проткнула вилкой кусочек дыни и прошутто. — Он пришел ко мне на лечение, потому что хотел убить свою жену. Он убил свою жену. Он убил себя. Если бы я правильно выполнила свою работу, они оба были бы живы. — Так, во-первых, у тебя нет доказательств, что он убил свою жену, — проговорила она с набитым ртом, подняв палец, как делала всегда, когда начала меня переубеждать. — У нее случился сердечный приступ. — Сердечный приступ можно спровоцировать, — я отложила вилку. — Он работал фармацевтом. Поверь мне. — Тогда позвони детективу. Пусть он проведет токсикологический анализ, — она подождала, держа сэндвич у рта. — Ты знаешь, что я не могу этого сделать, — буркнула я, понижая голос и оглядывая людное центральное кафе. — Ты можешь это сделать, — возразила она. — Ты просто не хочешь. Потому что я могу оказаться правой, а тогда тебе придется осознать эту навязанную самой себе вину и продолжать жить счастливо и продуктивно. Вот поэтому мне не стоило дружить с другим психиатром. Мы не могли просто пообедать, не анализируя друг друга. Я поразглядывала тисненый узор по краю тарелки. — Мне не стоит этого делать, — исправилась я, — по нескольким причинам. Я могла потратить все обеденное время, перечисляя, почему это звонок был ужасной идеей. Если я ошибалась и смерть Брук была естественной, я стала бы посмешищем, попытавшимся запятнать имя клиента. Если я была права и мой клиент действительно убил свою жену, я бы оказалась под микроскопом, мне бы пришлось отдать его дело, и ради чего? Ради правосудия над человеком, которому уже зачитали смертный приговор? Это пустая трата государственных ресурсов и времени. Беверли отпила глоток травяного чая и пожала плечами. — Как хочешь. Копай себе мысленную могилу. Ты звонила парню, которого я тебе посоветовала? Разнорабочему? — Я не звонила разнорабочему, — я оторвала кусочек хлеба. — Я ценю сватовство, но у меня уже есть мужчина, так что еще один мне не нужен. — Пачка спонжей «Мистер Чистюля» не считается, — она хмуро взглянула на меня и убрала кусочек капусты с блузки. — Ну, что ж. Это первый мужчина в моем доме, если не считать моего брата, за… — я прищурилась и провела угнетающие подсчеты. — Восемнадцать месяцев? Так что я считаю это шагом в правильном направлении. — Еще одна причина позвонить Миммо. Ты когда-то была с итальянцем? — она тихо присвистнула. — Дорогая. Это духовный опыт. К тому же он просто милашка. — Ты уже говорила, — я положила кусочек холодной дыни в рот. — А ты слышала? — оживилась она, забыв о своем разнорабочем. — Поймали Кровавое Сердце. Я совсем забыла о нем из-за новостей о смерти Джона Эбботта. — Я пропустила всю историю. Что случилось? — я отпила воды со льдом. — Парень сбежал? — Верно. Старшеклассник из Беверли-Хиллз, который пропал семь недель назад. Он… — она сделала глоток чая, замерла, потом закашлялась, поднеся кулак ко рту. — Извини. — Жертва Кровавого Сердца, — напомнила я. — Ах, да. Так вот, он сбежал от него и вернулся в свое поместье в Беверли-Хиллз, где его родители были вне себя от счастья, блудный сын вернулся, бла-бла-бла, и позвонили в полицию. Оказывается, парень знал, кто убийца, — она указала на меня пальцем. — Представь, это учитель из старшей школы Беверли. — Вау, — я наклонилась ближе. — Что о нем известно? — Одиночка. Никогда не был женат. Выглядит безобидно, как Санта-Клаус из торгового центра. Выиграл «Учитель года» десяток лет назад. — Это интересно, — я обдумала полученную информацию. — Хотела бы я знать, почему он только сейчас нацелился на ученика из Беверли. Обычно первой жертвой становится тот, кто в легкой доступности. — Убийцы — это по твоей части, — пожала она плечами. — Меня вполне устраивает оставаться на светлой стороне наедине с жаждущими оргазма домохозяйками. — Кстати говоря… — я взглянула на часы. — У меня консультация через сорок пять