— Наверняка, — подтвердил Том. — На Рождество он никуда не отлучится. Тебе что-нибудь нужно помочь? По немногословности и сдержанности Майкл мог вполне соперничать с доном. — Нет, — сказал он. — Увидимся на Рождество. Все ведь соберутся на Лонг-Бич? — Да, конечно, — ответил Хейген, и Майкл, не тратя лишних слов, повесил трубку. Вот уж не из болтливых! Хейген попросил секретаршу передать жене, что немного задержится, но к ужину будет и, выйдя из конторы, направился в сторону универмага. Кто-то загородил ему путь. К удивлению Хейгена, это оказался Солоццо. — Не пугайтесь, у меня к вам разговор, — негромко сказал Солоццо, придерживая Хейгена за руку, В автомобиле, стоящем рядом у обочины, разом распахнулись дверцы. Солоццо повторил настойчиво: — Садитесь в машину, поговорим. Хейген вырвал руку. Он все еще не испугался, только был раздражен. — Мне некогда, — попытался отмахнуться он от Солоццо. Но тут за его спиной словно выросли двое, и Хейген почувствовал внезапную слабость в ногах. Солоццо сказал подчеркнуто доброжелательно: — Садитесь в машину. Если бы мы собирались убить вас, вы были бы уже на небе. Доверьтесь мне. Не испытывая ни тени доверия, Хейген сел в автомобиль. Майкл Корлеоне обманул Хейгена — он звонил из Нью-Йорка, из своего номера в отеле «Пенсильвания» менее чем в десяти кварталах от конторы Тома. Когда он повесил трубку, Кей Адамс вынула сигарету изо рта и сказала: — Ты неисправимый врунишка, Майкл! Майкл присел к ней на постель. — Только для тебя, дорогуша. Если моя семейка узнает, что я в городе, обид не оберешься. Тогда уж нам с тобой ни пообедать вдвоем, ни сходить в театр. Не говоря уж о том, чтобы лечь вместе. В родительском доме это абсолютно исключено, раз мы не женаты. — Он нежно обнял ее и прижался к губам. Губы Кей были упругими и теплыми. Она прикрыла глаза. «Какое счастье, — подумал Майкл, — просто невероятно». Многие годы, сражаясь на Тихом океане, пройдя сквозь грязь и смерть, он представлял себе девушку, подобную Кей, прекрасную, хрупкую, с молочно-белой кожей. Ее страсть была подобна электричеству. Они могли не вставать до самого обеда, но не уставали друг от друга. Проходя по дороге в театр мимо ярко освещенных праздничных витрин, Майкл спросил Кей: — Что ты хотела бы в подарок на Рождество? Кей вся подалась навстречу ему: — Только тебя. Правда, боюсь, отец не одобрит твой выбор. — Не в том штука, — поддержал скользкую тему Майкл. — Как вот переживут твое замужество у вас в семье? Кей пожала плечами: — Мне это без разницы. — Я уж стал подумывать, не сменить ли мне фамилию, — продолжал Майкл, поглядывая на нее. — Но ведь в случае чего все равно опознают. Ты уверена, что хочешь стать мадам Корлеоне? — шутливо спросил он. — Да! — ответила Кей решительно и снова прижалась к нему. Они задумали пожениться в рождественскую неделю. Без лишнего шума зарегистрироваться в Сити Холле, позвать двух друзей в свидетели — и все. Никакого церковного обряда. На том, чтобы заранее сообщить дону Корлеоне, настоял Майкл. Он знал, что отец не будет против, если не таиться от него. Кей отнеслась к этому с сомнением. Во всяком случае, своих она не стала извещать до свадьбы. — Решат, разумеется, что я в положении, — сказала она. — Да и мои тоже, — усмехнулся Майкл. О том, что, женившись на Кей, Майкл порывает с семейством, оба умалчивали. Собственно, он уже и раньше отдалился от родных, но оба испытывали некоторые угрызения совести. В их планы входило закончить учебу в университете, а в уик-энды и каникулы предаваться любви. Роскошная жизнь! Мюзикл, на который они попали, назывался «Карусель» — сентиментальная и смешная история о мелком жулике с большими амбициями. Она рассмешила их, и, выходя из театра, Кей, спрятавшаяся от вечерней прохлады под пиджаком Майкла, спросила: — Ты тоже станешь колотить меня, когда мы поженимся, а