– Бери нашего умника. Он тебя вроде слушается. Во дворе колодец. Его спихнешь, потом сама прыгнешь. Перо из рук не выпускай. – С ума сошел, мы же потонем! Ставни с треском распахнулись. За погнувшейся решеткой возникла оскаленная морда, вцепилась зубами в погнутые прутья. – Лучше в воду, чем мантикоры, – сказала Фамка. Ланка охнула и, шепча что-то успокоительное, потянула Илку к выходу во внутренний дворик. Варка кинулся к крайну и попытался приподнять его за плечи. Тощий на вид Крыса показался ему каменно тяжелым. На помощь подоспела Жданка, но толку от нее было мало. – Бери перо и давай за ними, – заорал Варка, но она только упрямо замотала головой. – Надо на одеяло его перекатить и тащить на одеяле, – перекрывая собачий вой, крикнула Фамка, – только как же с крыльями? Они же в дверь не пролезут. – Пролезут как-нибудь, – сквозь зубы процедил Варка. Под скрежет, грохот и вой, доносившиеся снаружи, они кое-как отвели в сторону упругие шелковистые перья, расстелили одеяло и осторожно, в четыре руки, повернули Крысу на бок. Жданка вскрикнула так отчаянно, что Варка решил – не выдержала дверь. Но дело было не в двери. Левое крыло легко отделилось от тела крайна и осталось на полу, истерзанное, искореженное, мертвое. Правое медленно потянулось за Крысой, раскрылось, и они увидели оставленные свинцом рваные дыры. Крыло было сломано и держалось на нелепо торчащих тонких косточках и окровавленных лоскутах кожи. Варка в ужасе уставился на эти разрушения. Дверь содрогнулась, скобы засова вылетели с визгливым скрежетом. – Нож! – чужим хриплым голосом крикнул Варка. Жданка сунула ему заточку, и он, зажмурившись, с размаху полоснул по тому, что еще связывало крыло с бесчувственным телом. Дверь распахнулась настежь. Варка схватил стоявшую на полу лампу и швырнул в самую середину груды перьев. Масло расплескалось. Облитые им мертвые крылья вспыхнули почти мгновенно. Между Варкой и визжащими от нетерпения мантикорами встала стена огня. Варка стукнул по затылку ошалевшую Жданку, пихнул в бок Фамку, и они наконец выволокли тяжеленного крайна во внутренний двор, к колодцу. Варка ногой захлопнул маленькую дверь, хотя понимал – надолго ее не хватит. У низкого, в два кирпича, бортика колодца, скорчившись, тихо подвывала Ланка. Рядом, слегка покачиваясь в ритме ходьбы, стоял Илка. Стоял он удобно, и Варка, не задумываясь, с разбегу толкнул его в спину. Илка свалился как подкошенный. Разглядывать, что там с ним случилось, было некогда. Отправить в колодец Ланку оказалось гораздо труднее. Она визжала и отбивалась. Варка и не думал, что она такая сильная. Но опыт драк у Варки был гораздо больше, дело решила вовремя подставленная подножка. С Фамкой и Жданкой драться не пришлось. Они молча взяли по перу, крепко обнялись и вместе шагнули в темноту. В слуховом окне покинутого дома показался зловещий оранжевый отблеск. Дверь во дворик вылетела, и сквозь ярко освещенный огнем проем к Варке рванулись безобразные черные тени. Варка завопил дурным голосом и, вцепившись в Крысу, вместе с ним перевалился через бортик в сырую холодную пустоту. Глава 8 Варка набрал побольше воздуха, зажмурился, приготовившись к удару о ледяную воду, и с размаху ткнулся лицом в жесткое и колючее. Глаза открылись сами собой. Перед лицом маячили какие-то черточки… Сухие травинки. На травинках росли хрупкие белые кристаллы. Травинки дрожали, и кристаллы сыпались с них, исчезали, таяли от тепла дыхания. «Иней», – сообразил Варка, сразу же покрылся гусиной кожей и сел. Руки впились в промерзшую землю. Перед ним простирался длинный голый склон, плавно опускавшийся в туманную даль, окутанную сумерками хмурого утра. Из склона торчали пучки мертвой травы, густо опушенные инеем. Над травой медленно влачились сизые валы низких снеговых туч. Варка посмотрел направо, посмотрел налево. Ничего, кроме туч, убитой морозом травы и тумана. Холодом веяло от них, холодом, отчаянием, смертью… Подумав о смерти, Варка торопливо обернулся. Погони не было. Ни темных теней, ни жуткого воя, ни горячего звериного дыхания. Сзади оказалось дерево. Страшное, безнадежно мертвое. Серебристо-серый ствол, лишенный коры и тонких верхних веток. При жизни дереву тоже, должно быть, пришлось несладко. Под напором вечных ветров ствол изогнулся причудливой спиралью. Корявые сучья тянулись к небу, безответно моля о помощи. Под деревом, прислонившись к стволу, в обнимку сидели Илка и Ланка. Оба дрожали так, что зуб на зуб не попадал. Варка усмехнулся. Еще месяц назад Илка был бы на седьмом небе от счастья, если бы прекрасная Илана снизошла до того, чтобы обнять его за шею да еще и погладить по голове… Теперь же на его широком, посиневшем от холода лице отражалось только тупое равнодушие. У ног парочки лицом вниз лежал крайн. Лежал смирно, никому не мешал, стонать и разговаривать не пытался. Кто-то заботливо завернул его в одеяло. – Куда мы провалились? – дрожащими губами спросила