– А… – безжизненно отозвался Варка. – Надо уходить. – Да. – Здесь в доме есть колодец. Идем. – Да, – повторил Варка, которого крепко взяли выше локтя и подтолкнули к двери. – А что до славного города Трубежа, – мерно, будто вколачивая в гроб дюймовые гвозди, проговорил крайн, – крайны построили его, крайны его и разрушат. Глава 17 За дверью не оказалось никакой охраны. В длинном темноватом коридоре было пусто и так тихо, словно заветная мечта господина Луня уже сбылась и род Гронских исчез с лица земли. Крайн уверенно двинулся вправо мимо ряда узких, забранных цветным стеклом окон. «Ненавижу витражи», – устало подумал Варка, привычно пристраиваясь по правую руку. – Я твой щит, – пробормотал Илка, заняв свое место слева. Они шли в мертвой тишине мимо цветных стекол и темных дубовых панелей. Откуда-то снаружи, из-за непроницаемых окон доносился неясный шорох. «Дождь», – прошептал Варка. Разве за проклятыми стеклами поймешь? Полчаса назад ему казалось, что светит солнце. Шум и плеск становились все громче, стали различимы глухие удары, треск, неясные крики. Илка покосился на крайна. Господин Лунь продолжал идти с таким видом, будто все это его не касается. Цветные стекла ближайшего окна со звоном брызнули в стороны, жалобно дребезжа, посыпались на пол. О щит с Варкиной стороны со всего маху ударился здоровенный булыжник. В дыру ворвался яркий дневной свет. «Ого», – сказал Илка, в глубине души надеясь на объяснение. Крайн дернул плечом, снова свернул направо, и внезапно они вышли наружу. Крытая галерея тянулась над широким квадратным двором. На дворе было шумно и людно. Даже слишком людно. Но в сломанные ворота продолжала ломиться толпа. Горожане вели себя беспокойно: швырялись выдранными из мостовой камнями, размахивали ножами, навозными вилами и заборными кольями. При этом они нечленораздельно, но громко вопили. Насколько Илка смог разобрать, речь шла о крайнах. «Не любят нас здесь», – заметил он, рассчитывая все-таки выманить объяснение. «Держи щит», – прозвучало в ответ. С этим Илка спорить не стал. Стражники, ощетинившись алебардами, медленно отступали по угловым лестницам на галерею, наверху изготовились арбалетчики, но стрелять пока не решались. Среди галдящей толпы возвышалось несколько конных. Лошади нервничали, плясали на месте, толпа шарахалась от них, но тут же смыкалась снова. Варка, кривя рот, то и дело косился вниз, в ожидании нового камня. Вдруг, слабо охнув, он разорвал щит, одним прыжком взлетел на перила, ухватился за какой-то кстати подвернувшийся под руку толстый шнур и прыгнул. В руки впились колкие серебряные нити, стяг с гербом дома Гронских не выдержал такого грубого обращения, затрещал и оборвался, повис, подметая землю пышной бахромой, но Варка успел коснуться ногами затоптанной брусчатки, удачно проскользнув между заточенным колом и лезвием мясницкого ножа. Наскоро обтерев о штаны окровавленные руки, он решительно рванул сквозь толпу. – Тронутый, – простонал Илка, бросившись к перилам, – куда тебя несет! И с одного взгляда понял куда. Посреди двора крутилась сытая лошадка дядьки Антона. Из-за спины криво, но цепко сидевшего на ней Тонды торчали рыжие патлы и тощая рука, отчаянно махавшая Варке. Варка пробрался к лошади, нырнул почти под брюхо, рискуя, что на него сейчас же наступят, с разгону уткнулся лицом в исцарапанную чумазую коленку. – Дура, я думал, они тебя… – А я думала, они вас… – всхлипнула Жданка и сползла с широкого крупа, обрушилась прямо ему на голову. Варка едва удержался на ногах, неловко подхватил ее и первым делом как следует встряхнул, очевидно надеясь таким способом проверить, все ли в порядке. Вокруг страшно орали, но он не обращал на это внимания. – Они вломились, – сквозь слезы забормотала Жданка, – а