XXXVIII От миссис Джонсон к леди Сьюзан Вернон Эдвард-стрит Я в глубокой печали, хоть меня и не удивляет твой разрыв с мистером де Курси: он только что написал об этом в письме к мистеру Джонсону, где также сообщил о своем немедленном отъезде из Лондона. Не сомневайся, я разделяю твои чувства, и не сердись, если скажу, что наше общение, пусть и в виде переписки, вскоре должно прекратиться. Мысль об этом приводит меня в уныние; но мистер Джонсон клянется, что если я не прерву наших отношений, он переселится в деревню до конца дней своих, а как ты понимаешь, на такую крайность никак нельзя согласиться, если есть хоть какая-то альтернатива. Ты, разумеется, слышала, что Мейнверинги собираются разойтись, и боюсь, миссис М. снова будет искать у нас сочувствия; но она по-прежнему так любит своего мужа и так беспокоится о нем, что, возможно, долго не продержится. Мисс Мейнверинг приехала в Лондон погостить у тетушки, и говорят, будто девица утверждает, что обручится с сэром Джеймсом Мартином еще до того, как уедет из города. На твоем месте я бы непременно постаралась заполучить его себе. Да, чуть не забыла поделиться с тобой своим впечатлением от мистера де Курси: я от него в восторге; полагаю, он так же красив, как Мейнверинг, и лицо у него такое открытое и доброжелательное, что его нельзя не полюбить с первого взгляда. Они с мистером Джонсоном – лучшие в мире друзья. Adieu, дорогая Сьюзан, мне чрезвычайно жаль, что обстоятельства сложились совсем не так, как нам хотелось. Ох уж этот злосчастный визит в Ленгфорд! Осмелюсь сказать, ты хотела как лучше, однако с судьбой не поспоришь. Искренне любящая тебя Алисия. XXXIX От леди Сьюзан к миссис Джонсон Аппер-Сеймур-стрит Дорогая Алисия, Я покоряюсь необходимости, разделяющей нас. При данных обстоятельствах ты не можешь поступить иначе. Наша дружба не ослабеет в результате расставания, и в другие, более счастливые времена, когда ты станешь так же независима, как и я, она снова объединит нас, и мы будем так же близки, как и прежде. Я буду с нетерпением ждать этого события, а тем временем могу смело заверить тебя, что никогда мне не было так легко, никогда я не была так довольна собой во всех отношениях, как в настоящий момент. Твоего мужа я ненавижу, Реджинальда презираю, и я совершенно определенно больше никогда ни одного из них не увижу. Разве у меня нет причин для радости? Мейнверинг предан мне, как никогда ранее; и если бы все зависело от нас, не уверена, смогла бы я отказаться даже и от заключения брака, если бы это он сделал мне предложение. И событие это, если его жена станет жить у тебя, вполне в твоих силах ускорить. Бурю чувств, изматывающих миссис Мейнверинг, легко поддерживать в постоянном волнении. В этом отношении я полагаюсь на тебя как на своего друга. Сейчас я уже довольна тем, что не смогла довести отношения с Реджинальдом до брака, и решительно настроена не позволить этого Фредерике. Завтра же я заберу ее из Черчхилла, и пусть Мария Мейнверинг трепещет перед последствиями этого шага. Фредерика станет женой сэра Джеймса, прежде чем выйдет за порог моего дома; и пусть она хнычет, и пусть Верноны бушуют – они мне безразличны. Я устала подчинять свою волю чужим капризам, отказываться от собственного мнения из уважения к тем, кому я ничем не обязана и к кому и уважения-то не испытываю. Слишком многим я жертвовала, слишком легко покорялась, но Фредерика теперь на себе ощутит разницу в моем поведении. Adieu, мой самый близкий друг, и пусть следующий приступ подагры окажется более благоприятным для тебя! Всегда считай меня безусловно своей С. Вернон. XL От леди де Курси к миссис Вернон Дорогая Кэтрин, У меня для тебя превосходные новости, и если бы я не отправила письмо сегодня утром, возможно, тебе бы не пришлось досадовать на то, что Реджинальд