– Я не слезу сегодня с этой темной лошадки, пока она мне не расскажет, чем ей не угодил этот бородатый. Кстати, он мне кого-то до ужаса напоминает… Как будто я уже слышала этот голос. «Ох, Альхен, лучше бы тебе и не вспоминать». Я перевела взгляд на большой тонированный внедорожник, в котором сейчас лежало мое тело и в котором бедняжка Феликс сейчас наверняка корчился от боли, и меня снова начали душить слезы. Слезы бессилия, обиды и ярости. Подумать только, я только что сидела в этой чертовой машине рядом с человеком, о возвращении которого молилась все эти дни. А он, несмотря на то что сидел на расстоянии вытянутой руки, – продолжал оставаться бесконечно далеким и безвозвратно потерянным. Он не желал быть найденным. Он не хотел быть узнанным. Он был жив только для себя, но мертв для всех нас.. Что ж, да будет так. Дело за малым: решить, как жить с этим дальше. Я понимала, что не смогу рассказать Анне об этой встрече. Неизвестность, дарящая надежду, всегда милосердней убийственной истины. Я не знала, прощу ли себя за это, но была убеждена, что пропавший без вести сын будет для Анны гораздо меньшей болью, чем сын сбежавший, презирающий, отрекшийся. Хватит с нее потрясений. Как только приду в себя – в самом прямом смысле, – побегу отсюда сломя голову, и пропади он пропадом, блудный сын, пропади он пропадом! Мои горькие размышления были оборваны притормозившей у обочины машиной такси. Одновременно с этим дверь внедорожника распахнулась, и Феликс выскочил из машины. Какая прелесть – нос разбит, рубашка залита кровью! Как же это ты умудрился, дорогой? Он открыл дверь и одним рывком поднял с переднего сиденья мое безжизненное тело. Мы с Алькой вскочили на ноги. Блондинка с равнодушным видом направилась к своей машине. – Что с ней? Что случилось? Куда вы… – запаниковала Алька, подбегая к Феликсу. – У нее снова обморок. Ей не помешало бы обследование, но дальше вы поедете сами. Я вызвал такси. Прекрасная идея, Феликс, пожалуй, лучшая за этот вечер. Верни себе статус без вести пропавшего. На этот раз навсегда. Алька придержала дверь такси, и Феликс уложил мое тело на заднее сиденье. Я забралась в машину и обняла свое тело за плечи. Очень хотелось реветь, но было жаль Идиных старательно накрашенных ресниц. Алька что-то сказала Феликсу, должно быть, слова благодарности. Он сухо кивнул и скрылся в машине, где уже сидела, барабаня пальцами по баранке, его малолетняя спутница. Мгновение спустя все двери захлопнулись и две машины тронулись в разные стороны. * * * Минут через десять меня наконец перебросило обратно. Ида была возмущена тем, что задремала в самый неподходящий миг. Алька пыталась задавать мне какие-то вопросы относительно того, о чем мне так приспичило поговорить с незнакомцем и что, собственно, произошло в машине, но я только трясла головой и несла всякую чепуху, ссылаясь на ужасную резь в висках. Никто ни за что не должен узнать о том, кого мне преподнес этот город в коробочке с золотой ленточкой! Ни одна живая душа! Если это долетит до ушей Анны, она сойдет с ума. Таксист подбросил нас до ближайшего травмпункта, где я получила свой рентген, пластырь и укол обезболивающего. К счастью, все кости были целы. Мои попытки спихнуть Альку с Идой в соблазны ночного города с треском провалились, и мы все вернулись домой еще до полуночи. Таня ворковала над нами, как голубка, сварила какао и включила «Теорию большого взрыва» на телеке, чтоб нас всех немного отпустило. «Лика чуть не угодила под машину», – кратко объяснила Алька, и я была ей страшно благодарна за то, что она не стала выкладывать Тане подробности. Потом мы погасили свет и улеглись на одной кровати, закутавшись каждая в свое одеялко – три окуклившиеся гусеницы в спичечном коробке. Ида сопела мне в правое ухо, Алька – в левое. – Лика, что с тобой случилось возле книжного магазина? Ты была такая… странная. Куда ты побежала? – спросила Ида. – Не знаю, как объяснить… – Я минуту подумала, обняв обеими руками мягкую, пахнущую лавандой подушку. – Так, наверно, птицы летят осенью на юг: без мыслей и причин, просто чувствуют, что нужно лететь, а иначе замерзнешь насмерть… – Это, конечно, все занимательно, но ты чуть не угодила под машину, ты хоть поняла это? – сердито встряла в разговор Алька. – Алька… – Нет, правда! Что мне делать в следующий раз, если тебя снова кто-то потянет за ниточку? – Не знаю. Просто нокаутируй меня, наверно. – Я так и сделаю. И я не шучу, – привстала на локте Алька. – Я тоже. В следующий раз ударь меня хорошенько. Только не в нос. Мне нравится мой красивый нос. – Мне он тоже нравится, дуреха. Я ударю тебя в глаз. – Только не сильно. – Окей. * * * За завтраком страшилки вчерашнего дня начали потихоньку меркнуть. Выбросить из головы Феликса оказалось непосильной задачей, но ради подруг я старалась хотя бы внешне быть нормальной: мы давились булками, пили чай, шутили, у меня неплохо получалось, за исключением тех моментов, когда я непроизвольно сжимала под столом руку в кулак, а омлет пилила ножом гораздо более яростно, чем он того заслуживал. Новый день охладил мозги и позволил мне по-новому взглянуть на ситуацию с Феликсом. Нервное потрясение и эмоции оказали