— Нет уж, — ухмыльнулся Рене. — Ты что, забыл, что я газетчик? Пошли направо. Андре вздохнул, и они двинулись дальше. Первое, что бросилось в глаза, было огромное золотое распятие, прислоненное к стене. И только потом заметили сундуки, которыми была уставлена вся ниша. Минут пять Рене с начальником участка не могли произнести ни слова. — Андре откашлялся и прохрипел: — Ты когда-нибудь в своей жизни видел подобное? — Сколько раз, во сне. Это же клад. — Газетчик наконец решился и подошел к одному из сундуков. — Будет теперь о чем написать в газете. Интересно, что тут? — Не трогай, я боюсь. — Андре почему-то стало страшно. — Чего ты испугался? Радоваться надо! — Рене вдруг дико рассмеялся, и его хохот эхом разнесся по пещере. — Да это же настоящая сенсация, такого и во сне не придумаешь! Хотелось бы знать, кто все это здесь оставил? Прямо пещера Али-Бабы. — Он с грохотом откидывал крышки сундуков, полных серебра. — Тут же миллионов на пятьдесят, если не на все сто! Слушай, Андре, мы ведь с тобой разбогатели! О, теперь я с потрохами куплю свою газетенку и первым делом вышвырну на улицу главного редактора! Мы с тобой миллионеры, Андре! — Это принадлежит Франции, — сухо сказал военный. — Тебе из этого не достанется ни франка. — Что? — Рене опешил. — Но ведь мы нашли… — Я повторяю — это имущество Франции. Отойди от сундуков. В руках Андре вдруг блеснул пистолет. — С ума сошел, — невольно отступил от сокровищ Рене. — Ты что, мог бы в меня выстрелить? — Ни на секунду не задумался бы, — спокойно ответил Андре. — И еще вот что — никаких информаций в газеты. — Что? — Рене даже не сразу понял. — Ты что, хочешь сказать, что я не могу писать об этом? Дело в том, что, поскольку строительство было секретным, все статьи перед отправкой в Париж читал Андре, и только после его разрешения их могли печатать. — Нет, не можешь. Я запрещаю. Это военный объект — полная конфиденциальность. Никакого серебра, никакой пещеры — ты меня понял? А то не только вылетишь отсюда к чертовой матери, но и потеряешь работу. Все, пошли назад. Работу в шахте остановили на целую неделю. По ночам шла погрузка сундуков на французский миноносец, который курсировал неподалеку. Андре в тот же вечер уплыл на соседний остров, где был аэродром, и оттуда улетел в Париж, дав строжайшее указание лишить Рене всяческой связи с внешним миром. Это газетчик обнаружил на следующее утро, когда пошел на почту отправить телеграмму матери о том, что не сможет приехать на ее день рождения. — Простите, но я не могу принять от вас телеграмму, — сухо сказал ему дежурный телеграфист. — Почему? — Начальник участка запретил принимать от вас какие-либо послания, пока он не вернется. — Андре? Так это он вам запретил? — Рене даже перекосило от злости. — Но ведь это сугубо личная телеграмма, вы же сами видите. — Простите, — развел телеграфист руками. — Ничем не могу помочь. Это не в моей компетенции. — Ладно. Как знаете. — Рене неожиданно улыбнулся и пожал плечами. — Не можете, так не можете. Этого он так оставлять не собирался. Как будто какой-то чертик внутри него выскочил из табакерки. Раз запрещают, значит, это и нужно делать во что бы то ни стало. Он не успокоится, пока не сделает. Такой уж у него был склад души. За эту черту характера его и держали в редакции, хотя именно за нее и ненавидели все, включая начальника. На пляже по случаю отмены всех работ было полно народу. Работяги плескались в прибрежных волнах, резвились, как дети, и дрыхли на песке. Рене посмотрел на них из зарослей и углубился в лес. Долго бродил между деревьями, пока не нашел то, что искал. — Вот как раз то, что надо, — тихо пробормотал он и огляделся по сторонам. Никого вокруг не было. Тогда Рене скинул с плеча сумку, достал из нее пакет сухого льда, который стянул в столовой. Положил лед на ногу и перевязал скотчем. Чтоб не было страшно, откупорил бутылку бренди и выпил несколько