отправился в Лондон, ибо он вернулся. Реджинальд вернулся, но не для того, дабы испросить нашего благословения на брак с леди Сьюзан, а чтобы сообщить нам, что они расстались навсегда. Он приехал только час назад, и мне еще не удалось узнать подробности, поскольку он очень подавлен и у меня не хватает духу мучить его расспросами, но надеюсь, очень скоро мы все выясним. Это самый счастливый час, который Реджинальд подарил нам с тех пор, как появился на свет. Единственное, чего остается желать, – это чтобы вы были с нами, и мы очень просим и даже умоляем вас приехать к нам как можно скорее. Вы должны были появиться у нас много недель назад – надеюсь, у мистера Вернона не случится никаких неотложных дел; и пожалуйста, привозите с собой всех моих внуков; и разумеется, приглашение распространяется и на твою дорогую племянницу: мне не терпится увидеть ее. Нынешняя зима была печальной и тяжелой, ведь и Реджинальд отсутствовал, и из Черчхилла никто нас не навещал. Никогда раньше я не переносила это время года с таким трудом; но долгожданная счастливая встреча вернет нам всем молодость. Фредерика занимает значительную часть моих мыслей, и когда к Реджинальду вернется его обычное доброе расположение духа (а я полагаю, это произойдет скоро), мы постараемся еще раз похитить у него сердце, и меня переполняет надежда уже довольно скоро увидеть, как их руки соединятся. Твоя любящая мать К. де Курси. XLI От миссис Вернон к леди де Курси Черчхилл Милая матушка, Ваше письмо несказанно удивило меня! Неужели это правда и они действительно расстались – навсегда? Моя радость была бы безгранична, осмелься я на это положиться, но после всего, что мне довелось увидеть, разве можно быть хоть в чем-то уверенной? И Реджинальд действительно с Вами! Мое удивление тем сильнее, что в среду, в тот самый день, когда он приехал в Парклендс, нам нанесла совершенно неожиданный и неприятный визит леди Сьюзан, весьма оживленная и находившаяся в прекрасном расположении духа. Глядя на нее, можно было скорее предположить, что она выйдет за него замуж, как только вернется в Лондон, чем то, что они расстались навсегда. Она пробыла у нас почти два часа, была так же мила и любезна, как и обычно, – и ни единого слова, ни единого намека на какое-либо охлаждение или непонимание между ними. Я спросила ее, не видела ли она моего брата после того, как он приехал в город; как Вы понимаете, я ни на йоту не сомневалась в том, что они встречались, но мне просто хотелось посмотреть на выражение ее лица. Она тут же, безо всякого смущения, ответила, что да, мистер де Курси был настолько добр, что нанес ей визит в понедельник, но, как ей кажется, он уже вернулся домой. Я была весьма далека от того, чтобы поверить подобному утверждению. Мы с удовольствием принимаем Ваше любезное приглашение и в следующий четверг будем с детьми у Вас. Молю Бога, чтобы Реджинальд к этому времени не вернулся опять в Лондон! Я бы хотела привезти с собой и дорогую Фредерику, но вынуждена сообщить Вам, что целью визита ее матери было забрать ее от нас; и как ни была несчастна бедная девушка, оставить ее здесь не представлялось возможным. Я совершенно не хотела отпускать ее, и ее дядя тоже, и мы вместе настаивали на том, чтобы она осталась, но леди Сьюзан заявила, что, поскольку она намерена задержаться в Лондоне на несколько месяцев, она будет волноваться, если ее дочь не займется учебой, и т. д. Поведение леди Сьюзан, разумеется, было весьма милым и таким, как должно, и мистер Вернон считает, что к Фредерике теперь станут относиться с любовью. Хотела бы я разделять его точку зрения. Сердце бедной девушки чуть не разбилось, когда ей пришлось покинуть нас. Я наказала ей писать нам почаще и помнить, что, если она окажется в бедственном положении, мы всегда останемся ее