«Покойница вещает через мальчика!» – разнеслось по городу. Наконец-то Мусина заметили! В «Речных зорях» вышла статья о необъяснимом явлении. Никита, словно терминатор Т-1000, начал принимать форму, которая соответствовала подсознательным ожиданиям зрителей. Он выпросил у отца льняную рубашку и подпоясался тонким ремешком. Рубаха была ему велика, субтильный Никита казался в ней совсем хрупким. Он зачесал вперед русую челку, посмотрел в зеркало и рассмеялся: отрок Варфоломей! В его умненькой голове все давно вызрело, обрело цвет и форму. Пусть умозрительно, но он смоделировал чудо – личное, строго индивидуального пользования. Оставалось воплотить его в жизнь. С дворнягами ему исключительно, невообразимо повезло. Никита не имел к их побегу никакого отношения. Доподлинно установили, что собаки сделали подкоп под забором. Фантазия самого Мусина застопорилась на идее подпилить опору качелей, но он не успел. Вне всякого сомнения, его ждало бы разоблачение. Никита запоздало представил себя возле позорного столба и содрогнулся. Следующее послание он продумал намного тщательнее: исписал три страницы, прежде чем выбрал конечный вариант. «Явится демон огненный и пожрет Беловодье, а из пепла выстроит башню до небес». Отлично! На это они клюнут. Никита увлеченно решал техническую задачу: как устроить дистанционный поджог, чтобы ни одна деталь не указывала на умысел. Испорченная проводка? Или свеча с горючей смесью, запаянной в восковой капсуле? Фитиль дотлевает, разлетаются огненные брызги… Если бы кто-то сказал Никите Мусину, что то, что он собирается сделать, не совсем нормально, Никита посмотрел бы на него как на дурака. Да ведь он единственный вменяемый человек в Беловодье! Мать – клуша: одна мысль в голове и вторая за пазухой на тот случай, если забудет первую. Отец поумнее, но тоже ничего не смыслит. Они словно глупые дети, бесконечно крутящиеся на карусели. Но их сын не таков! Немного наблюдательности, щепотка расчета, капля удачливости – и его лошадь выломает металлический штырь, спрыгнет с платформы и помчит его по прямой дороге к успеху. Никита шел по городу, улыбаясь своим мыслям. Вот-вот исполнится третье предсказание, и засияет Никита Мусин в лучистом ореоле славы – спаситель Беловодья! – Смотрите, Мусин! – Никита, идите скорее к нам! Три женщины расплылись в улыбках, заметив мальчика. – Рассказывайте! Она являлась вам снова? Никита с таинственным видом прижал палец к губам и подался вперед. Три головы с химической завивкой склонились к нему. – Думаю, Антонина Петровна скоро вернется. У меня… – он выдержал драматическую паузу, – предчувствие. Что-то страшное грядет… Все ахнули. Через дорогу к ним направилась Анна Козарь, вместе с письмами разносившая молву. Как ни странно, сплетницей она не была; Козарь не выдавала новости, не просеяв их сперва через сито своей недоверчивости. В Беловодье ее уважали и побаивались. – У Никиты предчувствие! – взвизгнула одна из его поклонниц. – Нюточка, ты слышала? – Духовидец! Среди нас! Скрипучий хохот заставил их осечься; так могла бы смеяться щука, сожравшая Емелю. Желтые зубы неисправимой курильщицы. Длинное смуглое лицо, похожее на сушеный финик. Набрякшие веки сползают на глаза, точно шляпки старых подберезовиков. – Здравствуйте, Вера Павловна! – нестройно поздоровались все. Шишига кивнула только Анне Козарь. – Духовидец, значит. – Если бы яд из ее голоса можно было преобразовать в вещество, получился бы стрихнин. – Что там Макеева вещает – повысят нам пенсию, нет? Мусин, прекрасно понявший издевку, молчал. – Вера Павловна, случай и в самом деле уникальный… Шишигина глянула косо, и бедную заступницу как ветром сдуло. – Дуры! – зычно сказала она. – Этот говнюк вам головы морочит. Чуда захотелось? Чудеса не так происходят. Говнюка Никита не стерпел. – Зря вы так, Вера