Д. поднялся к лифту и заглянул в кабину: – Люба! Немолодая дама отвернулась от зеркала, укоризненно посмотрела на Д. – Анто-о-о-н… – пропела она. – Здравствуй. Последний год она называла его “Антоном”. В руке она держала пакет из магазина. В этом магазине они виделись утром, когда Д. покупал вино. Он забрал продукты и взял Любу под руку. Они медленно спустились на площадку. – Ключи, Люба. – попросил Д. Она послушно протянула связку. Д. открыл дверь. Из квартиры пахнуло прокисшим, прогорклым. Так из любиной квартиры пахло давно, так уже давно пахло от нее самой. Единственный сын Любы жил в Черкассах. – Заходите к нам, Люба, – предложил Д. – Проводим год. – Нет-нет, – ответила она. – Я жду мужа. Есть тут одно местечко. Когда Д. вернулся, за столом громко спорили. – Эта земля тоже будет нашей, – говорила Яна. – Дайте время. Д. подумал, что к ее черному кожаному пиджаку не хватает красного банта. – Чужая земля – вашей? – злился Саша. – Она всегда была нашей, – отвечая Саше, Яна покусывала губы. – Мы просто восстановили историческую справедливость. – Первыми на этой земле были греки, – заметил Карлуш. – Скифы, – Сверчок. Яна оглядела компанию: – Историческая справедливость имеет временные рамки. – Интересно, кто их устанавливает, – пробурчал Саша. – Мы, – просто ответила Яна. – Государство. И не забывайте, там наша база. Д. и Карлуш вышли на балкон. – Где ты нашел ее? – Д. щелкнул зажигалкой. – Боевая машина пехоты. Карлуш кивнул и прикурил: – На Кавказе. Яна была журналисткой и работала на федеральном канале, а Карлуш приехал на Кавказ в составе европейской комиссии по правам человека. – Странное место для романтического знакомства, – заметил Д. – За её болванской риторикой есть драма, – продолжал Карлуш. – Унижение или обида, я это чувствую. Хочу понять ее. Они помолчали. – Как ты съездил в Стамбул? – Могло быть и лучше, – ответил Карлуш. После развода его жена Эсра увезла дочку в Стамбул. Теперь, чтобы увидеть ее, Карлушу приходилось ждать, когда этого захочет Эсра. – Смотри, – Карлуш протянул телефон. С экрана улыбалась девочка с голубыми, как у отца, глазами – Мелисса. Она держала на коленях плюшевую панду. – Она забывает язык, – сказал Карлуш. Когда они вернулись с балкона, в комнате громко спорили: Саша: Это уже ни в какие ворота! Сверчок: Может, и Аляску? Яна: Только если решит народ. – Ты слышал? – Саша окликнул Драматурга. – Теперь у себя в деревне ты тоже можешь провозгласить независимость. – А Лёху сделаем президентом, – пошутил Д. – Кто такой Лёха? – спросила Лаура. – Местный алкаш. Когда их глаза встретились, Д. подумал – хорошо бы она забыла о том, что наплел Сверчок. – Призыв к изменению территориальной целостности, – объявила Яна. В ее голосе звучала насмешка. – А если я не согласен? – Саша. – Несогласных мы отпускаем. Уезжайте к своим. – К своим? – переспросил он. – Стоп, стоп, стоп! – очнулся Д. Пора было переменить, пока все не переругались, тему. Он оглядел компанию и торжественно поднял палец. – Моя соседка Люба сошла с ума, – сказал Д. и показал на дверь. – Я обвиняю в этом тебя, писатель. Он посмотрел на Сашу: – Ты свел ее с ума в романе. А теперь она спятила по-настоящему. – Д. снова показал на дверь. – Ждет мужа, который двадцать лет назад умер. Когда вошла Люба, в прихожей запахло старыми вещами. На Любе были белая летняя шляпа и белое платье в черный горошек. Она протянула Д. желтый теннисный мячик. – Вашему сыночку от Любы, – сказала она. – Спасибо, Люба. – Д. взял подарок и посмотрел на гостей: “Ну?” – Может, посидите с нами? – предложил Сверчок. – Люба, правда, – это сказала Лаура. – О нет, нет, – Люба кивнула на дверь. – Муж. Идет. Жду. Она расправила перед зеркалом юбку и, не отрывая взгляда от собственного отражения, попрощалась. Когда дверь захлопнулась, первым очнулся Сверчок: – И давно это с ней? – Она может спалить дом, – Яна. – Может быть, скорую? – Лаура. – У нее кто-то есть вообще? – Она посмотрела на Д.