Командир дивизиона не остался в долгу: – А потому, что снаряды к орудиям вместо вчерашнего вечера подвезли на склад дивизиона только сегодня в 8.10. А их еще надо было развезти по батареям. Как комбаты получили снаряды, так и открыли огонь. И не надо на меня кричать, Дмитрий Алексеевич, сам голос едва не сорвал. – Так, значит? Но тогда ответь, почему я не знал о том, что твои батареи целую ночь стояли без боеприпасов? – Ждали. Связывался с начальником ПВО армии, генерал Артемьев передал, что колонна сформирована и скоро выйдет к нам. Это «скоро» продолжалось до утра. – Понятно, бардак есть бардак. Потери в дивизионе есть? – Есть. Два расчета вместе с орудиями уничтожены, пятеро раненых, два тяжелых, три орудия повреждены, но будут восстановлены. Огнем зенитных батарей уничтожены три «юнкерса» на встречном курсе при втором заходе, один «мессер». Пилоты не выпрыгнули, самолеты упали в районе леса. Добро, что не на город, а то уничтожили бы дома с людьми. Грунов приказал: – Рапорт об отражении воздушной атаки мне на стол к 12 часам. – Есть. – И смени позиции батарей, установи маскировку. – Да знаю я, что делать. – Выполняй приказ! Начальник штаба вызвал дежурного по узлу связи: – Капитан! – Я, товарищ полковник. – Что-то голос у тебя слабый. – Да кровь остановить не могу. Зачем я вытащил осколок? – Кто у тебя в наряде? – Лейтенант Яковлева. – Ты вот что, Лавров, возьми бойца в помощь и иди-ка в госпиталь, потеря крови – это серьезно, дежурство передай лейтенанту. – Есть. В трубке раздался грудной голос молодой женщины: – Лейтенант Яковлева. – Свяжи-ка меня, лейтенант, с начальником железнодорожной станции. – Извините, не могу, со станцией связи нет. Видимо, оборваны провода, телефонисты уже вышли на проверку. – Тогда давай штаб армии, генерала Сазонова. – И со штабом армии связать не могу по той же причине. Как только телефонисты установят обрывы, я доложу. – Добро, отбой. Полковник, бросив трубку, прошел в свой кабинет. Там у разбитого окна стоял его заместитель, подполковник Дургин. – Ты уже здесь? А где Сазонов? – Начальник разведки в госпитале. Грунов нахмурился: – В госпитале? Ранен? – Нет, Дмитрий Алексеевич, у Саши же там «полевая жена», медсестра, вот и пошел узнать, как она. – Нашел время. Грунов выбил из пачки «Казбека» папиросу, прикурил. Предложил заместителю. Тот отказался: – Накурился уже, пока ждал вас. Скажите мне, полковник, почему немцы именно сегодня нанесли по городу авиационный удар? Грунов пожал плечами: – Видимо, командир авиационного полка не знал о делах разведки. – Сомнительно, чтобы его не предупредили. Ведь всех нас могло порвать на куски в штабе. – Не порвало же, и вообще, Федор Архипович, давай ступай в госпиталь, забирай Сазонова, Тернова с его людьми и с машинами подъезжай к разрушенному крылу штаба. Дургин сказал: – Это не останется без внимания дивизионного комиссара, а Иван Александрович Антохин помешан на бдительности. У него, как и у начальника особого отдела, везде враги или в лучшем случае их пособники. У вас есть что сказать им, если увидят, как мы выезжаем? – Естественно. Более того, я оставлю за себя Антохина. – Хороший ход. – Это не ход, так положено по штату в отсутствие командира и его прямого заместителя. А у нас генерал в штабе фронта, а вместо погибшего генерала Решко еще никого не прислали. Ну, ступай, ступай, время и так поджимает. Подполковник ушел. Начальник штаба открыл сейф, достал захваченные из секретной части документы и карты, сложил в портфель, проверил «ТТ». Снял трубку телефона: – Лейтенант Яковлева. – Соедините с дивизионным комиссаром. – Так он только что с начальником особого отдела у нас был. Они пошли к себе. Может, я делаю что-то не так, товарищ полковник, но как соединить с начальством, если его нет в кабинетах? – Все правильно, лейтенант, я их встречу. И тут же в его кабинет зашел начальник политотдела корпуса дивизионный комиссар Антохин. Звание «дивизионный комиссар» соответствовало армейскому званию «генерал-майор». И должность начальника штаба была генеральской. Так что по штату в отсутствие командира корпуса и заместителя командира обязанности командира обычно исполнял НШ. – Рад видеть вас живым и невредимым, Дмитрий Алексеевич, – улыбнулся кривой ухмылкой политработник. – Вас так же, Иван Александрович, собирался к вам, а вы сами зашли. – Причина? – несколько удивленно спросил комиссар. – Есть причина. Мне надо срочно выехать в расположение N-ской стрелковой дивизии, которая дислоцируется на стыке с дивизией соседнего корпуса. – Я знаю, что и где у нас расположено. Один вопрос: для чего вы выезжаете в дивизию? – Я обязан отчитываться перед вами? – Нет, я просто прошу ответить на мой вопрос. – Задайте его командиру корпуса, как вернется. – Хорошо. А что вы нервничаете? – А то, товарищ дивизионный комиссар, что положение корпуса тяжелое. Если немцы на нашем направлении начнут масштабное наступление, долго мы не продержимся. Взгляд начальника политотдела стал колким: – Вот только давайте без паники. Сейчас не 41-й год, чтобы отступать. Немцы бросили все силы на Сталинград. Вот где будет рубка. Уверен, победа наших войск под Сталинградом в корне изменит весь ход войны и сломит хребет фашизму. Начальник штаба не стал говорить, что произойдет, если не Красная армия, а гитлеровцы одержат эту победу. Это станет катастрофой. Но дивизионный комиссар не из тех людей, которых можно посвящать в свои мысли. Все переиначит, все исказит… себе на пользу. Впрочем, дела на фронте Грунова уже мало интересовали. – Никакой паники. И вы правы, мы разгромим фашистскую Германию. Не в этом, так в следующем году. – Вот так-то лучше. А зачем вы хотели видеть меня?