Резкость ответа доказывала обратное. Усевшись к нему на колени, я прижалась теснее. Но обнимать меня Джулиан не стал, только опустил руки на пол. – Что же случилось? – ответ я попыталась отыскать в его глазах. – У отца снова был сердечный приступ, – отрешенно выговорил он. – Ему делали срочную операцию, и сердце остановилось. Его пытались реанимировать, но безрезультатно. – Я так тебе сочувствую, Джулиан. – Я расчесала ему волосы пальцами, пытаясь разобраться, какой именно поддержки он от меня ждет. Как ему помочь? Скорбь – штука неповторимая. Все справляются с ней по-своему. Может, Джулиан хочет заглушить горе едой? Утопить в алкоголе? Или ему нужны лишь объятия? Как же все сложно… На его лицо вернулась маска, прятавшая настоящего Джулиана. Так, я решила зайти с другой стороны. – На какой день назначены похороны? – Следующую пятницу. – Хочешь, я пойду с тобой? – Нет. – Это уже прозвучало резко и грубо. Я оцепенела. Намотала прядь его каштановых волос на палец, стараясь не принимать отказ близко к сердцу. Похороны – это очень личное, но я надеялась, что мы с Джулианом зашли достаточно далеко, чтобы делиться друг с другом всем. – Ты хочешь быть с родственниками, понимаю. – Что? Нет. – Он встряхнул головой. – То есть я сам не пойду. Я с удивлением отшатнулась. – Как так? – Не хочу, – пожал он плечами, едва заметно колеблясь. Я ни на секунду не купилась на его равнодушие. Как можно не хотеть идти на похороны отца? Пусть вы разругались, но это же последний шанс попрощаться. Склонив голову набок, я постаралась определить его чувства по выражению лица. Жаль, в тусклом свете ускользали нюансы выражения, пробивавшиеся сквозь бездушную маску. У него глаза покраснели или мне лишь показалось? – Уверен? – решила убедиться я. – Больше такой возможности не представится. – Я в курсе. – Он крепко стиснул зубы. Но я просто-напросто не смогла принять этот ответ и закрыть тему: его голос сорвался на последнем слове. – Если у тебя и в самом деле нет желания идти туда – ладно. Но я не хочу, чтобы через год, два или пять лет ты опомнился и пожалел, что отказался. Джулиан вцепился в одеяло, сдерживаясь, чтобы не начать бить кулаками в стену, но не произнес ни слова. В убежище повисла тишина, столь густая, что даже дыхание сквозь нее не могло продраться. И тут вдруг Джулиана охватила дрожь. Он рывком опустил голову, но все же не успел скрыть от меня, что глаза у него на мокром месте. Сорвалась слеза и капнула ему на спортивные штаны, оставив темное пятно на серой ткани. – Вот черт, – выругался он, зарывшись лицом в ладони. Руки крепко вцепились в волосы, а потом вдруг задрожали. Несмело, еще более робко, чем обычно, я погладила его по плечу. Джулиан кашлял и задыхался, пытаясь взять себя в руки. – Джулиан? – Она не хочет меня видеть. Тут у меня сердце ушло в пятки. – Что? – Она велела мне не появляться там. А слезы все капали и капали, текли по его лицу и падали на штаны, окрашивая их темнее и темнее… От одного вида несчастного я едва не полезла на стену. Я сжала кулаки, принимая недюжинные усилия, чтобы не схватить телефон и не позвонить матери Джулиана. Как можно такое говорить? Как она посмела? – Все равно иди, – шептала я, нежно сжимая и поглаживая его руки, от ладоней до локтей. Но Джулиан замотал головой. – Нет, они и знать меня не желают. Они… – он глубоко вздохнул, но следующие слова тем не менее дались ему с трудом. – Они все ненавидят меня. С ресниц у меня капнула слеза и побежала по щеке, но я даже не потрудилась смахнуть ее. Все мое внимание принадлежит Джулиану, и сейчас главное – осмыслить сказанное. – А кто они? – спросила я. И за что им тебя ненавидеть? Однако он меня даже не услышал. Дрожа всем телом, он продолжал лепетать малопонятные слова: – Все винят меня. Отец из-за меня умер. Это из-за меня у него сердце разбито. Я – нечто мерзкое. Больное. Позор семьи. Нужно сделать всем одолжение и покончить с собой. От потрясения у меня закружилась голова. Меня словно парализовало. Соленые слезы защипали глаза. Следовало успокоить Джулиана, утешить, но дар речи покинул меня. Чего ради он должен нести ответственность за смерть отца? Почему он должен заболеть или совершить самоубийство? Что за страшные люди способны на такие слова? Да еще и бросать их в лицо сына, потерявшего отца? – Я пытался, но духу не хватило, – бормотал Джулиан. Казалось, он с головой ушел в себя, в свой мир, полный боли и отчаяния. Все чувства, которые он