– Детектив притащил тебя в этом. Явно не твой размерчик, да? Еще он попросил тебя накормить, так что, если захочешь, я поделюсь с тобой сэндвичем. Только учти, он с беконом! Я прочистила горло, собираясь с мыслями. – Детектив сказал что-нибудь еще перед тем, как уехать? – Да, – ответил полицейский, и я напряглась, пока он не продолжил: – Рассказал, что подобрал тебя на шоссе. Ты была совсем плоха. Видимо, упала и ударилась. В такую погоду убиться – раз плюнуть! Он позаботился бы о тебе сам, но ему надо было возвращаться домой. В Вермонт, кажется, – полицейский задумчиво поскреб седую щетину. – Пока дождь не утихнет, ты можешь остаться здесь и отоспаться. Утром попрошу отвезти тебя, куда скажешь… – Спасибо, – выпалила я радостно и вскочила с койки. Офицер опешил, все еще держа кружку с какао. – Но мне уже лучше. Пожалуй, я пойду. Куда вы сложили мои вещи? Мужская сердобольность при виде «барышни в беде» действительно не знает границ! От облегчения, что детектив Гастингс смиловался и оставил историю с воровством между нами, я ощутила такой прилив сил, что смогла бы сотворить минимум десять заклятий с ходу. Правда, длилось мое воодушевление недолго. – Один нюанс, – усмехнулся офицер, когда я уже дернула решетку двери, но вдруг обнаружила, что та заперта. – Сначала объясни, откуда это в твоей сумке? Я медленно повернулась и увидела, как офицер вываливает на скомканное пальто Коула мои фальшивые водительские права. В горле встал ком. – Пытались отыскать твой сотовый телефон, чтобы позвонить близким, – пояснил офицер. – Я не пользуюсь сотовым, – выдавила я уныло. – Слишком много излучения. «И слишком много проблем». – Луиза O’Келли, – прочитал он на одной из пластиковых карточек, пристально сверяя фото с моей побледневшей физиономией. – Из самого университета Лиги плюща, надо же! Или ты Стефани Митчелл из Южной Дакоты? Или Кристина Геро? Тебе все-таки двадцать, двадцать два или двадцать три? Хотя, нет, точно не двадцать три… Ты выглядишь очень юной. Тебе точно есть восемнадцать? Или мне связаться с твоими родителями? Из какой ты школы? – У меня нет родителей. Мне двадцать лет, – честно призналась я, закатывая глаза, но тут же соврала снова: – Меня зовут Кейт. – Ну да, так я и поверил. Встречал я уже таких… непутевых! Сам найду, кто ты такая. Времени у нас вдоволь. В конце концов, подделка документов – это тянет побольше, чем на пятнадцать суток, согласна? Я промолчала, терпя удары судьбы, стиснув зубы, и пропустила офицера к выходу. Он покинул камеру, оставив меня одну вместе с моим раздавленным самолюбием и насморком. – Выпей какао, – заботливо посоветовал он напоследок, пряча ключи в нагрудный карман. – И благослови того паренька из Бёрлингтона, что спас тебя от бури, пускай даже такой ценой. И я действительно выпила это злополучное какао, но благословлять Коула Гастингса не спешила. Вместо этого я мысленно прокляла его раза четыре, жалея, что под рукой нет булавки и куклы с прядью его злополучных кудрей. Сгорбившись на жесткой койке под длинным душистым пальто, я постаралась сосредоточиться на побеге. – Смертные, – буркнула я себе под нос. – Теперь понимаю, почему моя бабушка каждый раз плевалась, вспоминая сентябрь 1787 года. Вовсе не ведьмы роднятся с дьяволом, а современная Конституция. Тьфу! Я заглянула в замочную скважину, взвешивая свои силы, восстановившиеся после сна. «Три дара из восьми – слишком скудно для Верховной. Не расстраивай меня, Одри». Да что там, я расстраивала даже саму себя! Моя практика не была закончена и наполовину, и сейчас мне катастрофически не хватало знаний. Вот до чего довела моя безответственность – не могу вспомнить заклятие, чтобы вскрыть решетку! Сгнить в тюрьме – истинный позор для Верховной. Смирно дожидаться, пока в этой тюрьме меня обнаружит одержимый брат, – позор еще больший. – А вот и твой сэндвич, малышка. Кстати, наш стажер нарыл кое-какое досье… Ты, случайно, не Натали Прайс? Нет? Я несколько раз глубоко вдохнула, медленно выдохнула и улыбнулась. – Хотите узнать свое будущее? – Чего? – Могу погадать вам. Я прорицательница. – Ага, – прыснул со смеху офицер, остановившись на пороге. – Скорее проницательная мошенница. – Разве вы не видели все те загадочные штуковины, когда рылись в моем рюкзаке? – надавила я и с облегчением увидела вихрь противоречивых эмоций в его взгляде. – Там есть и Таро, и руны, и оракул