друзьями. Мне удалось побыть с ней наедине и сказать все это, и надеюсь, я сумела немного приободрить ее; но не будет мне покоя, пока я не поеду в город и сама не увижу, как у нее дела. Хотелось бы мне, чтобы возникла более радужная перспектива – союз, заключение которого предполагают последние строки Вашего письма. На данный момент это не очень вероятно. Всегда Ваша и т. д. К. Вернон. Заключение Данная переписка вследствие соединения одних ее участников и расставания других не могла продолжаться и далее, к величайшему сожалению почтовой службы, которой она приносила немалый доход. Весьма незначительная финансовая поддержка государству была оказана эпистолярной беседой между миссис Вернон и ее племянницей. Первая вскоре поняла по манере письма Фредерики, что сообщения составлялись под присмотром матери, и, отложив подробные расспросы до того времени, когда она сможет задать их лично, а именно по приезде в Лондон, миссис Вернон перестала писать часто и пространно. Тем временем, узнав от своего откровенного брата достаточно много о том, что произошло между ним и леди Сьюзан, чтобы последняя вновь упала в ее глазах, миссис Вернон стала еще сильнее беспокоиться о том, как бы отдалить Фредерику от такой матери и лично заняться заботой о девушке; и хотя надежды на успех было мало, миссис Вернон переполняла решимость воспользоваться любым шансом, который дал бы ей возможность получить на это согласие своей золовки. Беспокойство на сей счет вынудило ее ускорить поездку в Лондон, и мистер Вернон – который, как читателю уже, наверное, давно стало ясно, жил лишь для того, чтобы делать все, чего от него ни захотят, – вскоре обнаружил подходящее дело, зовущее его туда. С полным тревоги сердцем миссис Вернон нанесла визит леди Сьюзан вскоре после приезда в город и была встречена с такой искренней любовью и радушием, что чуть не отшатнулась в ужасе. Никакого упоминания о Реджинальде, никакого чувства вины, никакого смущения; ее светлость пребывала в превосходном расположении духа и, кажется, пыталась проявить как можно больше внимания к своим родственникам по мужу, чтобы показать, как сильно она благодарна им за их доброту и какое удовольствие она получает от их общества. Фредерика изменилась не больше, чем леди Сьюзан: те же сдержанные манеры, тот же несмелый взгляд в присутствии матери, что и прежде, – все это убедило тетю и дядю девушки в том, что ей неуютно в этом доме, и утвердило миссис Вернон в намерении все изменить. Впрочем, леди Сьюзан не проявляла по отношению к дочери никакой недоброжелательности. Имя сэра Джеймса было упомянуто только для того, чтобы сообщить о его отсутствии в Лондоне; и вообще, на протяжении всего разговора леди Сьюзан проявляла беспокойство лишь о благополучии и перевоспитании своей дочери, признаваясь с восторгом и благодарностью, что Фредерика с каждым днем все больше превращается в такого ребенка, иметь какого хотели бы любые родители. Миссис Вернон, удивляясь и не веря своим глазам, не знала, чего и ожидать, и, не желая менять планы, просто начала бояться, что осуществить их окажется гораздо труднее, чем она предполагала ранее. У нее появилась надежда, когда леди Сьюзан спросила, не кажется ли ей, что Фредерика выглядит не так хорошо, как во время своего пребывания в Черчхилле, и с сожалением призналась, что иногда начинает беспокоиться, подходит ли дочери лондонский климат. Миссис Вернон, подыграв ее сомнениям, прямо предложила забрать племянницу с собой в деревню. Леди Сьюзан не знала, как и благодарить золовку за ее доброту, однако не представляла по ряду причин, как расстаться с дочерью, и даже заметила: хотя у нее еще нет определенных планов, тем не менее она считает, что вскоре и сама сможет отвезти Фредерику в деревню, в результате полностью отклонив столь любезное