потом обещать мне в подарок звезды с неба? — Я собираюсь стать преподавателем математики, — рассмеялся на это Майкл. Потом спросил: — А не пора ли нам перекусить перед сном? Кей была сыта любовью. Ее готовность забыть обо всем на свете восхищала Майкла. Но сам он проголодался и прежде, чем подняться к себе, заказал сэндвичи в номер. — Купи газеты, — попросил он Кей, — пока я возьму ключ. Ему пришлось немного обождать: в отеле все еще не хватало служащих, хотя война уже кончилась. Получив, наконец, ключ, Майкл нетерпеливо огляделся. Кей стояла у киоска, застыв с газетой в руках. Она подняла на него глаза, полные слез: — О, Майк! — проговорила она. — О, Майк… Он вынул из ее рук газету и сразу увидел на фотографии отца, распростертого посреди улицы в луже крови. В человеке, рыдающем, как дитя, сидя прямо на асфальте рядом с телом, Майкл признал брата Фредди. Он похолодел. Это чувство нельзя было назвать ни горем, ни ужасом — только холодной, ледяной яростью. — Поднимись в номер, — сказал он Кей. Но пришлось отвести ее к лифту за руку. В молчании оба вошли в номер. Майкл опустился на кровать и развернул газету. Достаточно было прочесть заголовки: ВИТО КОРЛЕОНЕ СРАЖЕН ВЫСТРЕЛОМ. РАНЕН СОДЕРЖАТЕЛЬ ИГОРНЫХ ДОМОВ, СВЯЗАННЫЙ С МАФИЕЙ. ОПЕРАЦИЯ ПОД УСИЛЕННОЙ ОХРАНОЙ ПОЛИЦИИ. УГРОЗА КРОВАВОЙ РЕЗНИ МЕЖДУ НЬЮ-ЙОРКСКИМИ ГАНГСТЕРАМИ. У Майкла отлегло от сердца. Он сказал Кей: — Отец жив. Этим сволочам не удалось угробить его. Он вновь взялся за газету. Перечитал сообщение внимательно. Стрельба произошла в пять часов дня. В то самое время, когда он валялся в постели с Кей, сидел за обедом, смеялся на спектакле, отец находился на волосок от смерти. Его передернуло. Чувство вины было сродни физической боли. — Надо ехать в больницу? — спросила Кей. — Сначала позвоню, — сказал Майкл. — Узнаю, что дома. Те, кто палил в него, — смертники, и теперь, зная, что он остался жив, пойдут до конца. Не берусь даже предполагать, что они еще выкинут. Оба телефона в особняке на Лонг-Бич были заняты, и только минут через двадцать ему удалось дозвониться. Наконец голос Санни в трубке сказал: «Алло!» — Санни, это я, — проговорил Майкл. — Господи, — отозвался Санни с явным облегчением. — Как мы волновались за тебя, малыш. Ты где? Ребята перевернули весь твой поганый городишко вдоль и поперек. — Как старик? — перебил его Майкл. — Рана опасная? — Очень, Пять пуль всадили. Но он молодцом, — почти с гордостью сказал Санни. — Доктора считают, что он выкарабкается. Слушай, сейчас не время разговаривать. Ты где все-таки? — В Нью-Йорке. Разве Том не сообщил о моем приезде? Санни понизил голос. — Том попался. То-то я так беспокоился о тебе. Его жена здесь, она не знает, да и полицейские тоже. Не хочу шуметь раньше времени. Те твари, что зацапали Тома, видать, совсем рехнулись. Так что езжай сюда и держи язык за зубами. Добро? — Ясно, — согласился Майкл. — А чья работа, знаешь? — Естественно, — ответил Санни. — Как только объявится Люка Брази, пусть пишут пропало. Пока козыри у нас на руках. — Через час буду, — сказал Майкл. — Возьму такси. Он повесил трубку, думая уже о другом. Сообщение в газетах вышло три часа назад. Наверняка и по радио рассказали о случившемся. Почему же Люки Брази до сих пор нет? Неужели он ничего не знает до сих пор? О том же думал в этот момент Том Хейген. И Санни Корлеоне, сидя в кабинете дона на Лонг-Бич, тоже задавался именно этим вопросом. Примерно без четверти пять дон Корлеоне закончил разбираться с счетами, представленными управляющим оливковой фирмы. Он надел пиджак и кончиками пальцев тихонько постучал по затылку своего сына Фредди, чтобы отвлечь от вечерней газеты. — Пусть Гатто подает машину, — сказал Вито Корлеоне, — пора ехать домой. Фредо хмыкнул: — Подавать буду я. Паоло простудился — звонил мне. Дон Корлеоне на мгновенье задумался: