– Ясно. Нижние Осельки знаете? – Мимо проезжаю иногда. – Нужно туда съездить. Сейчас. – Зачем? – Забрать несколько артефактов, которые в моем объяснении будут весомыми аргументами. Иначе наш разговор просто не получится. – Я отправлю сейчас людей, ты пока рассказывай. – Это должны быть такие люди, кому вы доверяете как себе. Семенович посмотрел на Родионова, который сохранял молчание и бесстрастный вид. Я же заговорил, объясняя. – Если с севера проехать Нижние Осельки в сторону города, с левой стороны стоят километровые столбики. Нужен двадцать первый километр. В сторону города смотрим, еще раз. Напротив этого столба нужно свернуть в лес направо… – Подожди, – поднял руку Родионов. – Давай сначала объясни почему содержимое этого тайника так важно, что без него не начать. – Внутри несколько технологических девайсов, можно назвать их секретными. Только после того как вы ознакомитесь с содержимым рюкзака, только после этого, в этом и заключается моя просьба, я хочу, чтобы вы меня выслушали и попробовали критически осмыслить информацию, которую я вам доведу. Видя уже удивленный взгляд Родионова, который не скрывал эмоций, я поднял руки с открытыми ладонями. – Понимаю, как это звучит, но давайте вопросы и комментарии вы будете формулировать тогда, когда содержимое тайника будет доставлено сюда. Именно об этом я и просил вас позавчера днем в качестве, так скажем, оплаты за оказанную помощь. Также, есть еще одна просьба: нужен технический специалист, которому вы можете доверять, и который может выдать вердикт, или даже характеристику тем устройствам, которые привезут. Родионов задумался, потом повернулся к Семеновичу. – Есть кого отправить? Так, чтобы как себе. – Есть, но быстро не будет. – Тогда сами сгоняете? – Без проблем. Усатый дядь сразу поднялся, я двинулся следом – прихрамывая чуть-чуть. Из Дома Советов выезжали в молчании. Семеныч вопросов не задавал, я тоже молчал и с интересом глядел по сторонам, оглядывая улицы такого знакомого, и в то же время незнакомого города. Строго. Сдержанно. Холодно-красиво – смотрел я на проносящиеся мимо дома, расчерченные яркими, но вписывающимися в нормы городского оформления вывески. Впрочем, рассмотреть особо не получалось – летели мы по выделенной полосе, периодически игнорируя светофоры. Машин в городе было не так много – въезд в центр города платный или по пропускам, пробок почти нет. Так что поехали не по кольцевой, а почти по прямой – через Московский, потом по Лиговскому на Невский, дальше по Литейному на Большой Сампсониевский переходящий в проспект Энгельса. Здесь я смотрел по сторонам уже внимательней – стоило только покинуть старые районы, как облик города разительно поменялся. По генплану в Петрограде было запрещено строить дома выше пяти-восьми этажей, в зависимости от района. И здесь не было масштабных человейников, так что город я уже не узнавал. Тем более не узнавал на такой скорости – мелькали пейзажи росчерками. Тридцати минут не прошло, как мы уже перескочили развязку у кольцевой автодороги и помчали по Новоприозерскому шоссе. В самолете я летаю совершенно спокойно, а вот сейчас нервничал – на такой скорости вполне можно сразу в небо уехать, без шуток. Так что сидел, терпел – задремать не получалось. До Новых Осельков доехали быстро и здесь я похромал в лес, где с помощью Семеныча раскопал тайник с иномировыми артефактами. Земля сверху мокрая и грязная, но ниже еще промерзшая – копать пришлось с усердием. Саперных лопаток в машину перед выездом бросили сразу две, так что вскоре выкопали холщовый мешок, в котором было несколько плотных полиэтиленовых пакетов. Открыл, заглянул – вроде все целое, никем не погрызенное. Семеныч явно горел интересом, но молчал, ничего не спрашивал. Вышли из мокрого серо-коричневого голого леса, погрузились в машину, поехали обратно. В этот раз не через город – время около шести вечера, улицы понемногу заполняются. Так что обратно возвращались по кольцевой автодороге, объехав, вернее низко облетев город по широкой дуге и снова заехав к Дому Советов на Московской с юга, с развязки у Пулковского шоссе. Родионов так и сидел в кабинете, работая с бумагами. Помощника – «Поскребышева» Александра Николаевича не было, но он зашел быстрым шагом следом за нами почти сразу. Видимо было у секретарши указание позвать как мы вернемся. В кабинете, кроме Родионова, в кресле в углу я увидел сонного и клевавшего носом мужчину лет около пятидесяти, в сером костюме и с профессорской лысиной. Мужчина откровенно дремал в глубоком кресле, держа при этом на коленях кожаный портфель. Видимо, запрошенный мною технический специалист. Когда мы зашли, незнакомец открыл глаза и посмотрел на нас сквозь дрему и без особого интереса. – Андрей Геннадиевич, доктор технических наук, руководитель Специального конструкторского бюро аналитического приборостроения, прошу любить и жаловать, – представил нам незнакомца Родионов. – Думаю, в качестве запрошенных параметров подойдет. В том числе и насчет упомянутого тобой уровня доверия. Я только кивнул и занял свое прежнее место, с которого встал чуть больше полутора часов назад. Андрей Геннадиевич тоже поднялся, подошел ближе и тоже молча нам кивнул, приветствуя сразу всех. Вид у него усталый, утомленный. Странно, вроде среда еще только, середина недели всего лишь. – Андрея Геннадиевича ждут дома на семейный ужин супруга и тесть с тещей, поэтому Максим, давай без долгих предисловий сразу к делу, – произнес Родионов. Вот почему у профессора вид такой, ясно-понятно. Не усталый, а заранее утомленный, я бы так с новым знанием охарактеризовал этот состояние. – Как скажете, – кивнул я. – Андрей Геннадиевич? – обернулся я к доктору технических наук. Раз такое дело – семейный ужин с тестем и тещей, нужно сразу с козырей заходить. – Да-да, я готов воспринимать информацию. Сдержав зевок, профессор крепко зажмурился на секунду, после открыл глаза. Ни следа утомления и усталости, все, в рабочий режим вошел. Но смотрит так, с некоторым… покровительственным пренебрежением. Явно не понимает, чем я его сейчас могу удивить. Увидев такое преображение, я уже смело открыл привезенный мешок и начал один за другим выкладывать артефакты другого мира – свои личные вещи. На столе появились запечатанная коробка с двенадцатым айфоном, мой личный китайский смартфон, электронная книга; отдельно легла стопка документов: водительские права, паспорт, удостоверения – все мои документы из другого мира. Сюда же положил стопку разных купюр – немного долларов, чуть больше евро, рубли. Да, вот такой вот я запасливый: «Всегда держите при себе запас налички, маленькую фляжку хорошего алкоголя и свое сраное мнение», – как учил меня еще во время службы в армии России другого мира сержант Петренко. Закончив и молча рассортировав под перекрестьем внимательных взглядов иномировые вещи, я взял смартфон. Включил. Дождался, пока загрузится, разблокировал экран введя графический ключ. Потом заблокировал экран, и снова разблокировал. – Отпечатком пальца, – вслух прокомментировал я. Андрей Геннадиевич только кивнул. Он сохранял молчание, но смотрел уже заинтересованно, цепко. Все покровительственное нетерпение из его облика ушло, семейный ужин похоже оказался напрочь забыт. Я поднялся, подошел к окну, сделал несколько фотографий. Продемонстрировал Андрею Геннадиевичу увеличение, потом включил запись видео в замедленном режиме, уронил на журнальном столике под камеру пустую кружку. Запустил воспроизведение, показывая, как медленно-медленно падает и катится кружка по столу. Вообще, эта опция – запись в замедленном режиме, по-моему прекрасно подходит только для того, чтобы снимать как легонько хлопаешь по ягодице своей загорающей подруге, а потом наслаждаешься этим зрелищем в замедленном воспроизведении. Такие видео в памяти телефона у меня были, только вот показывать доктору технических наук я их сейчас конечно же не стал. Но галерею все же открыл, нашел видео где я взлетаю с трамплина на сноуборде, в меню выделил из видео несколько покадровых картинок, показывая фотографический результат – вплоть до летящего на объектив снега. Потом отрыл несколько приложений, показал пару мобильных игр, акцентируя внимание на меню, на исполнение продуктов, а не на процессе игры. Андрей Геннадиевич по-прежнему внимательно и цепко наблюдал за моими действиями, не