– Почему вы так уверены? – Да потому что он ханжа безъяйцевый. Если уж ему не хватило мужества бороться за мою дочь, пока они еще были женаты, то на такое он и подавно не способен. – Я слышал, что они заключали брачный контракт. – Да, тут ему подфартило. Пять тысяч евро в месяц, пожизненно, чтобы только заткнулся и убрался. И это по взаимному согласию! – Возможно, сумма показалась ему недостаточной. Все-таки ваша дочь… – Единственная его обязанность – это раз в две недели проводить выходные с моим внуком, – перебивает его Ортис, не желая напоминать, что его дочь унаследует восемьдесят миллиардов евро. – Которого он, кстати, очень любит. К тому же вчера у него был турнир на Ибице. Это не он. Парра и Санхуан обмениваются взглядами. Джон понимает, что они пытаются что-нибудь выудить. Они и так прекрасно знают, что это не бывший муж, однако продолжают окучивать Рамона Ортиса, наблюдая за его реакцией. – Возможно, у него есть сообщник, – прощупывает почву Парра. – Ох, ради бога, – говорит Ортис, опираясь на спинку стула. Кажется, будто на секунду у него перехватывает дыхание. – Сеньоры… – говорит адвокат Торрес и, подойдя к своему клиенту, кладет ему руку на плечо. Ортис отстраняет его руку – деликатно, но решительно. Его лицо уже побагровело, но он и не думает сдаваться. – Это не он! Тот, кто мне звонил, – совершенно другой человек, и у меня абсолютно не сложилось впечатление, что это мог быть какой-нибудь друг Борхи. – Может, вы перескажете нам ваш разговор целиком? – подает голос Антония. Все поворачиваются в ее сторону. – Это уже сделано. Завтра мы направим вам резюме показаний сеньора Ортиса, – говорит Парра, указывая на свой компьютер. – Вернемся к списку подозреваемых… – Лишним не будет, если ваш рассказ послушают еще двое, – настаивает Антония. – Сеньора… как вас там, – протестует Парра. – У нас еще работы невпроворот, и вы же видите, что сеньор Ортис совершенно выбился из сил. – Мы понимаем, что сеньору Ортису стоит неимоверных усилий повторить этот разговор, – говорит Джон как можно более наивным и любезным тоном. Парра бросает на него гневный взгляд, но поздно. – Никаких усилий мне это не стоит. Просто я устал, – говорит, как и следовало ожидать, Ортис. – Я получил звонок на мобильный сегодня в 6.47 утра. – Звонили по телефону? – Через ФейсТайм, по аудио. Карла часто так звонит, говорит, так надежнее. Я в этом не разбираюсь. – Что вам сказал похититель? – Это был мужчина с низким голосом, и он сказал мне, что моя Карла находится в его власти. Я сказал ему не причинять ей зла, а он сказал, что уже причинил. И что причинит снова, и что я не смогу ему помешать. – Он сказал что-то еще? – Он назвал мне свое имя. Он сказал, что его зовут Эсекиэль. Карла Сначала приходит боль. Острая, невыносимая, повсеместная. Заставляющая кричать. Ей кажется, что она кричит целую вечность, до предела надрывая легкие. Кричит отчаянно, дико. Страха пока нет – он придет позже. Сейчас она хочет лишь одного: чтобы боль как можно скорее прошла. Боль не проходит. Правда, слегка ослабевает, когда ей удается приподняться. Она лежала на животе, раскинув руки и упираясь сломанным носом в пол, совершенно выбившись из сил. Стоит ей пошевелиться, как носовая кость словно сталкивается с лобной, она чувствует это, даже как будто слышит неестественное постукивание. Она ничего не видит. Вокруг непроглядная темнота. Страха пока нет. Острая боль ушла, но взамен оставила глухой стук. Теперь ее лицо словно барабанная мембрана, по которой беспощадно и непрерывно бьют, и боль от ударов волнами отдает в глаза, в череп, в уши, в челюсти. Карла теперь тихонько всхлипывает, отчаянно пытаясь понять, откуда взялась эта боль и что с ней делать. Она пытается сесть, но резкий приток крови к голове усиливает ее мучение. Успокойся, успокойся. Она снова ложится, на этот раз на спину, и от этого барабанная дробь ослабевает. Ненамного, но достаточно для того, чтобы проявились остальные ощущения. Во рту Карла чувствует сухость и горечь. От запекшейся крови губы прилипли к зубам и деснам. Отлепить их можно только через боль. Эта боль несильная, легко контролируемая, и благодаря ей даже можно на секунду отвлечься от главной боли. Это все равно что отвести взгляд от тигра на пробегающую мимо мышку: грызун мгновенно исчезает в норке, а тигр все еще тут, по-прежнему торжествующе скалится и совсем не собирается отказываться от обеда. И все-таки горечь во рту – это не кровь. Привкус железа, словно облизанной батарейки, чувствуется лишь на кончике распухшего, ватного и сухого языка. Но в остальной части рта – на внутренней стороне щек и нёбе – ощущается странный, чужеродный вкус, химический и неприятный. Какое-то непонятное вещество. Руки и ноги больше не слушаются ее, они как будто стали чужими частями тела, независимыми и практически неподвластными ее командам. Желудок превратился в крошечный, крепко сжатый комочек кислоты, из которого что-то рвется наружу. Карла испускает отрыжку – гулкую и резкую, словно выстрел, пропитанную тем же странным привкусом, что наполняет рот. Вслед за воздухом по открывшемуся пути поднимается скудное содержимое желудка. Карла безостановочно сплевывает слюну и желчь, до тех пор, пока ее не сковывают спазмы. И тогда она, наконец, вспоминает. Объезд. Человек с ножом. Преследование в лесу. Решение сдаться и укол в шею. Нет. Нет. Действительное положение вещей вдруг предстает перед ней с ужасающей ясностью. Худшего положения нельзя и вообразить. И в этот момент ее настигает страх. 2 Очевидные вещи – Это все? Ортис отвечает не сразу. На какую-то долю секунды он осторожно переводит вопросительный взгляд на своего адвоката. Эта деталь не ускользает от Джона: уж он-то умеет вычислить вруна. – Да. После этого он повесил трубку. – Он не выдвинул никаких требований и не сказал, что позвонит позже? – Нет, – категорично отвечает Ортис. Даже слишком категорично. – Он еще позвонит. Они всегда перезванивают, – говорит Санхуан. – Вы сказали, у вас не сложилось впечатление, что это мог быть какой-нибудь знакомый бывшего мужа вашей дочери, – продолжает гнуть свою линию Парра. – Что вы имели в виду? – Это был человек с твердым голосом. Он показался мне… решительным. С Борхой все это никак не вяжется. Да уж, у него прямо нежные чувства к бывшему своей дочери. Но, с другой стороны, разве такое редкость? – У вашей дочери нет знакомых с именем Эсекиэль, не так ли?