вы спите! Я тебя трясу, а ты как мертвый, я к дядьке Антону – а он не шевелится и не храпит даже. Они вас потащили… а я… я-то что могу! Они все в кирасах, сапоги кованые… – Ну, будь они без доспехов, ты б их всех загрызла, – предположил Варка, покрепче стиснув ее плечи. Плечи были худые и горячие, Жданкины. – Не держи меня за дуру, – обиделась Жданка, – еще не хватало на них кидаться. Я спряталась. Илка почувствовал, что остался без щита. Господин Лунь, зябко обхватив себя за локти, прислонился к подпиравшему крышу резному столбу. На Жданку с Варкой, обнимавшихся в самом сердце кипящей толпы, он не глядел. Запрокинул голову, словно надеялся сквозь черепицу увидеть небо. – Так весь сыр-бор из-за Антоновой внучки? – удивленно пробормотали сзади. Илка обернулся. Влад Гронский стоял у стены, и вид у него был растерянный. – Никто ее и пальцем не тронул. Даже в мыслях не было. Крайн не шевельнулся. – Да кто она вам?! Или… да нет, не может быть… – Она крайна, – мстительно просветил его Илка, – крайна великой силы. – Эй, а все остальные где? – ухмыльнулся свесившийся с седла Тонда. – Там, – Варка дернул подбородком, указывая на галерею, с которой окончательно содрали и теперь втаптывали в грязь стяг славного дома Гронских. – Живы? Стало быть, сами справились. Выходит, зря я народ взбутетенил. – А чего они орут? – впервые озадачился Варка. – Так за вас заступаются. Как ваша рыжая нас разбудила, так мы с ней прямо в город дернули. День базарный, на площади не протолкнешься… Я там шепнул одному-другому, мол, Гронские крайнов убивают. Ну, в Трубеже всякий знает: от Гронских все наши беды. Глянь, как разъярились. Влезайте на лошадь, не то затопчут. – Верните крайнов! – орала толпа. – Смерть проклятому роду! – Кому смерть-то? – не понял Варка. – Да Гронским, чтоб их подняло и прихлопнуло. Влезай, говорю, пока народ не понял, кто ты есть, а то хлопот не оберешься. – А чё? Кто я есть-то? – Ну это уж тебе видней… Крылья только не показывай. – Крылья? – переспросил Варка, поудобнее устраиваясь на широком крупе. – Не, не буду… * * * Жданку Тонда усадил впереди себя. Господин Лунь очнулся и повелительно махнул рукой, призывая их пробираться на галерею. Все понимали, что уходить лучше через колодец. Кто знает, что придет в голову разгоряченным горожанам. – Теперь ты мне веришь? – негромко спросил Влад Гронский. – Не трогал я твоих женщин. Ни госпожу Анну, ни Мариллу, ни эту… гхм… юную госпожу крайну. Я пятнадцать лет с седла не слезал. Вас не стало, и тут же из всех углов нечисть всякая полезла. Вам-то что: захотели – улетели, захотели – прилетели… а мы по земле ходим. – И как только вас земля носит, – с необыкновенной язвительностью пробормотал себе под нос господин Лунь, но развить свою мысль ему не удалось. В конце галереи возникло прекрасное видение: госпожа Элоиза в платье из серебристой парчи, в диадеме на роскошных серебристых кудрях, окутанная тончайшим белым покрывалом. Красиво и плавно она двинулась к крайну, изящно простерла к нему холеные полные руки. – Мой дорогой… Мы уже не смели надеяться. Я ждала тебя еще зимой… А ты… прислал вместо себя какого-то мальчишку. Тот, конечно, ничего не понял, сам перепугался, нас напугал до полусмерти. Влад, ты хорошо их устроил? Вы всем довольны? – Безмерно довольны, – сказал господин Лунь, выпрямляясь, – снова видеть вас, госпожа Элоиза, великое счастье. – Милый мой, – расцвела госпожа Элоиза, хотя Илка после слов, сказанных таким тоном, предпочел бы забиться в ближайшую щель и никогда из нее не высовываться, – бедное заблудшее дитя… Мы так скучали по тебе. Передать не могу, как мне жаль, что наша дружба кончилась так печально. Но ведь и ты тогда погорячился. Надвратную башню, знаешь ли, пришлось строить заново… А на месте