Павловна! Меня можете оскорблять сколько хотите, но Макеева не заслужила такого отношения! – Макеева была дура похлеще этих, – отрезала Шишигина. – До девяноста лет доживают или очень умные, или совсем пустоголовые. Тебе, мальчик, славы захотелось! Еще труп не остыл, а ты его уже оседлал и в рай поскакал! К ним начали стягиваться прохожие. Анна Козарь пристально разглядывала Никиту. – Я виделся с Антониной Петровной, клянусь! Она приходила в наш сад и говорила со мной! – Не бзди, пионер. – Отчего вы мне не верите? – Голос Мусина дрогнул. – Глазки-то бегают! – ехидно заметила Шишига. – Что у тебя дальше по плану намечено? Пожар, что ли? Никита побледнел. Однако страх подсказал ему верную тактику. Придав своему лицу выражение необычайной кротости, Мусин беспомощно развел руками: – Можете считать меня фантазером или, я не знаю, шизофреником… Я бы, наверное, и сам так решил, если бы увидел себя со стороны (слабая улыбка, понимающие улыбки в ответ). Честно говоря, в первый раз я перепугался. Все, крыша едет! Но только… (запнуться, стереть улыбку, посмотреть проникновенно)… понимаете, теперь я знаю: Антонина Петровна оберегает наш город. Ведь я – ну, кто я такой? Никто! Даже учусь на тройки! А она – она наша заступница… – За что тебя прозвали Гнусом? – перебила старуха. От ярости у Никиты побелело в глазах. Он забыл о пытливом взгляде Козарь, забыл о восторженных зрительницах; ему хотелось лишь одного: так напугать старую тварь, чтобы она обмочилась прямо здесь и уползла в свою нору опозоренной. – Я не хотел говорить, Вера Павловна. – Его голос непритворно дрогнул. – Клянусь, не хотел! – Что ты там опять придумал? – Теперь я понимаю, что должен предупредить вас… Может быть, все еще можно изменить… Если вы покажетесь врачу… – О чем ты, Никита? – Кудрявые дуры встревожились. – Тихо! Не мешайте ему! Мусин набрал воздуха в легкие. – Антонина Петровна сказала, что вы скоро умрете. Вокруг скомкалась тишина. Раздавшийся мгновение спустя хриплый смех смыл с их лиц почти одинаковые маски изумления, и миру явились разочарование, облегчение, недовольство. Лишь Анна Козарь сохраняла невозмутимость. – Соври что-нибудь получше, Гнусин. Ох, прости, Мусин! – Шишига осклабилась и вдруг подмигнула ему, словно они вдвоем затеяли хорошую шутку. – Совсем памяти не стало! Значит, лет до ста проживу. Глядя вслед удаляющейся старухе, Никита думал об одном: она должна сдохнуть в ближайшее время. Глава 3 1 – …маятник всегда качается обратно, – громко говорил Илюшин, перекрикивая шум машин с Пресненской набережной. – Вспомни популярность Карнеги. «Завоюй, окажи влияние»! А сегодня модно быть социопатом. Ненавидеть общество, максимально дистанцироваться от него, устало говорить «эти люди», имея в виду человечество в целом, и усиленно предаваться мизантропии в своем сетевом дневнике, заведенном, впрочем, с той целью, чтобы его прочло как можно больше народу. Мизантропия без зрителей – яма, с публикой – пьедестал. В медийном, извини за выражение, пространстве, которое, кажется, исчерпало за столько лет своих героев, наконец-то нашелся новый. – Камамбер, – утвердительно сказал Сергей. – Кэмбербэтч. А также доктор Хаус и разнообразные девушки с татуировками… Тут один подвох: герой – не настоящий сварщик. – Почему? – У Шерлока Холмса есть близкий друг, женщина и неистребимая потребность заниматься делом, неотделимым от помощи людям. Мы по-прежнему говорим о социопате? – Э-э-э… – Пока мизантропия хорошо продается, ее ярлык будут шлепать на лоб всем, включая Санта-Клауса. – Ему в первую очередь, – заметил Сергей. – Живет один в глуши, к цивилизации выбирается раз в году, да и то по ночам. Неприхотлив, из всех домашних животных предпочитает парнокопытных. – Не в кулинарном смысле… – Этого мы достоверно знать не можем. – Думаешь, у него каждый год олени новые?