Дорогая Малявка, сегодня, двадцатого июня, в день рожденья Салли, случилось чудо. Уже почти год я был не в силах снова побывать в тех красивейших местах, где мы с ней любили гулять, — в ущелье. Сейчас здесь Дик, он, как всегда, неожиданно приехал после долгого отсутствия; его комната постоянно ждёт его. Однако даже то, что я теперь не один, не снимает груза с моей души, эта тяжесть всегда со мной после, утраты моей дорогой Салли. И тут случилось чудо! Инструктор Клуба собаководов пригласил меня пойти с ним «выгулять собак». У нас пятьдесят английских гончих, и всю стаю каждый день прогуливают по окрестным дорогам. Собаки и инструктор любят и хорошо понимают друг друга. Он разговаривает с ними твёрдо, но голос у него ласковый. Зовут его мистер Томас. «А ну выходите!» — говорит он, и вся стая выносится из сарая и мчится к дороге. «А ну сюда!» — И его питомцы тут же поворачивают налево. Мне было поручено замыкать ряды и загонять отставших обратно в стаю. И я, и мистер Томас вооружены кнутами, но мы хлещем ими по земле, только чтобы привлечь внимание собак. На сельской дороге почти нет транспорта, но если какая-нибудь машина появляется, мистер Томас командует: «А ну ко мне!», и все псы собираются вокруг него. Я уверен, что они умеют читать его мысли. Однажды какой-то фермер даже остановил свой автофургон и крикнул: «В жизни ничего диковинней не видел!» Ну и я во всём этом утром участвовал. Красота вокруг была удивительная! Воздух чистый, бодрящий. Походка моя сделалась лёгкой, как будто тяжесть, лежащая на сердце, начала слабеть. Когда мы вернулись и мистер Томас крикнул: «А ну на псарню!», я почувствован, что меня снова тянет в ущелье! Восхищение чудесами природы, которое мы всегда разделяли с моей любимой Салли, неожиданно вновь охватило меня, принеся с собой не горечь, а прежнюю любовь. Дик собирается пробыть дама ещё пару недель, и я даже позвал его присоединиться ко мне в воскресенье. К моей радости, он согласился и сказал, что съездит в город купить спортивные туфли. Малявка, родная, порадуйся за меня. У меня такое чувство, будто ангел осенил меня своим крылом. Любящий тебя Малыш P. S. Почему бы тебе не приехать проведать меня? Мы так давно не виделись. Обмениваться фотографиями — это не совсем «самое то», как выражается Птенчик Дики. И не бойся, я не заставлю тебя присоединяться к моим походам. Квиллер медленно положил копию письма в папку и задумался. Усы у него начали топорщиться, что настораживало. Он посмотрел на часы. Ещё не поздно — можно позвонить Кипу Мак-Дайармиду, редактору «Локмастерского вестника». — Квилл! Лёгок на помине… Мы только вчера говорили про тебя в нашем Литературном клубе. Наши хотели знать, когда ты снова будешь появляться у нас на встречах. — В качестве гостя? Или мне придётся самому оплачивать свой ужин? — А ты внеси это в графу служебных расходов. После обычной шутливой перепалки Квиллер сказал: — Я буду у вас в понедельник. Сможешь со мной позавтракать? Хотелось бы кое-что обсудить. Я собираюсь писать книгу, и мне бы очень помогло, если бы ты смог сделать для меня копии некоторых ваших статей. Договоренность была достигнута. Квиллер по опыту знал, что газетчикам обычно известна подоплёка всех появляющихся в прессе сообщений и, как правило, подоплека эта гораздо ближе к истине, чем само сообщение. Кроме того, Квиллер обладал даром угадывать скрываемые факты или слухи. К тому же он сообщит тамошним коллегам: «Я собираюсь писать книгу», а журналисты — и любители, и профессионалы, — хлебом их не корми, дай пообщаться с писателем, им ведь невдомёк, что книга так никогда и не будет написана. Глава девятнадцатая В субботу утром Квиллер поехал в центр города, чтобы купить прилетающей из Чикаго Полли горшочек с каким-нибудь цветком. Он остановился на муниципальной парковке и отправился на Мейн-стрит, как вдруг услышал негромкое «ту-ту-туу». Кто-то хотел привлечь его внимание. Фран Броуди опустила стекло в машине и поманила его к себе. — Слышал новость? — спросила она. — Что, обещают дождь? — предположил Квиллер, хотя по её лицу было видно, что новость не слишком приятная. — Похоже, я потеряю свою помощницу! И это после