минут, так что мне нужно заканчивать. — Ага, мне все равно нужно забежать в химчистку, — она приподняла руку, привлекая внимание официанта, который выудил книжечку со счетом из кармана фартука и положил на стол. — Я заплачу, — я потянулась за счетом. — Спасибо за сеанс терапии. Положив несколько банкнот на стол, я сделала глоток воды напоследок и встала. Мне следовало поторопиться. Тяготевшая к убийству женщина, вероятно, уже сидела в приемной, в ожидании постукивая четырехдюймовыми шпильками. Глава 4 — Знаете, большинство убийц начинают с близкого родственника или друга. Этот факт был озвучен Лилой Грант, одетой в ярко-желтое платье и белый кардиган, дизайнерская сумочка которой была зажата между бирюзовыми туфлями на каблуках. Первые тридцать минут нашей консультации она жаловалась на мужа, с энтузиазмом болтала о добавлении ассортимента салатов в меню загородного клуба и показывала фото двух вариантов шезлонгов для веранды. Когда мы сделали мучительный выбор в пользу бело-зеленого бамбукового шезлонга, мы наконец-то добрались до причины ее визитов ко мне: насильственных фантазий о сестре мужа. — Да, я знаю об этой статистике, — я на рисовала маленькую линию розочек вдоль верха страницы блокнота и мысленно сделала заметку заказать венок на похороны Джона и Брук. — Проблема в том, что она так близко живет. Он захочет встретить Рождество у нее дома, а что я могу сказать? У меня нет хорошего оправдания. Дом Сары больше нашего, ее дети не видели его несколько месяцев, и она делает какой-то лимонный пирог, о котором он вечно не затыкается. Я имею в виду, это лимонный пирог. Насколько потрясающим он должен быть? — Я не люблю пироги, — пожала плечами я. — Ну, пирог — это пирог. Я сказала ему об этом, а он обиделся. Я испекла сотню пирогов, и он никогда не восторгался ни одним из них, скажу я вам. Это я должна обижаться. Честно сказать, Гвен, не думаю, что смогу усидеть за ее столом, следя за тем, как она заявляется с десертом, и не сорваться. Вы понимаете, сколько ножей будет на том столе? — она обеспокоенно втянула щеки, отчего ее накачанные губы еще сильнее раздулись. Ее лоб, вопреки всем законам природы, остался идеально гладким. — Вы не пырнете ее ножом, — сухо сказала я. — Думаю, я это и сделаю. Вы не знаете, сколько раз я рисовала эту картину у себя в голове, — ее лицо озаряло почти мечтательное спокойствие, пока она прокручивала в мыслях кровопролитие. Она распахнула глаза. — Разве вы не можете дать мне справку? Что-нибудь, что избавит меня от этого? — До Рождества два месяца, — заметила я. — Давайте разбираться с проблемами постепенно, — я перевела разговор в другое русло. — Я бы хотела, чтобы вы рассказали мне о Саре что-то хорошее. — Что вы имеете в виду? — Поделитесь чем-то, что вам в ней нравится. Какой-то чертой, искупающей недостатки. Она посмотрела на меня как на сумасшедшую. Я терпеливо ждала, сложив руки на блокноте. Лила не была убийцей, хоть ей однозначно этого хотелось. Ей было скучно, она смотрела слишком много документальных фильмов о женщинах-убийцах по телевизору и ненавидела сестру мужа. Кто из нас не ненавидел хоть кого-нибудь? У меня был список по меньшей мере из трех людей, без которых я предпочла бы обойтись. Схватила бы я нож для индейки и воткнула его в чью-то шею? Нет. Но Лила бы тоже этого не сделала. Лиле просто нравилось казаться интересной, и мысль о том, что у нее была секретная и глубинная тяга к убийству, являлась фантазией, которую она лелеяла с маниакальным упорством. — Я дам вам домашнее задание, — я взяла ручку. — К консультации на следующей неделе придумайте три вещи, которые вам нравятся или восхищают в Саре, — я подняла руку, останавливая возражения. — Не говорите, что не сможете придумать три вещи. Сделайте домашнее задание или отложите нашу следующую встречу до тех пор, пока не придумаете.