— Может, поспрашиваешь у людей, когда поедешь в Нью-Йорк на выставку? — А сколько ты можешь дать за такую штуку? — спросила она. — Не больше тысячи. Тринадцать В среду Квиллер поехал в центр — за бакалеей для Полли. Прямо перед Пикакским отделением Американского национального банка он увидел Берджесса Кэмпбелла вместе с его верным другом. Подойдя к нему, Квиллер с воодушевлением заорал: — Профессор Мориарти, я полагаю? Вы собираетесь ограбить банк? Тут же последовало дружеское рукопожатие. — Шерлок! Какие странные вопросы вы задаете! Александр всего лишь обнюхивал ловушки, проверяя, надёжно ли работает система безопасности. — А разве вы не должны сейчас читать лекцию, профессор? — До часу я совершенно свободен. А вы не хотите послушать мою лекцию о слабости американской политики в начале девятнадцатого века? У меня припасена одна роскошная байка про конгресс — вы, наверно, её не знаете. Профессор каждую лекцию начинал с анекдота — так, он полагал, ему было легче установить контакт с аудиторией. Студенты его были внимательными и благодарными слушателями, и на занятия никто никогда не опаздывал. Квиллер отклонил его приглашение. — Приду, если вы знаете анекдот про священника, у которого увели велосипед… Между прочим, я давно порываюсь сказать вам, что ваша история про чёртзнаетчто — чистый бриллиант! Из всех легенд, что я уже собрал, — эта лучшая по части вранья. Обожаю дурить голову читателям! — Надо отдать должное не мне, а моему отцу, Прентису Кэмпбеллу. Он был мастак на всякие розыгрыши. Дальше Квиллер направился в библиотеку — объявить Полли, что сегодня он не придёт к ней доедать объедки. Он остановился у отдела с надписью «Абонемент», чтобы погладить Мака, библиотечного кота, и спросил, где Кэти. — Отправилась к ветеринару почистить зубки. — Служащая сквозь стеклянную стену своего куба посмотрела на бельэтаж. — У миссис Дункан какой-то посетитель. — Мне не к спеху. Я пока поброжу, покопаюсь в книгах. Квиллер обожал рыться в книгах, но внесённые в систематический каталог книги в чистых суперобложках или тщательно переплетённые, хранившиеся без соринки, без пылинки в стенах Публичной библиотеки, наводили на него тоску. Когда он шарил по полкам в книжной лавке Эддингтона, для него это было сродни увлекательному приключению. Спустя некоторое время человек спустился по лестнице, и Квиллер поднялся в кабинет Полли. — Это доктор Эмерсон с Чёрного Ручья. Он хочет сделать нам подарок — в память о своей матери. Она была активисткой в церкви, много читала и любила вязать. Извини, если я при тебе перекушу… — Поли открыла коробочку для ланча, и оттуда привычно пахнуло тунцом. Квиллер сказал: — Я куплю продукты, которые ты просила, но, боюсь, отужинать с тобой сегодня не смогу. — Как это? Он выдержал долгую паузу, чтобы она представила себе наихудший сценарий, а затем пояснил: — Сегодня у Погода Хора выходной, и вечером он везёт меня в кёрлинг-клуб. Хочет по дороге угостить меня обедом. — А где вы будете обедать? — В «Щелкунчике» — посмотрим, как там. Если кормят ничего и атмосфера сносная, сведу туда и тебя. Лучше до того, как выпадет снег. Он стремительно покинул кабинет, прежде чем она успела предложить ему погрызть сырую морковку, и отправился в Центр искусств. Стоянка была забита машинами до отказа. Навстречу ему, вся дрожа от возбуждения, бросилась Барб Огилви, менеджер клуба. — Квилл! Ты только посмотри, что наделала твоя статья о батиках! Остались только стоячие места. Яблоку некуда упасть! Хочешь просунуться внутрь? Дело уже идёт к концу. Он предпочёл остаться внизу, в галерее первого этажа, пока грохот стульев, гул голосов и шуршание колёс отъезжающих машин не известили его, что представление окончилось. Мисти была потрясена количеством присутствующих и числом записавшихся на курсы: восемь женщин и один мужчина — некоторые из энтузистов были даже из Локмастера. — Вся неделя была на редкость удачной! — радостно сообщила она Квиллеру. — Сначала — статья, которую вы про меня написали. Просто супер! Затем — сегодняшнее выступление, которое неожиданно для меня произвело фурор, а вечером я подписываю контракт на десять батиков с изображением шахт. Мой заказчик хочет сохранить своё имя в тайне и просит никому не рассказывать про этот проект, пока работа не будет завершена, но я под большим секретом дам вам взглянуть на наброски, если вы пообещаете молчать как рыба. Все десять рисунков были схожи между собой, но глаз художника смог бы найти отличия. Все копры имели разный ракурс, а рядом с ними проступали контуры животных или птиц: олениха с оленёнком, енот, вороны, преследующие ястреба, олень с ветвистыми рогами, пара белок. Мисти продолжила свой монолог: — Я обычно беру две тысячи за батик три на четыре с разработанным трафаретом, но для этого заказа мне придётся покупать ещё несколько красильных чанов и нанимать в помощь студентов, поэтому Тео считает, что надо просить не меньше пяти. Но мне кажется, что это слишком много. Квиллер был согласен с её мужем. — Ваш заказчик больше смахивает на бизнесмена, чем на поклонника изящных искусств. Он думает о том, что в скором времени старые башни сравняют с землёй, и тогда ваши батики сильно поднимутся в цене. Выйдя на улицу, Квиллер перекинулся несколькими словами с менеджером, Барб Огилви. Она сказала, что ей нравится её