предложение. Однако миссис Вернон настаивала на своем, и хотя леди Сьюзан продолжала сопротивляться, сопротивление ее по истечении нескольких дней казалось уже менее решительным. Неожиданная вспышка инфлюэнцы решила то, что могло решиться не так уж и скоро. Материнские страхи леди Сьюзан на тот момент слишком пробудились, чтобы позволить ей думать о чем-либо еще, помимо переезда Фредерики с целью уберечь ее от инфекции; ведь превыше всего она опасалась возможного влияния инфлюэнцы на хрупкий организм дочери! Фредерика вернулась в Черчхилл вместе с дядей и тетей; а три недели спустя леди Сьюзан объявила о своем бракосочетании с сэром Джеймсом Мартином. И миссис Вернон убедилась в том, о чем ранее только подозревала: что она вполне могла поберечь свои нервы и не настаивать на отъезде, который леди Сьюзан, вне всякого сомнения, запланировала с самого начала. Первоначально визит Фредерики к родственникам должен был продлиться шесть недель; но ее мать, хоть и приглашала дочь вернуться в одном или двух нежных письмах, была абсолютно готова обязать всю компанию своим согласием продлить этот визит. По прошествии двух месяцев леди Сьюзан перестала вспоминать об отсутствии дочери, а еще через три месяца – и вовсе писать ей. Фредерика, таким образом, стала членом семьи своих дяди и тети до того времени, как им удастся вызвать чувство к ней у Реджинальда де Курси – с помощью слов, лести и маленьких хитростей; чувство, появление которого, если дать ему время взять верх над преданностью молодого человека леди Сьюзан, над его клятвами, что он больше никогда и никого не полюбит, и над его ненавистью ко всему женскому полу, можно с большой долей вероятности ожидать по истечении одного года. Вообще-то хватить могло бы и трех месяцев, но чувства Реджинальда были столь же долговечны, как и неистовы. Установить, счастлива ли леди Сьюзан в своем втором браке, не представляется возможным, ибо кто бы поверил ее словам? Можно лишь гадать, памятуя, однако, что врагов у нее не осталось, кроме мужа и собственной совести. Вам может показаться, что сэр Джеймс вытянул более тяжкий жребий, чем того заслуживал обычный глупец, – каждый вправе сострадать ему, коль пожелает. Что же касается меня, то я могу пожалеть лишь мисс Мейнверинг, которая, приехав в город и истратив на платья сумму, стоившую ей двухлетнего дохода, с целью обеспечить себе мужа в лице сэра Джеймса, была мошенническим путем лишена ожидаемого женщиной старше ее на десять лет. Собрание юношеских произведений Любовь и дружба Госпоже графине де Фойид посвящается этот роман ее признательной покорной слугой – автором Обманутая в дружбе и преданная в любви. Письмо первое – от Изабель к Лауре Как часто в ответ на мои постоянные мольбы предоставить моей дочери подробный рассказ о невзгодах и приключениях твоей жизни ты отвечала: «Нет, друг мой, я не выполню твоей просьбы до тех пор, пока не перестану подвергаться опасности вновь пережить столь ужасные события». Несомненно, этот час настал. Сегодня тебе исполняется пятьдесят пять. Если о женщине и можно сказать, что она находится в безопасности относительно решительной настойчивости неприятных влюбленных и жестоких преследований упрямых отцов, то, конечно же, в такой час, как этот. Изабель. Письмо второе – от Лауры к Изабель Хоть я и не могу вполне согласиться с твоим предположением о том, что никогда более не стану я подвергаться невзгодам столь же незаслуженным, сколь те, каковые довелось мне пережить, однако дабы избежать обвинения в упрямстве или вздорном нраве, я удовлетворю любопытство твоей дочери, и да преподаст ей стойкость, с которой переносила я многочисленные печали своей прошлой жизни, добрый урок, способный поддержать ее в тех горестях, кои могут выпасть и на ее долю. Лаура. Письмо третье – от Лауры к Марианне