– Очень экономно, – сказал я. – Следует использовать такие вещи для казни врагов народа, чтобы не тратить боевые патроны. Боря засмеялся, потом сказал мне, что спустит курок. Я несколько растерялся, но не испугался. – Не спустишь, – сказал я. – Ни в коем случае. – Почему это? – Потому что это запрещено правилами поведения в поезде, – сказал я. – Ты и правила прочитал? – Да, я заранее их прочитал. И Боря засмеялся, показав красивые, белые, острые зубы. С большой ловкостью он, не выпуская пистолета для забоя скота из рук, влез, почти взлетел, на левую верхнюю полку. – Но здесь мое место, – сказал я. – Нет, – сказал мне Боря. – Вдруг тебе приснится какой-нибудь плохой сон о том, как сюда прилетают злые капиталисты-империалисты и устанавливают рекламный щит про газировку, ты заворочаешься и упадешь, разобьешь себе голову, ну и все в таком духе. Я сказал: – Но я мечтал спать на верхней полке. – Да, разумеется, ты мечтал. Но, блин, мечты такая штука обидная – они не сбываются. Воло-о-одь, а я на верхней! Володя заглянул в купе, осмотрелся, заулыбался. – А я тоже, – сказал он. – Дрочер недееспособен, но не недоговороспособен. Следом за Володей зашел Андрюша. Мы переглянулись. Этого стоило ожидать. К нам заглянул Максим Сергеевич: – Устроились? – спросил он, на очках его мерцали блики, он моргнул, поправил дужки. – Солнце, солнце. – Устроились, Максим Сергеевич, – сказал Володя. – Все ништяк, – сказал Боря. Я сказал: – Мы с Андрюшей должны были ехать на верхних полках. А Максим Сергеевич сказал мне: – Жизнь вообще очень несправедливая штука. До крайности. И Максим Сергеевич закрыл дверь. Андрюша сказал: – Он прав. Я сказал: – Но задача человека в том, чтобы это изменить. Мы потомки людей, которые покоряли иные планеты. – И подцепили паразитов нервной системы, из-за которых нас все ненавидят, – сказал Андрюша. – О, ваши замечательные разговоры, ура! И смеялся дьявол, создавая плацкартные вагоны, – сказал Володя. – Но мы в купейном вагоне, – сказал я. – И что? Это такое выражение. – Оно неприменимо к этой ситуации. – Арлен, ты скучный, но бить я тебя не буду, потому что тебя все равно будет бить Борька. Боря сказал: – Я буду, ага. И в этот момент поезд тронулся. Я понял, что совсем забыл помахать маме, а когда опомнился, ее уже не было видно. Боря развернулся, уставился в окно, приоткрыл его, принялся глотать воздух. Мы с Андрюшей чуть пошатнулись, а Володя не пошатнулся ничуть, он скинул свои белые кроссовки и забрался наверх. Андрюша сел на свое новое место, а я так и стоял, и меня покачивало из-за хода поезда. – Сядь, крошка политрук, не маячь, – сказал Боря. Андрюша сказал: – И мы уедем на целых три месяца. – Да, – сказал я. – А вернемся – совсем другими. До свиданья, Москва, думал я, до свиданья. Звучало, будто старая песня, и я почти слышал мелодию. Мимо нашего купе со смехом прошли девочки, наверное, они отправились к проводнице. Стоило мне шевельнуться, как я натолкнулся на чемоданы. Боря и Володя уже лежали на верхних полках, и я предчувствовал, что основную работу по раскладыванию чемоданов придется выполнять нам с Андрюшей. Впрочем, нет стыдной работы. Стыдно как раз таки отдыхать, пока работают другие. Мы с Андрюшей поместили чемоданы в отсеки и сели к окну. – Представляешь, – сказал Андрюша. – А на большинстве планет люди даже не помнят, что такое поезд. – Да, – сказал я. – Органическая связь прошлого с современностью делает нас прогрессивным классом в борьбе за завершение исторического процесса. – Да? – спросил Андрюша. – Да, – сказал я, и мы стали смотреть в окно – быстро закончился город, и вот уже плыли перед нами деревья, быстрее и быстрее, и поезд качался на рельсах, и линии электропроводов казались непрерывной артерией, соединяющей города и природу. Как это было хорошо, и здорово, и страшно. И чудесно. Мы уезжали все дальше от Москвы, где начало светлеть, навстречу тьме, и время казалось ощутимым, словно движешься в ночь. Я принялся стелить постель, все остальные медлили. Мои старания окупились, когда к нам снова заглянул Максим Сергеевич. – Орлы, почему постели не застелены? Боря встал на мою простыню, носки у него, к счастью были совершенно белые и чистые. Не успел я порадоваться этому, как он наступил мне на колено, чтобы удачнее приподняться. – Терпи, – сказал Боря. – Людям надо помогать. И я терпел. На поясе у Бори болтался пистолет для забоя скота. Я думал: у Бори червь в голове, как и у меня. Но это и все, что у нас есть общего. Потом он довольно болезненно сдвинул ногу, и я сжал зубы. Я сказал: – Осторожнее. – Терпеливый ты такой, – сказал мне Боря. Пистолет для забоя скота блестел в свете солнца. Поезд качнуло, и Боря мазнул коленом мне по носу, это не было больно, но вышло по-дурацки. Я сказал: – Пойду на тебя нажалуюсь. – Ну удачи тебе. Радость-то какая, стукач, и дрочер, и вся королевская рать! – А ты бы охотнее ехал с девчонками? – спросил Володя. – Я уже в том возрасте, когда я бы охотнее ехал с девчонками, – сказал Боря. – Но не с такими страшными, как вы, малышки. Вот с Фирой или Валей – другое дело. Мама говорила мне всегда пропускать оскорбления мимо ушей, потому что отвечать на них будет лишь тот, кто опустился до уровня оскорбителя.