– Кто-нибудь уже разговаривал с доктором Маликом? – Нет, но он находится под наблюдением. – Сколько ему лет? – Пятьдесят три года. Итак, возраст психиатра выходит за рамки стандартного профиля серийного убийцы, составленного ФБР, зато вполне вписывается в границы вероятности, если верить литературе. Я с восторгом ощущаю прилив адреналина в кровь. – И что дальше? – Поэтому я тебе и звоню. Мы хотим, чтобы ты проверила карты-записи о состоянии зубов Малика. Посмотри, не соответствуют ли они отметкам зубов на телах жертв. – А эти карты у вас уже есть? – Нет. – Когда вы их получите? – Не могу сказать точно. – Ничего не понимаю. Что происходит, Шон? – У нас есть фамилия зубного врача Малика. А поскольку ты знаешь практически каждого чертового дантиста в районе Нового Орлеана, мы надеялись, что ты сможешь поболтать с ним неофициально, скажем так. Может быть, взглянуть на снимки зубов, если получишь их по факсу. Просто чтобы убедиться, убийца Малик или нет. В голове у меня начинает звенеть тревожный колокольчик. – Поболтать неофициально? Ты что, считаешь меня дурой? – Нет. – Кому это нужно, Шон? Оперативной группе? Или тебе лично? Возникшая пауза достаточно красноречива, чтобы я сама догадалась. – Ты сошел с ума? Да никакой дантист не даст мне и одним глазком взглянуть на эти снимки, не имея на то решения суда. Особенно с учетом новых веяний в законодательстве. Когда ты сможешь получить решение суда? – Этот вопрос как раз сейчас обсуждается на заседании оперативной группы. Проблема заключается в том, что как только мы попросим разрешения взглянуть на эти снимки, Малик поймет, что мы проявляем к нему интерес. – Ну и что? Если снимки его зубов совпадут со следами укусов на телах жертв, это не будет иметь никакого значения. А вот если я нарушу закон, чтобы «неофициально» взглянуть на эти снимки, или его нарушит дантист Малика и это выяснится в суде, разве Малик не соскочит с крючка? – Если этот вопрос всплывет во время судебного заседания, то да. Но ведь ты в приятельских отношениях в этом городе со всеми. Во всяком случае, с теми, кто имеет отношение к зубоврачебному промыслу. – Вот тут ты крупно ошибаешься, Шон. Меня лишь терпят – может быть, даже уважают, скрепя сердце. Но если я… – Кэт… – В его голосе явственно звучит самонадеянность и даже нахальство. – Ты действительно так сильно хочешь остановить этого парня? Или тебе всего лишь нужна слава, что именно ты поймаешь его? – Это нечестно. – Дерьмо собачье! Этот мерзавец убивает по одной жертве в неделю. С момента последнего преступления прошло всего лишь двадцать четыре часа. У нас еще есть время. То есть у оперативной группы, я хочу сказать. Шон не отвечает. В последовавшем молчании я пытаюсь угадать его истинные мотивы. Ему нравится известность и слава, но в данном случае есть и еще кое-что. Он снова что-то говорит, но я не слушаю, потому что внезапно понимаю, в чем дело. – Ты пытаешься спасти лицо и сохранить работу. Последовавшее молчание говорит, что я права. – Капитан Пиацца намерена тебя уволить? – Пиацца никогда меня не уволит, – с деланной бравадой отвечает он. – Со мной она выглядит чересчур хорошо. – Может быть. Но можешь быть уверен, она выведет тебя из состава оперативной группы. А если ты идентифицируешь убийцу до того, как это сделает Бюро,[4] то это вернет тебе ее хорошее расположение, правильно? Очередное молчание. – Это очень нужно мне, Кэт. – Может быть. Но посадить убийцу в тюрьму – это важнее твоей работы. – Я знаю. Просто… – Забудь об этом, Шон. Ради тебя я нарушила множество правил, но никогда не подвергала опасности ход расследования. И сейчас этого не сделаю. – Хорошо, хорошо. Но послушай… По крайней мере скажи, знаешь этого зубного врача или нет. Его зовут Шубб. Гарольд Шубб. Помимо воли я испытываю прилив воодушевления. Гарольд Шубб входил в состав группы идентификации жертв катастроф, состоящей из дантистов-добровольцев и действующей на территории штата Луизиана. Я сама создавала эту группу. Шубб посещал один из моих семинаров по судебно-медицинской одонтологии и с радостью откликнется на мой звонок. – Ты знаешь его. Я уверен в этом, – заявляет Шон. – Я знаю его. – Он нормальный парень? – Да, но это ничего не меняет. Достаньте решение суда, и Шубб сделает для вас все, что надо. Кроме того, вам следует попытаться выяснить, не осталось ли каких-либо следов вмешательства стоматолога-ортодонта[5] на зубной карте Малика в юности или позже. Обычно ортодонты хранят зубные модели своих пациентов в течение очень долгого времени в качестве меры предосторожности на случай возможного судебного разбирательства в будущем. Шон тяжело вздыхает. – Я скажу им. – Кайзер наверняка уже побеспокоился об этом. Перед моими глазами встает образ бывшего психолога ФБР. Не могу представить, чтобы он упустил из виду что-либо существенное. – Я понимаю, ты не станешь звонить, – вкрадчивым тоном продолжает Шон, – но в таком случае позволь хотя бы передать тебе по факсу все, что у меня есть на Малика. Ты же хочешь увидеть, что именно, правда? Я не отвечаю. Мыслями я уже унеслась к кровавым отпечаткам в своей спальне. – Кэт? Ты меня слышишь? – Пошли мне все, что у тебя есть на него. – Дай номер факса. Я даю ему номер факса деда. Он мне известен, поскольку иногда мы обмениваемся документами, касающимися моей доверительной собственности. – Я вышлю тебе все материалы в самое ближайшее время, – обещает Шон. – Отлично. Наступает неловкая пауза. Потом он спрашивает: – Ты вернешься домой сегодня вечером? В его голосе явно сквозит одиночество. – Нет. – А завтра? – Я не знаю, Шон. – А почему? Ты очень редко ездишь домой, а когда бываешь там, тебе это не нравится. – Здесь кое-что произошло. – Что? Кто-то заболел? – Я не могу сейчас ничего объяснить. Мне пора идти. – Хорошо, тогда перезвони мне позже. – Если я найду что-нибудь интересное в том, что ты перешлешь по факсу, то обязательно позвоню. В противном случае ты снова услышишь обо мне не раньше завтрашнего дня. Шон молчит. Спустя несколько секунд он говорит: – До свидания, Кэт.