– Ладно, – кивнула Лили. Она ощупывала стены, обходя комнату по кругу, пытаясь разглядеть, что она пропустила, но ничего не заметила. – Погоди, – воскликнул Мышонок. – Кажется, нашёл! Лили кинулась к нему. Он сидел прямо перед дверью. – Что нашёл? – Эта штука… на полу, – пояснил Мышонок. – Приподнята. Низкая ступенька. Или пластинка, или ещё что. Рядом с Мышонком приземлился Ворон. – И правда. Прямо чувствую когтями. Он поцокал ими по полу. Лили подошла поближе. К полу была прикреплена пластинка, квадратная, и когда она на неё наступила, раздалось тихое шипение и пластинка под её весом чуть опустилась. Вес. Она встала на пластинку обеими ногами, и та опустилась ниже. Нажимной щиток – наверное. Станешь на него и замок откроется? Она с надеждой дёрнула дверную ручку – никакого результата. – Что это ты делаешь? – поинтересовался Ворон. – Замок как-то связан с весом, – предположила Лили. – Но что-то не срабатывает. – Может, одного твоего веса не хватает, – решил Ворон. – И что? – Ничего не могу сказать. – Перестань уже! – возмутилась Лили. – Не могу да не могу! – Извини. Лили вздохнула. Потом оглянулась на каталку, и её осенило. Осторожно, чтобы не разбудить, она поднесла уютно устроившуюся в её руках сестрёнку к двери и встала на щиток. Шипение. Щелчок. Один из язычков сработал – Лили и видела, и слышала, как он, щёлкнув, исчез в двери, щель света вокруг двери расширилась, но другой замок не сработал, и когда Лили потрогала ручку, дверь всё ещё была заперта. В уголках глаз защипали слёзы. Что же теперь делать? Какой во всём этом смысл? Она почти всю ночь провела снаружи, на улице, оцарапалась, поранилась, испугалась, её не пускали, запирали, и вот снова кошмар, ловушка, белая, пустая, а она не может придумать, как отсюда вырваться. Но потом в голове мелькнула та мысль, о необъяснимом, не о воздухе, земле или узких щелях. И тут она увидела выползающего из сумки Ужа, направляющегося к ним вдоль стены. – Ты? – сказала она. – Я, – ответил он. Лили повернулась к Ворону. – Вы все мне помогали. Все. Ворон, ты провёл меня через дымоход. Мышонок, ты помогал с собачьей дверцей. А Кротиха нашла угольный лоток. – Кротиха кивнула, вдруг преисполнившись торжественности, медленная и величавая. – Мышонок! Ты перегрыз бечёвку, летал вместе с Вороном, в общем, все старались как могли. Но не Уж. – Не я, – подтвердил Уж. Лили оглядела белые стены. – Это твоя работа? Ты что-то сделал с комнатой? Уж только смотрел на неё, но не отвечал. Теперь она разглядывала его узкие, острые зубы. Она думала об иголках, когда врачи выкачивали из неё кровь, впрыскивали в неё разные вещества. Вспоминала, с какой неохотой она подчинялась, пыталась убежать, сопротивлялась. Как пряталась в кафе «Нерон». Вспоминала психолога Дэна с его бесконечной болтовнёй о «принятии», о том, что она должна смириться с хронической болезнью, которая вряд ли отступит без чуда донорской помощи, без уколов и капельниц. Так что лучше подружиться со своим новым «я». С той, у которой бежит по жилам другая кровь, очищенная машинами. С той, в которую втыкают иголки и вливают через них металлы, витамины и лекарства. Принять. Принять. Ей надо примириться с болезнью. Принять всё, что с ней происходит, не смотреть на лекарства, которые в неё вливают, как на яд. Она вспоминала, как чувствовала себя после инъекции железа – только вчера, а казалось, будто сто лет назад. Новым человеком в старой оболочке. Всё это надо принять. Она теперь больной человек, которому нужна помощь окружающих. Нужны лекарства, которые вводят через иголки и трубки. Отвергать их нельзя. Она закатала рукав и подставила руку Ужу. – Кусай. Он посмотрел на неё и улыбнулся, обнажив острые, как иглы, зубы. И укусил. Глава 28 Он вонзил зубы, и Лили почувствовала яд, по-настоящему почувствовала – он пробежал по жилам рук, и она представила, что видит его: зелёное наполняющее её мерцание. Тело согрелось и покалывало иголочками. Обновляя её изнутри. – Дело с-сделано, – прошипел Уж и убрал голову. Он свернулся кольцом на полу, на белой плитке, всем своим видом выражая удовлетворение. Лили снова шагнула на пластинку, послышалось шипение и щелчок. И второй язычок сработал, а вокруг двери появился яркий прямоугольник света, неразрушенный замками. Лили повернула ручку. Дверь приоткрылась. Чуть-чуть. За ней был яркий свет, Лили никогда раньше такого не видела. Свет слепил глаза, и она не могла различить предметы в комнате. – На этом мы прощаемся, – сообщил Ворон. Лили повернулась и вздрогнула. Яркий свет за дверью затуманил глаза. Там сидели или стояли Ворон, Мышонок и Кротиха – кто их разберёт, если у них четыре ноги или крылья? Уж туго закрученной спиралью свернулся рядом. – Не хочу, – возразила Лили. Она уже по-настоящему плакала. Очень хотелось вытереть рукавом глаза, но она держала малышку. Держать стало труднее, хотя сестричка была совсем лёгкой. – Да, – подтвердил Мышонок. – Да, – вздохнула Кротиха. – Прощ-щаемс-ся, – добавил Уж. – Для меня было честью сражаться на твоей стороне! – заявил Мышонок. – Для человека ты очень смелая, – похвалил Ворон. – Ты не сдалась. Этим можно гордиться. – Он помолчал. – Не плачь. Пожалуйста. – Мы всего лишь проявление твоего подсознания, – добавила Кротиха. – Нашла о чём грустить. – Нет, – возразила Лили, вспоминая, как Мышонок кусал фальшивого отца за ухо, колол его гвоздём, как тот орал. – Это неправда. – Как скажешь, – грустно сказал Ворон. – Нет так нет. Потом они долго молчали.