Ленорман. Офицер прислонился плечом к стене, держа тарелку. Повисшая тишина выдала его с головой – заинтересованный, он не спешил уходить. – Вы ведь верите в колдовство, – продолжила наступать я, обводя взглядом серебряный кулон, выглядывающий из-под воротника его голубой рубашки. – Это скандинавский «Шлем ужаса», я права? Отпугивает недоброжелателей. Спорю, в столе у вас валяется амулет гри-гри от воздействия магии вуду. Вы зашили внутрь свои состриженные ногти или пошли на более радикальные меры? – Откуда ты знаешь? – встрепенулся офицер, выпрямившись во весь рост, как по стойке, и я улыбнулась, убедившись, что нащупала его больное место. – Мы живем в Новом Орлеане, детка! Тут все повязаны на колдовстве или защите от него. Так, просто на всякий случай… Моя жена очень суеверна. – Тогда она наверняка не упустила бы шанс узнать свое будущее. Я ведь и ей погадать могу. Даже на расстоянии! Офицер закатил глаза и просунул мне сэндвич через прутья решетки, а затем двинулся назад в офис. Мой трюк не сработал, и от безнадежности я рухнула посреди камеры, простонав ему вслед: – Ну же! Я ведь смотрела сериалы и знаю, что ночные смены в полиции всегда безумно скучные. Таро – это бесплатно, обещаю! И мне одиночество скрасит, и вам пользу принесет. Что скажете? Офицер остановился, покосился на настенные часы и задумчиво постучал носком ботинка о решетку. Я тоже проследила за стрелкой на циферблате: она уже подбиралась к четырем утра. Значит, нужно поторопиться. Натянув на лицо самое дружелюбное выражение, я невинно захлопала ресницами. – Ладно, – буркнул офицер. – Сейчас принесу. Как там выглядят твои Таро? – Вы не найдете. Еще вдруг нечаянно рассыпете стружку из помета варана… Лучше несите весь рюкзак. Спустя пару минут, за которые я успела запихнуть в себя сэндвич с беконом, потрепанный вельветовый рюкзак уже лежал у меня в ногах. Я неторопливо перебирала его содержимое под настороженным взглядом офицера, стоящего по ту сторону решетки. Он раздражающе притоптывал, подгоняя меня. Я проигнорировала колоду карт, лежащую на поверхности, и запустила руку в потайной кармашек. В этот карман Рэйчел настрого запретила мне лезть без крайней необходимости, и до самой ее гибели я не знала, что именно она сочла подходящим для «крайней необходимости». Пальцы погладили кедровую пробку: баночка почти опустела за эти три года, на дне осталась пара розовых горошин. Я откупорила сосуд. – Что ты там жуешь? – насторожился офицер, приблизившись, когда я быстро закинула себе под язык несколько крупиц морской соли. – Надеюсь, не тот помет, о котором ты говорила. – Отойдите. Превозмогая кошмарное жжение во рту и в желудке, я поднялась на ноги и, когда офицер не послушался и подступил ко мне, выставила перед собой пластиковую расческу. – Отойди, кому сказала! – вскричала я, и офицер ахнул, вскинув руки над головой. – Откуда у тебя револьвер? – ошарашенно спросил он, пялясь на расческу. – Я ведь обыскивал твои вещи. Вот же дрянь… – На пол. Сейчас же! Рука у меня не тряслась, как это наверняка было бы, схватись я за настоящее оружие. Приходилось сжимать расческу крайне крепко, чтобы искрящаяся магия не дала осечки: она покалывала на кончиках пальцев, под кожей, словно невесомые электрические разряды. Магия струилась по венам, и даже мучившие меня боль в горле и кашель притупились и будто совсем исчезли. Пускай я и знала, что это состояние не продлится долго, но ощущать такую силу было блаженством: величие Верховной, которого у меня никогда не было. «Тебе не нужна заговоренная соль с добавочной магией. В тебе ее и так в избытке, Одри! Ты сумеешь преодолеть все, с чем бы тебе ни пришлось столкнуться, потому что Верховная – это не титул. Верховная – это природа». Нет, Рэйчел, моей силы никогда не было достаточно без волшебного допинга. Во мне никогда не было того, что помогло бы мне выбраться из клетки, и я не была уверена, что это когда-нибудь появится. Во рту таяла розовая соль, горча на языке привкусом далекого моря – и вдруг иллюзии, в плетении которых я всегда с треском проваливалась, стали моим спасением. – Не делай глупостей, малышка, – попытался образумить меня офицер, но послушно лег на пол, предварительно швырнув мне в руки ключи. – Ты бы отделалась максимум исправительными работами за документы, но теперь… Я передразнила его и, надев рюкзак, быстро открыла решетку и вышла, зачем-то