В душе замерцал огонек тревоги. «Осторожно, опасность!» Ну, конечно, подруги по «маленьким лебедям» уже вволю насплетничались… — Нина, — начал он тихо. — Я… Она приложила пальчик к его губам. — Влад, неужели ты думаешь, я способна поверить сплетням? — прошептала она. — Они могут говорить все, что им заблагорассудится, это никак не повлияет на мои чувства к тебе! Что-то странное шевельнулось в самой глубине его души. Он боялся посмотреть в ее глаза, чтобы… Ну, да. Чтобы не стать слабым под действием этой чистоты. Чтобы горькая правда не победила его… «Что я делаю? — родился в его сознании вопрос, настолько странный для него, что он даже не прогнал его, застыв от удивления. — Что я делаю и зачем я это делаю?» — Нина, — хрипло сказал он. — Пойдем. Я провожу тебя до дома… — Почему? — округлила она глаза. — Впрочем, если ты так хочешь… — Я не хочу, но… Так надо. Он поднялся и теперь смотрел в окно, ожидая ее. Что со мной происходит? Все идет ведь именно так, как должно идти… Его мысли отказывались ему подчиняться. Они вышли на ночную улицу, он держал ее руку в своей и быстро шел по направлению к шоссе. Остановив машину, подождал, пока она туда сядет, потом оглянулся. Черт! Он не ожидал ее тут увидеть! Она стояла, прислонившись к стене, и наблюдала за ними. Оттуда, из тени… Как змея, поджидающая момента, чтобы укусить! Холодный пот выступил на лбу, он смахнул его ладонью. — Ты едешь? — спросила Ниночка. — Да, — решительно сказал он и сел в машину. Он старался не оборачиваться, чтобы не встретиться с глазами той, которая знала его лучше остальных и поэтому обладала несомненной властью над ним. * * * Я последнее время ужасно не люблю ночь. Ночью в голову лезут разные идиотские мысли, и еще мне снятся кошмары. Слишком часто они мне снятся, наверное, потому, что это напрямую связано с моей работой. Но спать все-таки надо, как ни сопротивляйся этому. Раньше я любила засыпать, грызя яблоко и почитывая какой-нибудь детектив, но теперь я стараюсь читать что-нибудь далекое от мира, в котором мне приходится находиться. Невольно пришлось вернуться к классике, вот и сейчас я лежала, слушая тихонько «Призрак оперы» и читая Теофиля Готье. От хорошей музыки и хорошей литературы душа понемногу возвращалась в состояние покоя — моя бедная встрепанная душа! Но сейчас она отдыхала, а вместе с ней отдыхала и я. Глупые люди не уделяют своей душе необходимого внимания, отравляя ее «попсой» самого разного калибра, будь то музыка или чтиво. Но моей-то бедняге и так приходится несладко. Волею хозяйки она то и дело оказывается нос к носу с реальным и жестоким миром, где убийства считаются нормальными и все на свете оценивается в денежном эквиваленте, то есть она, представьте себе, иногда заболевает от этого, а вот следом… Это уж мое открытие. Следом может заболеть и тело. Так что все взаимосвязано, господа мои, и если вы внезапно разболелись, ищите причину в вашем невнимании к собственной душе! Она у вас, простите, чем-то отравилась! Ну так вот, прочтя очаровательную новеллу о Даниэле Жобаре, я немного пришла в норму и, выключив свет, осталась наедине с музыкой Эндрю Ллойда Вебера. Закрыв глаза, я стала погружаться в почти безмятежный сон. Я была воздушной, как шарик, и парила где-то рядом с облаками, и мне было хорошо и сладко. Тут-то он и начался, противный такой ветрюга, пытающийся опрокинуть меня назад, на землю. Я уцепилась за ближайшее облако и отчаянно сопротивлялась, потому что на землю мне возвращаться совсем не хотелось. Внизу я видела эту Дынду, она протягивала ко мне руки и оглушительным басом требовала, чтобы я немедленно спустилась, потому что я нерадиво отнеслась к своим обязанностям и не подумала даже узнать, что за дядька за ней ходит как приклеенный. Почему меня это все так ужасало, я объяснить не смогу. В снах у нас вообще странные реакции… Но я начала кричать, потому что облако меня не очень-то держало и я полетела вниз, прямо в Дындины объятия. Вот так я и проснулась — брыкаясь и пытаясь вырваться из одеяла, спутав его с Дындиными руками! Было еще совсем темно, но никакого ветра не было — в открытую форточку влетал совсем легкий ветерок и играл с занавесками, он был маленький, шаловливый и ласковый, одним словом — весенний. Кассета кончилась, и в комнате царила полная тишина, нарушаемая лишь постукиванием форточки. И какого черта мне приснилась Дында? Я вздохнула. Нет, положительно она просто ведьма какая-то! Даже в сны умудряется проникать! Пожалуй, своего мужа убила все-таки она сама. Вот докопаюсь до истины, она не будет рада, что заявилась в нашу контору, да еще и влезла в мои невинные сны! Часы показывали половину пятого, а это значило, что можно еще поспать. Я сладко зевнула, запретила себе думать о Дынде и вернулась в сон, на этот раз без ведьмы Дынды. * * * «Да, я пьяна, ну и что?» Римма плохо держалась на ногах и чуть не упала на ступеньки. Тем не менее она продолжала проговаривать про себя обличительную речь, которую собиралась произнести сейчас, глядя в отвратительную рожу этого негодяя. — Я пьяна, потому что только в таком состоянии с тобой можно разговаривать! Вот я и нализалась, так что… Она забыла слова. И захихикала, опускаясь на корточки перед дверью. С трудом отыскав ключ, она с еще большим трудом вставила его в замочную скважину. В комнате было темно. — Но музыка играет, — проворчала Римма. — Эстет хренов… Сидит в темноте и мечтает… Впрочем, стоило ей войти, как смолк последний аккорд. Сейчас он затаился, как вражина, и готовит скандальчик… Римма засмеялась. «Ну и что, — скажет она ему. — Ты же сам меня выгнал, вот я и разгуливаю с кем хочу, когда хочу и где хочу! А ты сиди тут в темноте и слушай свой «Призрак оперы», потому что ты и сам скоро станешь…» — Приз-ра-ком, — выговорила она. Но затаился он капитально! Ни шороха, ни звука! Если бы не музыка, Римма могла бы подумать, что он уже сто лет как спит. Но в этот момент музыка началась снова, с самого начала, будто Прохоров сошел с ума и решил опять поставить «Призрак», дабы свести с ума и Римму. Зря она вообще сюда заявилась. Надо было отложить крутую разборку на завтра. Это ее пьяный раж сюда привел, а зря! Гад Прохоров, конечно, выйдет и на сей раз победителем. Кажется, он что-то придумал. Римма не любила отступать, да и отступать было некуда. Поэтому она набралась храбрости и открыла дверь в темную комнату, откуда доносилась музыка. Прохоров сидел в темноте в дурацкой позе, словно его посадили в кресло и привязали. Римма видела только очертания его фигуры, а взгляд терялся во тьме, поэтому она набрала в легкие воздуха и выпалила: — Можешь не трудиться сообщать, что ты думаешь по моему поводу, я сама все знаю! Собственно, я пришла за вещами.