новая работа, что она ведёт кружок по художественному вязанию и что теперь она встречается с двоюродным братом Мисти. По пути к парковке Квиллер автоматически кивнул высокому человеку, направлявшемуся к зданию клуба, буркнув: — Привет. Высокий так же небрежно и равнодушно поздоровался с ним в ответ. «Подождите-ка! — сообразил Квиллер. — Да это же Дон Эксбридж! Это он собирается подписать договор на десять батиков! Искусство его не интересует, и шахтами он тоже не интересовался до того момента, как написал письмо редактору газеты — письмо, искренность которого весьма сомнительна». Квиллер поспешил сесть в свой фургон. Там он схватил мобильник, брошенный на сиденье, и, позвонив в клуб, из которого вышел несколько минут назад, попросил к телефону Мисти. Трубку взяла Барб. — Она только что ушла на важное совещание. — Это более важно, чем её совещание. И к тому же — дело сугубо конфиденциальное, Барб. Это Квилл. Пусть она пройдёт в твой кабинет и снимет трубку там. Только не упоминай моё имя. Мисти, подойдя к телефону, измождённым голосом произнесла «алло». — Это Квилл, — назвался репортёр. Я только что встретил твоего заказчика, когда выходил из клуба. Я его знаю: это крутой деляга, подмётки на ходу режет. Послушайся Тео. Проси пять тысяч. Он может себе это позволить, и работа того стоит. Спроси его, как бы между прочим, что он собирается с ними делать. Следи за его реакцией. Интересно, что он тебе ответит, хотя вряд ли стоит рассчитывать на правду. — Ты поведёшь машину, — сказал человек погоды Квиллеру, когда они встретились в шесть вечера. — У меня внутри всё дрожит. — Пока они добирались до «Щелкунчика», он объяснил репортёру, почему он такой взбаламученный. — Вчера, как гром среди ясного неба, я получил письмо от своей бывшей супружницы — она проявилась впервые после нашего развода. И знаешь, чего она хочет? Чтобы мы снова жили вместе! Ну и как я должен на это реагировать? Плюнуть и растереть? Написать ей, чтобы она заткнулась и никогда больше не возникала на моём горизонте? Объясняться с ней не имеет никакого смысла. Она как бульдог: вцепится — не отпустит. У меня теперь своя жизнь, я ни от кого не завишу, делаю что хочу. Мне нравится моя работа, мои друзья… Я свободен: езжу в Хорсрэдиш каждую неделю, под предлогом, что у меня куча родственников. У меня там есть одна знакомая — очень милая девушка, но ничего серьёзного… — Я давно подозревал, что ты мотаешься туда не ради двоюродных сестричек, племянников и тетушек, — улыбнулся Квиллер. — А почему ваш брак распался? — Она хотела, чтобы я снова вернулся в науку, получил ещё одну степень и стал серьёзным учёным. Давай посмотрим правде в глаза: какой из меня учёный? Я в душе — эстрадник, а погода — это моё амплуа. Но она пилила меня и пилила, пока не довела до ручки. А почему распался ваш брак? — Из-за её родителей. Она вышла за меня, не спросив у них разрешения. Они презирали всех, кто работает в средствах массовой информации. Для них я был не журналистом, а богемой: кочевал как цыган, переезжая с место на место ради работы каждые два года, хватался за любую должность в газете. Они уговорили её развестись со мной, доказывая, что я ей не ровня, что никогда ничего путного из меня не выйдет, что я горький пьяница. У неё от всего этого сделался нервный срыв. И кто был виноват? Конечно я! У её родителей денег куры не клюют, но все счета за её лечение они нарочно присылали мне. После этого я действительно стал пить по-чёрному. Потерял работу. Хотел покончить с собой. Обратился за помощью и очень долго приходил в себя. Я не привык вдаваться в подробности, говоря о своей личной жизни… — А что бы ты сделал, Квилл, если бы она внезапно предложила тебе воссоединиться? — Она умерла несколько лет назад — в лечебнице. Некоторое время они ехали молча: сказать было нечего. После паузы Квиллер заметил: — Да… Неудачных браков очень много, но нельзя забывать, что есть и счастливые семьи: Ланспики, Мак-Вэннелы, Джуниор и Джоди Гудвинтер, родители Фрэн Броуди, Мак-Гиллеврей, Лори и Ник Бамба, семейство Бастера Огилви, Гомер Тиббит и Рода… — Тиббиты практически молодожены, — отметил Погод Хор. — В их возрасте каждый год идёт за десять… А что насчёт нашего мэра? Я никогда ничего не слышал о его личной жизни. — Он женат, но детей нет. Бетти — домоседка, а наше трепло всё время выходит в свет: то торгует ценными бумагами, то играет в гольф, то обменивается горячими рукопожатиями с населением. Его жена рукодельничает на дому и высылает свои изделия по почте, на заказ. У неё собственный бизнес. Ты когда-нибудь слышал об «Утеплителях Бетти Блайт?» — Никогда. Напоминаю, что я за рулём и если загнусь от хохота, мы съедем в кювет. А что это такое? — Плетёные корзиночки и вязаные салфеточки, чтобы булочки для обеда оставались горячими. Она рекламирует их в сети хозяйственных магазинов и делает на них хорошие деньги. В Чёрном Ручье, который в девятнадцатом веке был процветающим городком на оживлённом водном пути, остался всего один дом. Особняк Лимбургеров был куплен Фондом Клингеншоенов и теперь выступал в новом качестве — как пригородная гостиница. Недалеко от здания стояла купа тёмных могучих деревьев, на которых росли грецкие орехи, и внутри дом был отделан ценной древесиной из чёрного ореха. Отсюда возникло и название гостиницы — «Щелкунчик».