днями, месяцами, годами скрывал от меня и всех окружающих, разом вырвались на волю и погребли беднягу под своей тяжестью. – Ничего не понимаю. Я же не хотел никому навредить. Просто хотел быть самим собой. Почему они не могут этого понять? Почему они меня обижают? Почему они не могут просто любить меня тем, кто я есть? – Он так и прятал лицо в ладонях, но у меня вовсе не было необходимости разглядывать его, чтобы догадаться, какая боль гложет его. Она жалила его на каждом вдохе. Бежала следом за каждым содроганием, охватившим плечи. Саднила на каждом произнесенном звуке. Я попыталась осмыслить его слова, подобрать контекст. Но как бы я ни старалась, суть от меня ускользала. Эти ужасные вещи не вписывались в образ Джулиана. Только в одном я не сомневалась: они мне знакомы. Этими жестокими штрихами нарисована и наша с Джулианом картина. – Ты ошибаешься, – быстро выпалила я, чтобы рассудок не успел предостеречь от опасности, а сомнения – потащить назад. – Есть человек, который любит тебя любым. Это я. – Чертенок на плече призывал к благоразумию. Признаю, я слишком многого не знаю о Джулиане. Но никаким силам в этом мире не переубедить меня. – Я люблю тебя, Джулиан. Слышишь? Люблю, – наклонившись, прижалась к его груди. – Я люблю тебя. Наконец он начал успокаиваться, дыхание выровнялось, и я решила открыть ему лицо. Сперва он сопротивлялся, но все же сдался и опустил руки. На щеках высохли слезы, глаза опухли и покраснели. Мы встретились взглядом. В его зеленых глазах отразились искания – Джулиан еще сомневается, верить мне или нет. – Я люблю тебя, Джулиан, – повторила я. На удивление легко дались мне слова, каких я прежде не говорила мужчинам. Он все не спускал с меня глаз. На его красивом лице бушевала буря эмоций. Но нам обоим не нужно было стыдиться своих чувств. Улыбнувшись, я погладила его по щеке. Его лицо сияло в сравнении с моей рукой. – Понятия не имею, что не так с твоей матерью и другими людьми, о которых ты говоришь. Но они ошибаются. Ты совсем не такой. Ты – лучшее, что случилось со мной за всю жизнь. Глава 32 Прикрыв глаза, я пыталась рассортировать мысли по полочкам. Но из задумчивости меня вырвал шум с лесенки. В комнате было темно, лишь в окне виднелся свет уличного фонаря. Различить я смогла только силуэт Джулиана: закончив с душем, на который его еще уговаривать пришлось, он забирался ко мне на кровать-чердак. С мокрых волос капала вода, вместо белой рубашки на нем красовалась моя толстовка с супергероями – отрада для маленького сердечка комиксовой маньячки. Не говоря ни слова, он пристроился рядышком и взял меня за руку. Я же просунула руку в карман толстовки, чтобы приобнять Джулиана за живот. – Тебе лучше? – осведомилась я, прижимаясь к теплому телу. Впервые со дня знакомства он пах не собой, а мной и гелем для душа – молоко с медом. – Да. – Славно, что вода смыла последние слезы – он вновь похож на себя. – Прости, что тебе не посчастливилось стать свидетельницей моей истерики. Я чмокнула его в плечо. Его взгляд блуждал в пустоте. Рассеянно Джулиан погладил меня по руке, затем скользнул под футболку, обнимая за талию. – Тебе не за что извиняться. Я была рада помочь. – Ты и вообразить не можешь, как мне стыдно, – сконфузился он. – Мне еще ни разу не приходилось реветь перед кем-то, не считая разве что врачей, – словно мимоходом выдал Джулиан. Я даже подумала: он и собирался рассказывать именно об этом или проговорился по забывчивости? – Выброси эту чушь из головы. У тебя отец умер. Да, ладили вы на редкость скверно, но он остается твоим папой. И постарайся забыть гадости, что наговорила тебе мама. Я бы от чего-то подобного не скоро оправилась. Свернулась бы калачиком на полу и рыдала часами. – Естественно. – Серьезно, – надулась я. – Ревела бы, как дитя малое. – Да уж, мы друг друга стоим, – фыркнул он. – Ага, идеальная парочка. Тут он наконец проявил признаки жизни: на лице промелькнула мимолетная улыбка, и Джулиан прижался ко мне, крепко-крепко. Разумеется, от меня не ускользнуло, что он и словом не обмолвился по поводу моего признания, но я не обратила на это никакого внимания. У Джулиана сейчас хватает забот, а мне достаточно просто знать, что он меня тоже любит. В ином случае мои слова не дошли бы до цели и не смогли бы выцарапать его из черной дыры, где он оказался по вине матушки. – И что ты собираешься делать? – поинтересовалась я, принявшись нервно дергать торчавшую в кармане толстовки нитку.