прихватив остывающее и помятое мужское пальто. Заперев офицера полиции в камере, наставив на него дуло расчески, я пробежала через весь корпус и влетела в комнату с пустыми офисными столами. За одним из них дремал стажер перед тусклым экраном компьютера. Заметив меня, он растерянно приоткрыл рот, и я сунула расческу в карман, найдя этого паренька слишком безобидным и замученным, чтобы угрожать вымышленным револьвером. – Приветик, чего расселся? У вас тут пожар, – сказала я, указав пальцем на коридор. – В туалете. Слепой, что ли? Там все в дыму, боже! – И, немного увлекшись, решила добавить: – Ты слышишь этот лай?.. Какой кошмар! Кажется, наверху остались щенки. Надо скорее спасти их! Стажер подорвался, сбив локтем кружку с кофе, и с бранью кинулся к коридору, откуда, как ему мерещилось, выстреливали всполохи огня. Заглянув в кладовую и за дежурную стойку в поисках чехла со скрипкой и ничего не найдя, я скрепя сердце покинула полицейский участок, подгоняемая пожарной сиреной и чувством, что искр магии в пальцах становится все меньше, пока тает соль во рту. В такое позднее время мне пришлось идти по городу пешком, то и дело вглядываясь в тени на задворках, чтобы одна из них не оказалась моим братом. Дождь немного ослаб, и моя одежда оставалась почти сухой благодаря недавнему подарку – шерстяному пальто детектива из Бёрлингтона. Выйдя на освещенную трассу, я чудом поймала такси и попросила довезти меня до ближайшего отеля. – Двадцать баксов, – объявил водитель спустя пять минут, за которые я не успела даже восстановить дыхание. – Это грабеж! – буркнула я и полезла в карманы, уже зная, что скоро мне снова предстоит бежать без оглядки, не заплатив. Но вдруг нащупала портмоне из лайковой кожи. – Вот, – сказала я, протягивая таксисту купюру в пятьдесят долларов из тех двух тысяч, что все еще, оказывается, были у меня. – Оставьте сдачу себе. Не торопясь вылезать из такси под промозглую морось, пока удовлетворенный таксист пересчитывал выручку, я дрожащими руками расстегнула портмоне и робко заглянула внутрь. Новенькие купюры хрустели под пальцами, и это не только искупило все ужасные события минувшего дня, но и обещало скрасить мне ближайшее будущее. Мой взгляд невольно замер на красных запястьях, разодранных грубым металлом наручников. Детектив Гастингс был готов переломать мне руки за кражу зеркала, но не за две тысячи наличных, которые даже забыл забрать. Странно? Невероятно странно! Такие дурни были как подарки-пиньяты, посланные свыше. – Лучший номер, что у вас есть, пожалуйста. Тратить чужие деньги – райское наслаждение, и в нем мне не было равных. Проспав до утра в роскошном отеле в центре Нового Орлеана в номере с видом на Бурбон-стрит и чувствуя себя наутро после приема соли так, будто меня избивали всю ночь, я заказала себе завтрак в постель. В меню нашлись самые редкие деликатесы и обожаемый мной молочный коктейль. Следующим в списке было немедленно покинуть город, но, смывая в душе скользкие и болезненные прикосновения Джулиана, я вдруг подумала, что мне не помешает еще немного приятностей. Накупив в аптеке кучу лекарств от простуды, я не устояла перед соблазном и оказалась в примерочной элитного бутика. Вскоре старые вещи уже валялись в помойном баке: Джулиан прикасался к ним тоже – значит, осквернил. Сохранив лишь рубиновый шарф, купленный Рэйчел в аэропорту Праги, я расплатилась семьюстами долларами за лаковые сапожки и шелковое платье от кутюр лимонного цвета. – И вон ту шляпку, – счастливо улыбнулась я, довершая образ изящным головным убором, сшитым из фетра и таким же красным, как и шарф. – Ох, здесь вставки из жемчуга. Потрясающе! Обожаю жемчуг. Тратить деньги – райское наслаждение, но вот считать их – сущее наказание. – Черт! Я грустно взглянула на оставшуюся сотню баксов и встала под навесом автобусной остановки в одежде, которая стоила достаточно, чтобы спокойно арендовать приличное авто. Завернувшись в пальто детектива, которое нелепо топорщилось на узких плечах и смотрелось поверх элегантного платья почти вульгарно, я рванула по лужам к автобусу с горящими цифрами – 21. Красивое число. Значит, подходит. Примостившись возле окна, я расстегнула рюкзак и потрясла в руке мешочек с рунами, на которые уповала, несмотря на глубоко затаившуюся обиду. – Я вас прощаю. Надеюсь, теперь вы поняли, до чего доводит промедление. Давайте впредь без глупостей!