мне медвежью услугу. Вчера высказать ему все, что я о нем думаю, надавать ему оплеух и вытолкать из своей жизни казалось самой лучшей и справедливой затеей. Но будь у меня второй шанс, я бы поступила иначе. Я бы умоляла его вернуться домой, хотя бы ненадолго – пусть бы сказал матери пару добрых слов. А потом пускай бы проваливал на все четыре стороны! Но теперь было поздно мечтать об этом. Я сама выпустила Феликса из рук. Остаток дня мы болтались по городу, фотографировались на фоне соборов и пытались наполнить голову хоть какими-то приятными воспоминаниями об этой поездке. И, надо сказать, к вечеру эта задача была успешно выполнена: на перрон мы притопали румяные, веселые, полные впечатлений и вареников из «Пузатой хаты». Подали наш поезд. Ну вот и все. Еще чуть-чуть – и столица с ее пугающими приключениями канет в прошлое. Еще каких-то двенадцать часов, и я снова буду топтать ногами дорожки родного Симферополя, сидеть за своей партой, учить немецкий… И все будет как прежде. Как будто ничего и не было. Проводники медленно открывали двери вагонов, расправляли складные ступеньки. – Сигарет пойду куплю, – сказала Алька, вручая мне свой рюкзак. – А мне сборник судоку! – подключилась Ида. – Чего? – Су-до-ку. Это такая головоломка с числами, в которой… – Ох, Ковалевская, дай отдых своей гениальной голове. Я куплю тебе бульварный журнал, почитаешь про диеты, сплетни, кто с кем спит, кто какие тряпочки носит, м-м-м? Женщина ты будущая или кто? – Купи женщине судоку, и точка, – проворчала Ида. – Лика, есть мелочь? Лезть за кошельком в сумку было лень, я запустила руки в карманы. – Кстати, судоку лучше, чем кроссворды, в том плане, что подключают логику, а вот кроссворды – только память, – ворковала Ида. В карманах было пусто. Мой взгляд остановился на странном бумажном свитке, торчащем из нагрудного кармашка. Обычно я ничего в него не складывала, слишком уж он мал. Достала бумажку, развернула, приготовилась смять и выбросить… Записка! Тонкая полоска гладкой бумаги, на которой незнакомым почерком написано несколько строк. Я пробежала их глазами, перечитала, перечитала вновь. Похоже, у меня снова галлюцинации. «Мне показалось, что все, о чем ты говорила, – важно для тебя. Обстоятельства не способствовали спокойному разговору, но если ты сможешь держать себя в руках, можно встретиться и поговорить. Завтра, 22 апреля, в 7 вечера я буду ждать в ресторане гостиницы Heaven…» Далее был написан адрес этой самой гостиницы. Без подписи в конце. Конечно! Он написал ее в машине, пока я была в отключке, и положил мне ее в карман. – Вернер, не надо уже мелочи, – нетерпеливо бросила Алька. – Ща поезд без нас уедет. – Без вас не уедет, а я… В общем, я остаюсь. Я обвела подруг взглядом. Ида выгнула бровь, Алька склонила набок голову, по-видимому, не веря своим ушам. Сейчас мне мало не покажется. * * * – Что, снова кто-то потянул за ниточку? – выгнула бровь Алька. «На этот раз не ниточка. Канат. Настоящий канат, черт побери!» – Я не могу объяснить, но я должна остаться. Я покосилась на электронное табло с ярко-зелеными цифрами. Уже начало восьмого, а пока я доберусь до места встречи, будет восемь. Он не станет ждать так долго! Господи, почему я не нашла записку раньше?! – Ага, останешься, как же, – Алька шагнула ко мне и крепко вцепилась в локоть. Она была намерена затащить меня в этот проклятый поезд, даже если придется нокаутировать меня прямо посреди перрона и втянуть в вагон за волосы. Выражение лица Иды тоже не предвещало ничего хорошего: «Помогу Альке тащить тебя в вагон за волосы, даже не сомневайся». Я больше не могла позволить себе ни минуты. – Мне не нужно ваше разрешение, понятно? Мне не пять лет! – взорвалась я, выдергивая свою руку из цепкой Алькиной ладони и стряхивая с локтя Иду. И рванула в сторону, выдирая себя из цепких объятий подруг. Те явно не ожидали от меня такой прыти: обе чуть не свалились с ног. А потом, в самый разгар нашей потасовки, сумка Иды слетела с ее плеча, шлепнулась наземь, и все вещи вывалились из нее. Дальше всех летел учебник Сканави, сверкая золотыми буквами на черной обложке. Он соскользнул с высокого бордюра и упал прямо на рельсы. И в следующее мгновение по этим самым рельсам медленно прокатился локомотив, обдав нас волной горячего воздуха и волоча за собой бесконечное число вагонов. Мы окаменели, глядя, как на драгоценную книжку льется то ли солярка, то ли мазут с проезжающих мимо вагонов. Жуткое зрелище. Ида всхлипнула, потом медленно выпрямилась и повернулась ко мне. – Я пас. Хочешь остаться – оставайся. Конечно, мы не можем держать тебя силой. Насилие всегда порождает насилие! – Ида еще раз громко всхлипнула. – И не забудь купить мне нового Сканави! Алька встала с ней рядом, обняв за плечи: – Нового Сканави, и звонишь нам каждый час и сообщаешь, что с тобой все в порядке. Тогда я согласна сохранить тебе твой красивый нос, Вернер. Но если ты не будешь отчитываться, я клянусь, что поставлю на уши всю столицу! У моей мамани был роман с какой-то милицейской шишкой в Киеве, так что имей в виду, это будет легко и просто! А еще позвоню твоему отцу и расскажу ВСЕ, включая вчерашние обмороки и оленьи прыжки на трассу!