– Увидимся вечером, – перебила я, не дослушав, и сжала в заледеневшей ладони металлические ключи с такой же ракушкой, как и на ключах от джипа. Быстро пройдя мимо Сэма, я пронеслась по коридору, едва не порвав желтую ленту. Ноги дрожали и подгибались. Вот зачем я здесь. Бёрлингтон… Убийства – моя вина? Я не заметила, как именно оказалась на улице, а спустя пару секунд – в серебристом «Форде», явно видавшим и лучшие времена. Запах, стоящий в машине, соответствовал склочному характеру ее владельца – солодовый парфюм, ирландский кофе с бурбоном и табак. Сделав на ходу пару затяжек и раздавив тлеющий окурок ботинком, Сэм уселся за руль. Не говоря друг другу ни слова, мы выехали с территории университета. Я отвернулась, не в силах выносить вид отдаляющегося общежития из красного кирпича, которое так быстро поставило точку в еще одном моем путешествии. Я не хочу этого. – Ты ведь никакой не криминалист, да? Я повернула голову, устало глядя на Сэма. Достав из бардачка пачку сигарет и закурив, он приоткрыл окно и выпустил изо рта облако дыма. – Ты хоть из Нового Орлеана? Я не ответила, да это было и неважно: у Сэма поистине детективное чутье. Он уже знал, что прав, и переспорить его мне бы не удалось. Поэтому я только глубоко вздохнула и прислонилась лбом к стеклу, чувствуя жар – вернувшаяся простуда или страх? Не различить. Оставив радио выключенным, Сэм наслаждался звуками оживленных улиц, впуская внутрь аромат уличной еды и фруктов с центрального рынка, мимо которого мы ехали. Я бросила взгляд на руль, поверх которого лежали его руки. Даже манера вождения, быстрая и шальная, выдавала своенравность Сэма. Напористый и шероховатый, как его ладони, покрытые мозолями от тренировок. Прямые солнечные лучи, которые шторы в спальне Харпер не пропускали, теперь позволяли мне рассмотреть его во всей красе. Сломанный нос, тонкий шрам поперек губы. Интересно, сколько раз этому парню расшибали лицо только за то, что он не в состоянии держать язык за зубами? Каноничный плохой коп в кожаной куртке, кроссовках и старых джинсах, с наплечной кобурой, откуда вместе с пистолетом «Глок» выглядывал значок лейтенанта. Это было бы сексуально, если бы так сильно не выводило из себя. – Почему вы с Коулом не ладите? – спросила я, чтобы скоротать те десять минут, что оставалось ехать до дома, и чтобы отвлечься от нависшего надо мной ужаса. Сэм поскреб пальцами многодневную щетину. – А почему мы должны ладить? – Вы напарники. – Это приказ начальства. Будь моя воля, я бы работал один. – Почему? – Потому что большинство людей, включая меня, – говнюки, мисс почемучка, – огрызнулся он, но не так сердито, как пытался. Я почти улыбнулась. – Давно Коул работает у вас? – Года три-четыре. Как выпустился из академии, так сразу же перевелся сюда из Северной Каролины. Он что, сам тебе ничего не рассказывает? Странно – встречаться с парнем и ничего не знать о нем, не находишь? – Мы с Коулом просто друзья, – ответила я и отвернулась, но, к несчастью, успела заметить в глазах Сэма мужской интерес. Я скривилась от одной лишь мысли об этом. – Значит, он все-таки голубой, – усмехнулся Сэм, выворачивая руль вправо. – Знаешь, мне плевать, что ты забыла на месте преступления и откуда появилась в Бёрлингтоне. Главное, не мешайся под ногами, идет? Если Коул считает, что ты можешь нам как-то помочь… Что же, я, конечно, атеист, но от чудес Господних бы не отказался. Лишь бы это дерьмо наконец закончилось. Шины заскрипели, и машина остановилась у знакомого подъезда. Сэм повел бровью, явно сдерживаясь, чтобы не выбросить меня на обочину. Я отстегнула ремень безопасности и замялась. – Подожди пять минут. – Что? – Сэм разразился гомерическим хохотом. – Я тебе не