– А потом я вообще замуж вышла, не до этого стало. – И стали Ляпиной? – Ну да. Взяла фамилию мужа, как полагается. А в детдоме Сусловой была. Потом Гроцкой – это фамилия приемных родителей. Самсонов расспросил физкультурницу, часто ли она встречалась с подругами, по каким поводам, куда ходили. Ляпина отвечала то же самое, что и Нестерова. – Когда в последний раз с Симохиной и Пахомовой общались? Физкультурница подняла глаза к потолку: – Дайте-ка сообразить. Кажется, зимой. С Новым годом поздравляли друг друга. – А потом? – Не припоминаю. – До этого, как я понял, вы встречались чаще. – Пожалуй. И что? – Почему такой большой перерыв? Даже не созванивались ни разу? – Говорю же, нет. Дел было много. – Ляпина пожала плечами: – Семья и все такое. – А с остальными? – И с остальными тоже, – нехотя ответила женщина. – Может, вы поссорились? – Нет. – Уверены? – Абсолютно. С какой стати? – А кто-нибудь из ваших подруг ссорился друг с другом? – Не знаю. Думаю, что нет. Ляпину Коровин тоже отвел в соседнюю комнату и оставил с Нестеровой. – Сговорятся ведь, если что, – проговорил он, вернувшись. – Ничего, – ответил Самсонов. – Пусть сговариваются. Послушаем, как слаженно врать будут. Даже любопытно. – Они и сейчас словно сговорились. – Похоже поют, да? – Угу. – Коровин открыл окно и закурил. – Я на пять минут, ладно? – Давай, – разрешил Самсонов. – Прервемся. Следующей в кабинет вошла Кремниева – в девичестве Одинцова, затем, по первому мужу, Степанова Елена Дмитриевна. Врач-педиатр была дородной, веселой брюнеткой с горбинкой на носу и большими миндалевидными черными глазами. Она села, положив ногу на ногу, и улыбнулась поочередно Коровину и Самсонову. – Вы ведете это дело, да? – спросила она старшего лейтенанта. – Или вопросы тут только вы задаете? – Она подмигнула и рассмеялась. – Я веду, – улыбнулся Самсонов в ответ. Дальше разговор строился примерно по той же схеме, что и два предыдущих. Как подруги нашли друг друга, Кремниева не помнила. С мальчиками в детдоме проблем не было. Анисимов нормально общался с Корчаковой и Симохиной, в своей травме их не винил. Да и обошлось все вроде. Похромал, да и забегал. Ковылял, правда, слегка, но, может, это с возрастом прошло. – У вас тут накурено, – заметила, принюхавшись, Кремниева. – Можно и мне сигаретку? – Пожалуйста, – кивнул Самсонов. Коровин хотел было дать женщине сигарету, но та отказалась, достав из сумочки свои. – Только эти курю, – пояснила она. – Привыкла. – У вас в детдоме были мужчины-воспитатели? – дежурно спросил Самсонов, уже ожидая отрицательный ответ. Он просто следовал схеме, по которой допрашиваемым полагалось задавать схожие вопросы и сравнивать ответы. Если появлялись противоречия, надо было выяснить, откуда они взялись. Проще говоря, кто врет и почему. – Воспитателей не было, – ответила Кремниева, выпуская клубы дыма. – Были приходящие. Самсонов насторожился: – Приходящие? Что это значит? – Ну, из всяких служб социальных. Появлялись время от времени. Психолог был, гинеколог. – И часто они заходили? – Гинеколог – раз в полгода, да и то только к старшим. Я у него, по-моему, всего раз была. Меня удочерили потом, и я стала Одинцова. А до этого, пока воспитывалась в приюте, Галкина была. – А психолог? Кремниева глубоко затянулась, резко выпустила дым через ноздри. – Этот раз в неделю приходил. – Зачем? – Психологические портреты составлял, мониторинги проводил. Беседовал. – О чем? – Думаете, с детдомовцем не о чем побеседовать? – Вы были у него на приемах? – Как все. – Что можете о нем сказать? – Да ничего особенного. Где у вас пепельница? – Кремниева поглядела по сторонам. Коровин придвинул ей пепельницу. Самсонов повторил свой вопрос. – Звали его то ли Андрей Викторович, то ли Виталий Андреевич, – ответила Кремниева. – Точно не скажу. Слишком много лет прошло. Не очень приятный человек. Мне все казалось, что он меня и не видит вовсе, а так… бумажки с моим именем заполняет только. – И это все, что вы помните? Кремниева пожала плечами: – Ну да. Затушив окурок, она резким движением отодвинула пепельницу. Самсонов заметил, что она больше не улыбается, да и говорить стала как-то отрывисто. Он попытался поймать взгляд ее черных глаз и не смог. Врач смотрела куда угодно, только не на него. – Ладно, закончим на этом, – сказал он. – Я вас попрошу немного подождать в соседней комнате. Последней в кабинете старшего лейтенанта появилась Верескова. Она после развода вернула свою фамилию. Алина Анатольевна была крепкой на вид, приземистой, с широким круглым лицом. Она постоянно близоруко щурилась и сморкалась в большой клетчатый платок. От нее пахло сигаретами и камфарой. Разговор с ней напоминал предыдущие, как брат-близнец, с единственной разницей, что на вопрос о психологе она ответила, что совершенно его не помнит. – Ходил какой-то, – проговорила она, как-то насупившись. – Уж и не помню, как выглядел даже. – Вопросы все задавал и рисовать заставлял то кружочки, то домики. «Тесты» называлось это у него. С подругами Верескова не общалась с Нового года. Когда собирались встретиться снова, не знала. – Это Ленка Корчакова звонила обычно, – сказала она, пожимая полными плечами. – У нее спросите. – Мы не можем ее найти. Не знаете, где она может быть? – Нет. У нее жених есть, они работают вместе, он должен знать. Когда и она присоединилась в соседней комнате к своим подругам, Самсонов и Коровин переглянулись.