задавая вопросов. Он начинал мне определенно нравится – явно ждет, когда я начну объяснять сам, на лишние слова не разменивается. Родионов, Семенович и «Поскребышев» (надо наконец его фамилию спросить, стыдно даже становится что не знаю) также наблюдали за происходящим с явным интересом. Но поглощенный ознакомлением с возможностями китайского смартфона Андрей Геннадиевич даже не замечая несколько раз оттеснил их то по отдельности, то всех сразу. Поэтому остальная троица, сейчас уже примерно понимая что может смартфон, рассматривали выложенные мною на стол деньги и документы. Я же отложил свой телефон в сторону и все также молча вскрыл коробку с айфоном. Вскрывал медленно, показывая, что избавляюсь от заводской упаковки. Продемонстрировал содержимое. И в процессе сам немного удивился. Айфон был «трофейным», в прошлом мире он мне не принадлежал, по случаю незапечатанным достался. Яблочной продукцией я раньше не пользовался и изучая (вместе с Андреем Геннадиевичем) содержимое упаковки удивлялся. Только профессор удивлялся в общем, а я удивлялся тому, что зарядки нет – это как так, интересно? Скрепка, документы, кабель. И все. Телефон я включил, начал настройку. И почти сразу закончил – без доступа к интернету айфон не активировать. Полагаю, впрочем, что в этом мире и с доступом к интернету я его не активирую. Но, как мне кажется, показал я уже достаточно – выключенный айфон отправился обратно в коробку. Все, пора начинать. – Андрей Геннадиевич, мне от вас нужен ответ на вопрос: возможно ли силами советской или иной высокотехнологической промышленности производство подобных девайсов. – Девайсов? – Технических устройств. – Теоретически – да. Ничего принципиально нового и невозможного я здесь не вижу. Но вот форма исполнения…. Теоретически без сомнений возможно, но практически… разрешите, молодой человек? – протянул он руку к моему китайскому смартфону. – Да-да, конечно. Покрутив телефон в руках, разблокировав пару раз экран и посмотрев меню, Андрей Геннадиевич поднял взгляд на Родионова: – Дим, если практически – это иная реальность. Я даже не знаю откуда и как это могло сюда попасть, и кто вообще такое мог сделать. Надо же, насколько точно технический специалист выразил то, что я ожидал от него услышать. Стопроцентное попадание, лучше просто не бывает. – Большое вам благодарю за экспертное мнение, – склонил я голову в уважительном полупоклоне перед доктором технических наук, и повернулся к Родионову. – Вот теперь я готов рассказывать то, о чем просил меня выслушать. Родионов, который сейчас держал в руках мои водительские права, положил их на стол и кивнул. После этого посмотрел на профессора. – Андрей, мы побеседуем и после я тебе… – Не-не-не, дружище, – сделал отрицательный жест профессор. – Ты думаешь показал мне конфету, и все? Я тоже послушаю. – Но… – Дим, Серафима Антоновна, ее рыба в кляре и суп с клецками сегодня обойдутся как-нибудь без меня, я ведь уже написал что задержусь. Рассказывайте, молодой человек, мы все во внимание. Я во внимании, Дмитрий Михайлович с Александром Николаевичем во внимании, и как я вижу даже Юра нас внимательно слушает, а не как обычно о своих бабах думает. Рассказывайте-рассказывайте. Хм, похоже тут собралась довольно спаянная компания знакомых, которых связывают не только рабочие отношения – подумал я, когда Семенович негромко хмыкнул. Ладно. Начнем. – После того, как вы услышали вердикт уважаемого Андрея Геннадиевича, думаю информация о множественности миров для вас большим сюрпризом не станет. Сказал и замолчал, выдерживая паузу. Остальные не комментировали, ждали продолжения. Ладно. Ладно. Продолжаем. – Меня зовут Максим Царев, и я родился в две тысяча первом году в городе на Неве, в городе Санкт-Петербурге Российской Федерации. Переименован из Ленинграда Санкт-Петербург был в девяносто первом году, после случившегося в августе того же года развала Советского Союза, который в моей реальности полностью прекратил существование. Точка бифуркации, когда наши реальности разошлись, случилась в сороковых годах. В моем мире не было Третьей мировой, и история двадцатого века там прошла совершенно по-другому.