– Это все из-за меня, – всхлипывала Жданка. – Обидно, конечно, – вздохнул Варка, присаживаясь рядом, – выходит, он нас только терпит. Я-то думал… А на самом деле ему на нас наплевать. – Было бы наплевать – просто выгнал бы, – возразила Фамка, – а он пристроить хочет, в хорошие руки. – Мы не щенки, чтоб нас в хорошие руки пристраивать, – возмутилась Ланка, расправляя на траве замявшуюся юбку, – и в прислуги я не пойду. – Куда ты денешься… – Он тут, оказывается, важная персона, – рассудительно сказал Илка, – ему теперь некогда с нами нянчиться. Мы же знали, что рано или поздно придется уйти. «Да, конечно, – устало думала Фамка, – в беде и мы были нужны. А теперь что ж. Теперь другие найдутся, почище. Обычное дело. Рыжую жалко. Видать, привязалась к нему. Вон как убивается. И Варка тоже смурной сидит, хотя его-то пока не гнали». – Ну, и как это понимать? По вашей милости я лишился обеда. Жданка вздрогнула всем телом и еще крепче прижалась к Фамке. – Чего уставились? – поинтересовался господин Лунь, нависший над ними длинной черной тенью. – На мне узоров нету. Домой идем или как? – Домой – это куда? – угрюмо спросил Варка. – Дом – это такое место, где спят под крышей, а иногда даже едят. Не знаю как вы, а я голоден. – Ой, – ахнула Фамка, – а я не готовила ничего… Не успела. – Вот именно. Так что пошевеливайтесь. Сказал и пошел вперед по лесной березовой дороге в золотых звездах прорвавшегося сквозь листву света. Ослушаться снова никто не посмел. Все смирно потащились следом. Голодный господин Лунь был сильно не в духе. На ходу он зловещим тоном поинтересовался, с какого перепугу они обидели тетку Таисью, уйдя не попрощавшись, потом долго ворчал, что его вынудили делать то, чего он делать вовсе не собирался, и теперь он влез в такие неприятности, перед которыми душевная беседа с бароном Косинским – сущее удовольствие, потом речь зашла о Таисьиных пирогах, которых его несправедливо лишили. Казалось, конца этому не будет, но тут он неожиданно нагнулся, нащупав что-то в траве под ногами, и поднял на раскрытой ладони. – Ну надо же, как в этом году рано… Не иначе, дождик помог. – Что это? – осмелилась спросить Ланка. – Гриб. Березовый, – неожиданно довольным тоном сказал крайн. – Крепенький какой! – Разве это гриб? Разве грибы такие бывают? Я грибы однажды пробовала, на приеме у господина наместника. Они кругленькие такие, серенькие, скользкие. Подаются под белым соусом. – Серенькие – потому что вареные, – солидно разъяснил Илка. – А на самом деле они белые. Садовник господина наместника в подвалах выращивает. Там у него и короба с землей, и вода капает. В общем, все приспособлено. Деликатес для почетных гостей. Редкость. – Нет, – решительно заявил господин Лунь, – грибы – это еда. Ну-ка, быстро, в разные стороны, только от дороги далеко не отходите. Все, что найдете, тащите сюда. И опять все послушались. Фамка при слове «еда» моментально озаботилась, тряхнула головой и двинулась прочь, решительно волоча за собой красную от слез Жданку. Вернувшись через полчаса с подолом, полным того, что показалось ей грибами, она увидела картину мирную и приятную. Господин Лунь валялся на животе, подперев руками голову. Перед ним сидел Варка. Никаких грибов у него не имелось, зато вокруг были разложены разные цветочки и травки. – Это плаун-трава, – мягким голосом говорил крайн, – ядовита, но вытяжка помогает от сердечной слабости. Применять с осторожностью. Голыми руками лучше не рвать. А эта краса неземная, – он поднял пышную кипенно-белую цветочную кисть, с удовольствием понюхал, – это кукушница, ночная фиалка. – А она от чего? – От несчастной любви. – Как это? – Да так. Варишь из корней приворотное зелье, в ночь с четверга на пятницу размешиваешь косточкой обглоданной в муравейнике летучей мыши… Сначала семь раз посолонь, а потом против… – И помогает? – Кому как. – Понятно. – А это купена душистая, соломонова печать. Дядьке Антону притирание можно сделать. От прострела хорошо помогает. И внутрь хорошо, если ты отравлен. Мигом наизнанку вывернет. А вот это… – Это случайно пристало. – Э, нет. Это калган. Всем травам трава. На вид слабенькая, цветочек бледненький. Корень настаивают и пьют от семи болезней. – Да… Я еще осенью понял, что ни бельмеса не смыслю. – А я еще зимой предлагал тебя учить. И сейчас не отказываюсь. – Как учить? Ведь вы же нас хотите того… в хорошие руки… Или я этот… избранный? Особенный какой-нибудь? – Дурак ты особенный, – тяжело вздохнул крайн, – глаза бы мои на вас не глядели. – И не надо, – сказал подошедший Илка, – мы завтра уйдем. – Позвольте поинтересоваться, куда? – В Загорье, – сказал Варка. – Вы же нас тетке Таисье отдали, – тихо заметила Фамка. – Я в Загорье не пойду, – хриплым наплаканным голосом заявила Жданка, – и к тетке Таисье не пойду. Лучше к дядьке Антону в батрачки наймусь! – Чем же это лучше?! – возмутилась Ланка. – Не было у бабы печали – купила баба порося, – пробормотал крайн, – ладно, давайте сюда грибы, а то мы до темноты домой не попадем. Так, годится, годится, отрава, червивый, совсем червивый, годится, отрава, отрава, опять отрава. И чему вас только учат в этих ваших лицеях… Скоро перед ним выросли две кучки: крепкие молодые березовики и негодные для жарки горькушки, вешенки, новорожденные мухоморы. Тем временем Фамка на скорую руку скрутила из подвернувшихся березовых веток некое подобие корзины. Корзинка эта, слабая и дырявая, все-таки дотянула до самого дома. Грибы благополучно прибыли на кухню и были поджарены под руководством господина Луня, который лично следил, чтобы и соли в меру, и луку, и чесноку, и маслица. За грибной суетой все распри как-то позабылись. Только Жданка ходила как в воду опущенная и все норовила спрятаться за спиной у Фамки. Ужин начался в мире и согласии, но тут все испортил не склонный к забывчивости Илка. – Вы не можете нас отсюда выставить, – вдруг заявил он. Господин Лунь вопросительно поднял левую бровь. – Мы слишком много знаем. – Что ж такого особенного вы знаете? – Так очень просто, – догадалась Фамка, – он считает, мы можем пойти и всем рассказать, что из крайнов вы тут один и что у вас… что вы… – Что я калека. Что ж, если это доставит вам удовольствие… – Он этого не сделает. Правда, Илия? – ласково спросила Ланка. – По правде говоря, – слегка смутился Илка, – я не это в виду имел. Вы тут нас научили тому-сему. А управляем мы этим плохо. Дел можем натворить – страсть. Как у Козьего брода. Я до сих пор не разобрал, убили мы там кого-то или нет. – Резонно, – вздохнул крайн. – Одного не могу понять – почему сегодня все вокруг занимаются вымогательством? – Вещи у нас собраны. Завтра уйдем и забудем все, что знали, – сказал Варка, – больше вы о нас не услышите. Сказал и полез спать в свое гнездо наверху. * * * Спал он долго и крепко, проснулся поздним утром, вскочил как встрепанный, вспомнив, что надо собираться. Как был в одной рубашке, подбежал к окну посмотреть на погоду и, охнув, кинулся к веревке. Правда, в последний миг все-таки опомнился и в жуткой спешке натянул штаны. Господин Лунь, мирно пересекавший главный зал, едва удержался на ногах и со стоном схватился за грудь. – Доброе утро, Ивар, – выдохнул он, – не кажется ли тебе, что подобные манеры… – Солдаты! – заорал со всего размаху врезавшийся в него Варка. – Солдаты на пустоши! К его ужасу, господин Лунь сохранял полное спокойствие. – Какие солдаты? – поинтересовался он, удерживая за шиворот Варку, который все порывался куда-то бежать. – Такие! – выкрикнул Варка прямо ему в лицо. – Синие! Опять Трубеж, чтоб ему! – Над Починком дыма нет? – Нет. Я ж говорю, они прямо сюда! Конные! Много! – Ну и что?