Я тоже смотрел за окно. Представлял, как автобус с ВИА «Солнечные котята» сейчас мчится по «Автодороге Ленинград — Мурманск» (которая только в следующем году получит такое название). Прикидывал, что Алина и музыканты доберутся до Петрозаводска не раньше, чем через два часа — сейчас они ехали где-то между Сегежей и Медвежьегорском. —…Открываем учебник на сто сороковой странице… — вещала Снежка. «Может, стоило поехать вместе с ними?» — в очередной раз промелькнула в голове мысль. Я смотрел, как ветер и вес превратившегося в льдины снега гнули ветви берёз. Представлял, как я смотрел бы сейчас вот так же из окна микроавтобуса на обочину дороги. Хмыкнул. И снова ответил на собственный вопрос уже набившей оскомину фразой: «Книга сама себя не напишет». —…Крылов! — снова произнесла Снежная. Я оторвал взгляд от блестевших за окном второго этажа шапок снега, взглянул на учительницу. Сказал: — Я весь внимание, Галина Николаевна. Снежка усмехнулась. — Не вижу я твоего внимания, Иван, — сказала она. — Во всяком случае: к творчеству Владимира Владимировича Маяковского. Чувствую, что у тебя уже предновогоднее настроение. Хотя до праздника ещё четыре недели. Учительница литературы взглянула на столешницу передо мной. — Я сказала открыть учебник на сто сороковой странице, — напомнила она. — Где твой учебник, Крылов? Я улыбнулся и ответил: — Дома. Стоит на полке книжного шкафа, Галина Николаевна. Зачем учебник, если сегодня мы изучаем творчество Маяковского? Как советский человек, я знаю многие его стихи наизусть. Особенно те, которые напечатаны в нашем учебнике. Снежная приподняла брови. — Да неужели? — сказала она. — Похвально. Тебе повезло, Иван. Потому что я как раз озвучила классу домашнее задание: выучить к следующему уроку стихотворение Владимира Владимировича о советском паспорте. Я выпрямил спину; как прилежный ученик поднял руку. — Что ты хочешь нам сказать, Крылов? — спросила учительница. — Готов прочесть стихотворение, Галина Николаевна, — сказал я. Снежная хмыкнула, взглянула на часы. — До конца урока осталось три минуты, — сказала она. — Успеешь. Указала на пол около доски. — Прошу, Иван. Выходи. Становись перед классом. Она отошла к своему столу и заверила: — Мы с удовольствием тебя послушаем. Я выбрался из-за парт. Под аккомпанемент из язвительных шепотков добрался до указанного Снежкой места у доски. Повернулся лицом к одноклассникам, сделал глубокий вдох. — Я волком бы выгрыз бюрократизм, — торжественно произнёс я. — К мандатам почтения нету… Слева от меня с тоскливым скрипом распахнулась дверь. Я повернул голову и увидел, как в класс, топая тяжёлой обувью, шагнули два одетых в тяжёлые бушлаты солдата. Оба: в зимних шапках с кокардами и… с автоматами. Снежная вытянула шею, взглянула на военных. — Подождите, товарищи! — сказала Галина Николаевна. — У нас ещё идёт урок! Солдаты попятились, но не вышли за дверь. Снежка указала на меня рукой и велела: — Продолжай, Иван! Я посмотрел на серьёзные лица молодых солдат. Перевёл взгляд на одноклассников. Подумал: «Свечин здесь. Ерохина тоже. Странно. Неужели это случится сегодня? Сейчас?» Конец второй книги