Но Кейб не верил. — Пи Ридж. Помнишь? Я помню. Наши задницы порвали там на лоскуты. Ваши солдаты разбросали нас во все стороны. Я и мои парни… Мы даже не были уверены, куда угодили. Ни обуви. Ни еды. Ни оружия. Вы окружили нас, Диркер. Этот ублюдок сержант из твоего войска застрелил Малыша Вилли Гибсона! А потом ты исхлестал нас, оставшихся в живых, кнутом. И когда я попросил… попросил тебя остановиться, ты сделал вот это с моим лицом. Я потерял сознание, но ты продолжал стегать меня хлыстом… Диркер сжал плотно губы, и рот стал напоминать разрез на маске. — Твои парни… Да, я их помню. Как и помню то, что осталось от моих солдат. Их трупы были изуродованы, обезображены, Кейб. Это было отвратительно. Я должен был убить и тебя, и твоих бесхребетных ублюдочных южан. Но не убил. Кейб вскочил на ноги. — Ах ты, сукин сын! Чёртов грёбаный ублюдочный янки! Я говорил тебе тогда и повторю сейчас: мы не трогали тех солдат! Когда мы наткнулись на них, они уже были в таком виде: выпотрошенные кишки, разрубленные лица… Нам нужны были лишь их ружья и провиант! Мы голодали, во имя всего святого! Диркер смотрел на представление Кейба и не верил ни единому слову. — Мы можем обсуждать это до посинения, Кейб, но это ни к чему не приведёт. Я не верю тебе. И никогда не верил. Шериф опёрся ладонями о столешницу. — Итак, ты пришёл сюда, чтобы обсудить войну, или у тебя было на уме что-то ещё? Кейб опустился в кресло, чувствуя манящую тяжесть кобуры. Когда человек что-то решил, его уже не переубедить. Остаётся только принять, нравится вам это или нет. — Ладно, Диркер, ладно. Я выслеживал одного парня. Следовал за ним от Невады, и, похоже, где-то здесь он залёг на дно. Я не знаю его имени, у меня есть лишь смутное описание этого животного. Но я знаю, что он совершил… — Так ты охотник за головами? — Надо же чем-то на жизнь зарабатывать. — Я не осуждаю, просто констатирую факт. Продолжай. Кейб понял, что ему гораздо легче говорить, когда он не видит Диркера, поэтому он уставился в стену и попытался притвориться, что у него до сих пор не стоит в ушах свист хлыста. — Газеты окрестили этого парня «Душитель Города Грехов». Он переезжает из одного шахтёрского городка в другой, пытаясь затеряться в наплыве чужаков. Диркер кивнул. — Я слышал о нём. — Не сомневаюсь. Этот сукин сын любит проституток, Диркер. Как ты бы сказал, у него к ним «особое отношение», — мрачно произнёс Кейб. — Он любит заводить их в укромные места и накидывать шарф на горло, слышал? Ему нравиться трахать их, пока они задыхаются. А затем он достаёт огромный нож — возможно, разделочный или для освежевания туш — и потрошит их, раскладывая внутренности вокруг тел. Диркер не мигая смотрел на Кейба. — Отвратительно, — произнёс шериф, но сложно было сказать, действительно ли он так считает. На этот раз Кейб был с ним согласен. Это было отвратительно. За прошедшие пять месяцев Душитель Города Грехов убил шесть проституток. Первой была проститутка в отеле «Барбари» в Сан-Франциско, за ней — ещё две девушки из шахтёрских городков в округе Черчилль в Неваде. Затем Эврика, Осеола, и наконец, Пинош — все они были шахтёрскими городками, раскинутыми по штату, «истинными колыбелями разврата», как говорили проповедники и реформаторы. Когда прямо из земли можно было делать деньги, в такие городки слетаются, как мухи на падаль, все халявщики и дармоеды. Первым сумму за голову Душителя назначил разъярённый шахтёр. Тысяча долларов. Несмотря на то, что никто понятия не имел, как выглядит преступник. Свидетельства очевидцев были абсолютно противоположными: одни сообщали о высоком белом мужчине, другие — о приземистом и смуглом. Одни говорили, что Душитель был мексиканцем, который сбежал из психиатрической лечебницы, другие уверяли, что он мигрант из Европы. В общем, жители шахтёрских городков устали от совершаемых преступлений и стали собирать деньги для смельчака, который возьмётся отыскать Душителя, и теперь размер