глотков. — Ну теперь, кажется, можно. — Он постучал по ноге кулаком и даже ущипнул. Нога замерзла совсем, даже начало пощипывать. Рене встал и сунул ее в развилку между двумя деревцами, слегка оттянув одно в сторону. Ногу зажало, как в тисках. — Мамочка, как же страшно! — Рене зажмурил глаза, набрал в рот побольше воздуха и резко дернул ногу в сторону. Раздался хруст, и газетчик, сцепив зубы, тихо заскулил от боли. — Помогите! Помогите! Отдыхающие, услышав этот крик, как по команде завертели головами. Затем, собравшись с силами, он, с трудом волоча ногу, пополз к берегу, влез в воду и закричал: — Помогите, я разбился, помогите! Наконец кто-то увидел того, кто звал на помощь. — Вон он, у камней! Все побежали к камням. Там, на отмели, лежал Рене. Вся голова у него была в крови, на плече виднелась огромная ссадина, а нога неестественно вывернулась. Его тут же подхватили и вытащили на берег. — Как же тебя угораздило, приятель? — спросил кто-то. — Купаться пошел, — еле слышно простонал Рене. — Волна… Меня понесло на камни… Нога… — Быстро к врачу! — Он потерял сознание. В лазарете вдруг выяснилось, что куда-то пропала его медицинская карта и не могут сделать укол. — Да не могу я! — испуганным голосом оправдывался врач. — А если у него аллергия, и он у меня тут помрет? Нужно отправлять его в нормальную больницу, где сделают анализы. Быстро грузите его на катер и везите на соседний остров. Я только шину на ногу наложу. К концу дня Рене уже лежал в больнице, в отдельной палате. Но утром, когда медсестра пришла делать ему укол против столбняка, в койке его не оказалось. Самолет летел без посадок десять часов. И все это время пассажиры удивленно наблюдали за парнем, который летел прямо в больничной пижаме и с ногой в гипсе. Несколько раз к нему подходила стюардесса и каждый раз он просил одно и то же: — Принесите анальгина и холодного бренди со льдом. В Орли лайнер приземлился в четыре часа утра. Быстро пройдя таможню, Рене сразу бросился к телефону. Трубку долго никто не брал. Наконец раздался злой заспанный голос шефа: — Алло! Кто это так глупо шутит? — Привет, Лоран. Это я, Рене. — Какой еще Рене? — Тот самый, которого ты засунул на край света. Да проснись ты, наконец! — А-а, это ты? — Лоран наконец сообразил, с кем говорит. Слушай, если хочешь узнать кое-что интересное, то в Париже сейчас половина четвертого утра. Смешно, правда? У вас там, небось, день в разгаре? — Нет, у нас в Орли тоже половина четвертого. Приезжай за мной прямо сейчас, а то меня в полицию заберут в моем наряде! — Рене поежился от холода. — И захвати бутылочку «Бурбона*. — Постой, так ты в Париже?! А какого черта?.. — начал было кричать Лоран, но Рене его перебил. — Приезжай поскорее, а то я ждать не буду! Продам материалы Жаку из «Пари Матч* — не обижайся потом! — крикнул он и повесил трубку. — Так ты точно уверен, что они нашли сокровища? — спросил Лоран, когда Рене закончил свой рассказ. — Может, ты ошибся? — Клянусь тебе! Я держал это серебро в своих руках. — Рене отпил еще коньяка. — Господи, как нога болит, сил нет. — Что-то мне не очень верится. — Лоран завел мотор и вырулил на трассу. — И из-за этого ты сюда примчался за свой счет? — Если не веришь, вот на это посмотри. — Рене полез в карман и протянул шефу серебряную монету. — И не говори, что мне этим дали сдачу в местном баре. Лоран повертел монету в руках, присвистнул, резко развернул машину и поехал в другую сторону. — Осторожнее, черт! Ты куда? — завыл Рене, хватаясь за ногу. — В редакцию. — Лоран бросил монету Рене на колени. — Попробуем сунуть это в утренний номер. Назовем «Клад пиратов на военной базе»… А потом хоть месяц сможешь валяться в больнице… — Постой, а с чего ты взял, что это клад пиратов? — удивился Рене. — А чей же? — вопросом на вопрос ответил Лоран. «Действительно, — подумал Рене, — почему мне это раньше не пришло в голову. Пираты!..»