таксист, куколка! Уговор был подбросить тебя до дома Коула… – Мне нужно только забрать свои вещи, а потом я возвращаюсь обратно в Новый Орлеан. Тут совсем недалеко… – До Нового Орлеана-то?! – Нет, до Шелберна. Тут совсем близко. Оттуда я сама поеду. – Автобусный проездной тебе в руки, – отмахнулся он. – Я никуда не… – Прошу тебя, Сэм! – И, вылетев из машины, я громко воскликнула, не оглядываясь: – Я быстро, обещаю! Рассчитывать, что, вернувшись, я застану серебристый «Форд» на месте, было глупо, но что-то подсказывало мне, Сэм никуда не уедет. Саркастичный грубиян, он ничуть не располагал к себе, но даже брань, донесшаяся мне в спину, не отбила у меня уверенности, что я ему понравилась. Трясущимися руками открыв дверь в квартиру, я влетела внутрь, едва не снеся приветливо мурлыкающего Штруделя. Сборы действительно заняли пять минут: мокрые вещи, вытащенные слипшимся комом из стиральной машины; пара снеков в дорогу, вода, моя скрипка и самое главное… Прости меня, Коул. Прости, прости, прости! Я вытряхнула из его джинсов двести долларов, а в шкафу рядом с детскими фотографиями нашла еще сорок. Этого было мало, но лучше, чем ничего. Я сгребла все подчистую, беспощадно и бесстыдно. Задержавшись у неприбранного обеденного стола, я все-таки вывернула кожаный мешочек с костяными рунами. – Следующий город, – приказала я им. – Срочно! Руны посыпались одна за другой. Опасаясь увидеть в сложившейся вязи Бёрлингтон, я думала, что ответа хуже выдать они уже не могут, но ошибалась. «Коул Гастингс». – Что?.. Нет! Это совсем не смешно! Я смахнула руны на пол, но они не изменили своего значения, упав тем же строем. – Коул Гастингс… – повторила я эхом и затрясла головой. – Я схожу с ума? Вы не… Я не могу остаться с ним! Солнце… Джулиан! Я не хочу больше находиться здесь, слышите?! «Коул Гастингс». Коул, Коул, Коул… Швыряя кубики и пытаясь добиться от них чего-то другого, я задыхалась от подступающей истерики, пока одна из брошенных костей вдруг не прилетела мне в лоб. – Ауч! Зажмурившись, я потерла ушибленное место и увидела лишь, как кубики, всколыхнувшись, разлетелись в разные стороны. Я ползала по полу еще несколько минут, складывая их обратно, чтобы подкинуть в последний раз и вдруг обнаружить, что моя настырность лишила руны их силы. Рассыпавшись на кухонном столе, они больше не складывались ни в одну внятную вязь – просто набор букв, не имеющий смысла. – Чудесно, – буркнула я себе под нос, завязывая мешочек и возвращая в рюкзак. – Я сломала фамильные кости. Ну и черт с вами! Разберусь по дороге. Сама! Трусиха. Лгунья. Предательница. Смириться с клеймом воровки – дело несложное, но растаптывать чувства того, кто впервые за столько лет дал мне надежду и крышу над головой, было жестоко даже для меня. Я не настолько плохой человек… Но мелькающие за окнами «Форда» пейзажи полей, все больше удаляющих меня от Бёрлингтона, убеждали в обратном. – Мне все еще глубоко плевать на тебя, но… – вдруг заговорил Сэм, облокотившись о руль и развернувшись ко мне всем корпусом, когда остановился на автостраде у вывески Шелберна, как я и просила. – У тебя что-то стряслось? – Не выдумывай, – ответила я равнодушно, уже выставляя одну ногу из машины. – Здесь же ничего нет, – недоверчиво заметил Сэм, озираясь. – Мы даже до города не доехали. Тут только лес, фермерские поля и… – Спасибо, что подвез. Сэм затих, наблюдая, как я перетаскиваю с заднего сиденья свои вещи. Заметив у него под сиденьем бумажный пакет с несколькими бутылками глинтвейна, я пригрела одну за пазухой, воспользовавшись моментом. Очень скоро шумная автострада скрылась за одним из холмов, который я обогнула, двигаясь по наитию, как рыба по давно знакомому течению. Невидимая