вознаграждения приближался к пяти тысячам. К тому же губернатор Территории Юта обещал тысячу долларов тому, кто предоставит любую информацию о личности или местонахождении Душителя Города Грехов. — Я выслеживал этого ублюдка от Эврики, — произнёс Кейб. — Там началась моя погоня. В Осеоле мне представилась прекрасная возможность взглянуть на его творчество… Это ужасно, Диркер. Мы с тобой разное видели на войне, но это… Господи, я никогда не сталкивался ни с чем подобным. — Думаешь, это животное здесь? — спросил Диркер. — Думаю, он в округе Бивер. А Уиспер-лейк — именно из таких городков, в которые он наведывается для охоты… Мне просто нужно затаиться и подождать. Рано или поздно, он угодит в мою ловушку. Диркер вздохнул, качая головой. — Кейб, ещё десять лет назад Уиспер-лейк был городком рядом с прииском, в котором был один магазин, один салун и несколько лачуг. А потом здесь нашли серебряную руду, и множество горнодобывающих компаний начали скупать всё — и «Аркадиан», и «Саутвью», и «Хорн сильвер». В нашем городе и его окрестностях находится около пяти тысяч людей, а во Фриско — ещё порядка восьми тысяч. Суть в том, что за один месяц через наш город проходят сотни человек… И найти одного-единственного человека в этой кутерьме — адская работёнка. — Я возьму его, живым или мёртвым, — ответил Кейб. — Только убедись, что поймал того, кого надо. Кейб встал, потянулся и надел на себя дождевик. — Настанет день, Безумец Джек, и мы поговорим с тобой о войне. Только ты и я. — Убирайся, Кейб, — произнёс Диркер. — И не создавай проблем. У меня и без тебя дел по горло. Кейб вышел на улицу под ливень и ухмыльнулся. Если всё пройдёт правильно, то дел у Диркера только прибавится. — 3- Его звали Орвилл дю Чен. Его камера в Уиспер-лейк была два с половиной метра в длину и полтора в ширину. Кирпичные стены, устланный соломой пол. Здесь было холодно и сыро, а с потолка капала вода. Летом в камерах кишели насекомые, а зимой помещение промерзало, как ледник. Раскладушка, на которой сидел Орв, едва вмещала взрослого мужчину, а единственное выданное солдатское одеяло практически не спасало от холода. Орв сидел в собственной вони, почёсывал бороду, думал и вспоминал, и запутывался ещё больше. Он был уверен, что должен что-то вспомнить, но, хоть убей, у него ничего не выходило. Иногда его разум начинал выкидывать фокусы. Он был похож на школьную доску: на ней было написано много важной и полезной информации, но если тотчас не подбежать к ней и не прочесть записи, то всё исчезало. Поэтому Орв сидел в камере и радовался холоду, ведь в холоде вши и гниды в его бороде и волосах издыхали. А эти чёртовы букашки с их зудом могли и здравомыслящего человека свести с ума! «Хватит думать об этой живности, чёртов идиот! — приказывал себе Орв. — Ты здесь не из-за этого! Ты здесь из-за того… из-за того, что…» Чёрт, эти воспоминания снова ускользали. Как осколок льда на июльском солнце, они таяли и исчезали. Иногда Орв начинал думать, что он безумен. Хотя, возможно, так оно и было. Но то, что его голова превратилась в пастбище для вшей, ещё не значит, что он бредит. Нет, конечно, иногда он бредил и даже терял над собой контроль. И когда это случалось, кто-то из помощников Диркера — Генри Уилкокс или Пит Слейд, или любой другой его заместитель — запирали Орва, как горошину в банке. И он не жаловался. Тюрьма в округе Бивер? Чёрт, да она была отелем по сравнению с лагерем военнопленных у янки в Кэмп-Дуглас! И кормили здесь гораздо лучше. Заключённых здесь не били и не использовали в качестве мишени для тренировок. Не нужно было пить из выгребной ямы или смотреть за тем, как голодные парни бродят вокруг тебя, как живые дышащие скелеты, перепутавшие сторону могилы. И становилось ещё печальней от того, что у державших их под стражей солдат еда была. У них была куча еды, но им нравилось смотреть, как их враги умирают от голода. Голод. Теперь было ясно, что в этом состоял целый план.