Сафоновой рощи до сих пор ничего не растет. Однако теперь, когда вы вернулись и все разъяснилось… – Да, – кивнул господин Лунь, не поднимая глаз, – теперь мне все ясно. В голубых очах госпожи Элоизы плескались самые настоящие слезы. Промокнув их кружевным платочком, она сочувственно коснулась плеча господина Луня и медленно, под локоток повлекла его за собой. – О, дорогой, все это ужасно. Мой муж был в отчаянии, но ничего не смог сделать. Эти люди иногда бывают невероятно упрямы и на редкость тупы… Как сказал поэт: «Что может быть опасней злобного глупца?» – Умный подлец, – пробормотал крайн. – Ты полагаешь? – приподняла бровки госпожа Элоиза. – Взгляни туда. Сейчас эти люди ведут себя ничуть не лучше. Глупый слух, самый пустяшный повод способны взбудоражить их настолько, что они становятся опасны. – Слепая ярость безумной толпы. – Именно так, – подхватила госпожа Элоиза. – Глупцы или безумцы. И что прикажешь с ними делать? Не станем же мы в них стрелять. – Неужели не станете? – ласково спросил крайн, и Илка понял – теперь никакая щель не спасет. Нет, что ни говори, хорошее место это Загорье… Главное – далеко отсюда… – Я думаю, все можно уладить миром, – нежно, но настойчиво сказала госпожа Элоиза и остановилась, достигнув цели – широкой лестничной площадки у входа на галерею. – Они желают видеть крайнов. Поговори с ними. Подтверди, что старые распри забыты, что дом Гронских по-прежнему предан дому Ар-Морран, что новый договор будет заключен немедленно. Последние слова она произнесла громко и четко, будто надеясь, что ее услышат из-за сомкнутых спин защищавшей лестницу стражи. Толпа по-прежнему вопила «Смерть!», но те, кто успел забраться на лестницу, приумолкли, прислушиваясь. Господин Лунь небрежным взмахом руки разогнал стражу, спустился на несколько ступенек. Пробравшийся к лестнице Тонда ловко подтолкнул к нему Варку и Жданку. Варка снова пристроился за правым плечом крайна, а Жданку, от греха подальше, пихнул в середину, за его сгорбленную, но надежную спину. – Я – Рарог Лунь Ар-Морран-ап-Керриг, крайн из серых крайнов Пригорья. Я хотел бы знать, зачем вы здесь? Хрипловатый голос, давным-давно сорванный и обычно тихий, каким-то чудом заполнял все пространство забитого народом двора. Толпа всколыхнулась, забормотала грозно. – Смерть Гронским! – неуверенно крикнул кто-то. – Да-да. Все как всегда… Пятнадцать лет назад вы швыряли камни в крайнов, теперь настал черед Гронских. В будущем, полагаю, камни снова полетят в крайнов. Или в тех, на кого вас натравят в следующий раз. Впрочем, это не мое дело. Развлекайтесь. Сегодняшняя забава обещает быть особенно интересной. Во-он там сидят сорок арбалетчиков. Да и трубежская стража чего-то стоит. Так что многих наверняка убьют. Но вы тоже не лыком шиты и в таких делах привыкли действовать дружно. По трупам пробьетесь наверх, мимоходом растерзаете госпожу Элоизу… Господин Влад без боя, конечно, не сдастся, ну а господин Стас, скорее всего, сбежит, если уже не сбежал… Заодно можно неплохо поживиться в господских покоях. Ах да, не забудьте поджечь дом, – он легонько постучал по перилам, – отличное сухое дерево. Ничто так не веселит душу, как хороший добротный пожар. Что ж, не буду вам мешать. – Он сделал движение, чтоб уйти. – Договор, – тихонько простонала за его спиной госпожа Элоиза. – Ах да, договор… На площади стало тихо. Ни звука, кроме дыхания сотен разгоряченных людей. Крайн поднял правую руку, взглянул на солнце. – Сей договор заключается с высокородным Станиславом Гронским, его чадами и домочадцами, челядинцами и воинами, всеми, кто служит ему и признает его власть. Мы, крайны Пригорья, клянемся никогда не делить с ними ни земли, ни неба, ни воды, ни хлеба, ни горя, ни радости. Толпа тихо охнула.