Ланка. Варка дотянулся до дерева, оперся на него и встал. Ноги тряслись, но слушались. – Не знаю. Наверняка мы где-то за городом. – Ужас какой! – Ужас был да весь вышел. Живые, не утонули, от погони оторвались – чего тебе еще надо? – Холодно. – А ты не знала, что скоро зима? Сейчас чернотроп идет. На что ты вообще надеялась? – Я думала, здесь будет настоящий дом крайна. Этот… небесный замок. А тут… – Ланка растерянно огляделась. – А что тут? – А тут мы замерзнем. Варке пришлось признать, что она права. Сидеть здесь – неминуемо замерзнуть. – Не боись, – сказал он бодро, – щас пойдем, деревню какую-нибудь отыщем. Это же спуск к Либаве, правильно? Значит, рядом либо Большие Котлы, либо Мотыли, либо Коровье. Главное – договориться, что им врать. – Что ты, Варочка, – жалобно протянула Ланка, – какие Мотыли… Ты во-он туда посмотри. Варка посмотрел. Поросший бурой травой склон упирался в серую городскую стену. Но он тут же понял, что ошибся. Никакая это была не стена. Почти по отвесу вверх до самых медленно текущих туч поднимались скалы. Серые, неровные, со вспухшими белыми жилами другой породы, прорезанные наискось идущими разломами. У подножья скал громоздились кучами или торчали поодиночке громадные камни. Будто сорвались сверху в незапамятные времена, да так и остались, разбитые, обглоданные ветром и временем. Из трещин между камнями торчала трава и низкие кусты, колючие даже с виду. – Горы какие-то, – пробормотал Варка, – откуда у нас на Либаве горы? Интересно, какой глубины бывают колодцы? Кто их знает, чего они умеют, эти крайны. Куда их забросил господин Лунь по прозвищу Крыса? Крыса лежал тихо, дышал слабо и часто, и никакого внятного ответа дать, конечно, не мог. Варка растерянно озирался, медленно коченея в тонкой куртке на голое тело. Между камнями мелькнуло что-то живое и яркое. Он прищурился. Из-за камней выскочила Жданка, заплясала босыми ногами по холодной земле. – Давайте сюда! Мы дом нашли! * * * Жданкины понятия о том, что такое дом, сильно отличались от Варкиных. Чудом втиснувшись между грудами камней, к скальной стене прилепилось убогое сооружение: крылечко в две доски, слепое окошко, больше похожее на квадратную дырку, дерновая крыша, просевшая посредине. Если бы не скала, угрюмо подпиравшая его сзади и, как видно, служившая четвертой стеной, домишко бы совсем завалился. Он был явно брошен, и брошен давно. У крыльца густо росла трава. Ни тропинки, ни торной дороги. Но над трубой вился робкий дымок, и это сулило надежду на тепло. Внутри и вправду оказалось куда теплее, чем снаружи. Вместо обычного для Липовца открытого очага здесь половину хижины занимала печечка с широкой лежанкой. У печки возилась Фамка, сердито поджав губы, крушила Жданкиным ножом какую-то деревянную рухлядь. За приоткрытой заслонкой плясало рыжее пламя. Варка осмотрелся. От двери до лежанки пять шагов, пол земляной, потолка нет, только старые доски крыши, на которые положен дерн. Вплотную к окошку придвинут колченогий стол, на столе красуется битком набитая Варкина торба. – Фамочка, – умилился Варка, – когда ж ты успела? – Я еще раньше ее собрала. Пока ты спал, – спокойно объяснила Фамка. – Ясно же было, что оттуда все равно придется удирать. – Фамочка, милая… Ну хочешь, я тебя поцелую?! – Совсем сбрендил! Отвали, придурок! – сказала Фамка грубым голосом и поспешно отвернулась к печке. Щеки горели, а в душе шевелилось сожаление. Мог ведь и вправду поцеловать… Крайна устроили на лежанке. Илку затолкали подальше в угол, чтобы не дергался и не пытался уйти неизвестно куда. Варка собственноручно закрыл дверь, пристроил в перекошенные пазы тяжелый засов. – Завтракать будем? – спросил он, но оказалось, что курицы спят. Как сидели у печки на холодном полу, так и заснули, сбившись для тепла в кучу. – Во дают! – пробормотал Варка, широко зевнул, втиснулся между Ланкой и теплым печным боком и закрыл глаза. * * * – Вот, – сказала Фамка, – больше ничего нет. На шатком столе у окна были разложены все их припасы. Полфунта Варкиных сухарей. Полфунта крупы-черняшки, краюха хлеба, три вяленых леща, фунтик соли и головка чеснока, добытые на кухне Крысы. Начатый пакетик тянучек, обнаруженный Жданкой в его же кармане. У стола стояли четверо. Табуретка в хижине нашлась только одна, и на ней, прислонившись к печке, сидел Илка. – На сколько нам этого хватит? – спросил Варка. На него глядели три пары глаз: чернющие Фамкины, ярко-голубые, как у фарфоровой куклы, Ланкины, зеленые с веселыми рыжими крапинками Жданкины. Глядели они напрасно. Варка не умел ни рассчитывать, ни экономить. – Если тратить как у нас в Норах, то надолго, – проворчала Фамка. – А как у вас в Норах? – Варка искренне надеялся узнать способ растянуть полфунта крупы на три недели. – Ну как-как, – усмехнулась Жданка, – сначала не едят, потом погодят, а потом опять не едят. Варка тяжело вздохнул, горько сожалея о том, что половину запаса сухарей они сжевали вчера.