нить вела меня туда, где можно утолить печаль так же, как жажду. Озеро Шамплейн тянулось где-то вдали, и, пускай видно его еще не было, я ощущала его прохладу на кончиках пальцев. Это придавало мне сил, не позволяя останавливаться даже из-за мысли: «Ты направляешься туда, где все началось. Ты ведь клялась никогда больше не ходить туда!» С непоколебимой и ничем не объяснимой уверенностью, что лишь там с моей души спадет тяжкое бремя и все прояснится, я сбежала вниз по склону к заброшенному причалу. Отсюда было рукой подать до родового гнезда. Его стены бы точно исцелили меня, измотанную от нескончаемых путешествий, но здравый смысл еще не настолько покинул меня. Добровольно прийти в место утраты всего, что когда-либо было для меня дорого, казалось таким же самоубийством, как и дальше оставаться в Бёрлингтоне. Однако причал и встреча со старым другом – не такой уж это и риск. Скинув рюкзак и рухнув на поваленное дерево, которое принесло в бухту, я откупорила заколкой бутылку глинтвейна. Уединение на берегу Шамплейн остудило мой пыл не хуже пары глотков из бутылки. Корица, кардамон, гвоздика и апельсиновая цедра – алкоголь обжег с непривычки, и я скривилась, но выпила еще. Раньше утешением для меня становились драгоценные побрякушки, а не выпивка, но сегодня был особый случай. Решиться на то, что я собиралась сделать, трезвой было попросту невозможно. Я достала мятую салфетку из чикагской пиццерии и исписала ее тем языком, названия которому на свете не было. Закончив, я сложила салфетку в форме самолетика, вспрыгнула на обломок пирса и запустила самолетик в воздух. Он отправился в полет, подхваченный порывом ветра, а затем спикировал в воды Шамплейн. И ничего не произошло. Я уселась обратно на дерево и принялась ждать. Бутылка глинтвейна почти опустела, когда туман вдруг заклубился над гладью, похожий на сахарную вату. Гладь Шамплейн скрылась под ним, а затем озеро явило миру нечто поистине прекрасное. Нимуэ мерцала, залитая янтарем уходящего солнца. Внутри ее тела, сотканного из алмазных волн, резвились маленькие разноцветные рыбки. Она поправила на голове венок, сплетенный из водорослей и полевых цветов, а затем вытянулась, приобретая человеческую форму. Почему все божества, бахвалясь своим превосходством, так ревностно стремятся походить на слабых людей? – Верховная! – пропела Нимуэ, точно перезвон колокольчиков, и присела в изящном реверансе. Я ответила ей тем же, неуклюже роняя бутылку. – Я узнала твой почерк. Благие времена несут благие вести! – Не совсем благие, – неохотно огорчила я духа – защитника ковена, и Нимуэ вмиг потускнела от грусти, перестав сиять. – Джулиан еще не повержен. Я просто… оказалась в Бёрлингтоне проездом и вдруг поняла, что не могу уехать, не повидавшись. Кажется, в последний раз мы виделись, когда я приходила сюда вместе с мамой… Нимуэ поджала губы. Туман над озером сгустился. – Ох, значит, моя служба не окончена, – скривила она лицо, прекрасное в той же мере, в какой и отталкивающее. – Бездомные в поисках пристанища без конца бредут сюда, как мотыльки на свет… Хранить твоего гнезда неприкосновенность весело, но вот с последним экземпляром я намучилась. Настырный, он никак не хотел пугаться, все рыская и рыская здесь в поисках того, чего не заслужил! Никто еще не заходил так далеко, но не тревожься, у меня и с ним все получилось. – Я признательна тебе за защиту дома, Нимуэ, – мягко сказала я. – Без тебя бы особняк давно снесли или разобрали по кусочкам. – Цены мне нет, это сомнений не потерпит, – расплылась она в самодовольстве, которым никто не славился так, как обитатели воды. – Но неужели ты сюда явилась лишь из тоски по мне? Зачем ты призвала меня на самом деле?