того, как я угробила на неё кучу сил и времени! Я ведь даже в Калифорнию её возила, когда выполняла заказ для Теккереев. — А в чём дело? — поинтересовался Квиллер. — Она выходит замуж и, наверно, уедет отсюда, так как её жених подыскивает новую работу. «Ага! Речь, значит, о девушке по фамилии Холмс и её докторе Ватсоне, — подумал Квилл. — Что ж, замужество вполне уважительная причина для ухода с работы». Однако Фран ждала только сочувствия, и он принялся её утешать: — Придётся теперь Аманде уделять больше внимания студии и меньше времени тратить на заседания муниципалитета. — Скажи это ей! — ехидно отозвалась Фран. И Квиллер, вместо того чтобы покупать горшок с тюльпанами, отправился в студию Аманды. За столиком консультанта сидела Люсинда, а в кресле для клиентов небрежно развалился молодой человек. Их сияющие физиономии свидетельствовали о том, что обсуждают они отнюдь не тонкости интерьерного дизайна. — Привет, Люсинда! — сказал Квиллер. — Зашёл на пару минут перекантоваться, пока не пора будет ехать в аэропорт за Полли. — Привет, мистер К.! — помахала ему рукой девушка, сверкнув кольцом на среднем пальце. — Познакомьтесь, это Блейк Ватсон. — Здрассьте, мистер К.! — вскочил её собеседник. — Если это кольцо означает то, что я предполагаю, желаю вам обоим всего самого лучшего! Каковы планы? — В июне мы поженимся, — гордо ответила Люсинда, — и если Блейк получит то место, которое ему обещали, мы переедем в Миннеаполис. — Им там понравилось, что я пять лет работал у доктора Торстона, — объяснил Ватсон. — Вот какой он пользовался известностью. Но когда он умер, в клинике сменилось руководство и дела пошли совсем по-другому. — Так всегда бывает, — хмыкнул Квиллер. — Хорошо ещё, что они не присвоили клинике имя Теккерея. — Вот именно! Но я тут вас задерживаю, а вам надо успеть к самолету… По дороге из аэропорта, где Квиллер встречал Полли, он спросил, не хочет ли она заехать подкрепиться в ресторанчик к Онуш. — Спасибо, но уж лучше вези меня прямо домой, хочется расслабиться и скорей увидеть Брута и Катту. — На этой неделе я к ним дважды наведывайся, они выглядели сытыми и довольными жизнью. Твоя кошачья нянька каждое утро оставляла на кухонном столе отчёт, а в автоматической кормушке — обед для своих подопечных. — Да, она очень ответственная, ей можно доверять на все сто. Мы ходим в одну церковь. — Полли выглянула в окно. — Какая сушь! Надо бы дождя! — Ну что? Были в Чикаго приняты какие-нибудь важные решения насчёт нашего книжного магазина? — И да, и нет. Но всё это сугубо конфиденциально. Члены чикагского комитета не хотят ничего оглашать, пока обо всём не договорятся. А я не хочу, чтобы в городе знали о моём намерении оставить библиотеку в конце года. — Ну так расскажи мне сейчас, пока мы в машине, — предложил Квиллер. — Здесь никаких шпионов нет, даже под задним сиденьем никого. Я всё проверил. Но Полли так устала, что пропустила его шутку мимо ушей. — На заседаниях было решено строить новый магазин на месте книжной лавки Эддингтона. А риелторы, побывав в Пикаксе, установили, что Книжный переулок и на самом деле переулок, да ещё такой узкий, что лавка Эддингтона фасадом выходила на зады почты, где вечно теснятся почтовые фургоны и грузовики. Поэтому вход в новый магазин будет с Ореховой улицы. Я не упоминала в Чикаго о якобы зарытом во дворе сокровище. Не хотела подрывать свой авторитет. Рассказать им про этот мифический клад ты потом можешь сам. По дошедшим до Квиллера слухам, дедушка Эддингтона был кузнецом, а по ночам пиратствовал и зарывал награбленное на заднем дворе под деревом. Когда он умер, а может, просто больше не вернулся домой, его жена обнаружила тайник и замостила двор булыжником. Умирая, она рассказала об этом сыну. Неизвестно, поверил сын её словам или нет, но он, в свою очередь, покрыл двор асфальтом. Таким образом, подумал Квилл, всё это можно считать одной из местных легенд и включить в собрание «Коротких и длинных историй». — Воображаю, как бы все веселились, если б представители Фонда Клингеншоенов до постройки книжного магазина перекопали землю в поисках пиратского сокровища! — усмехнулся Квиллер. — Вот ведь как стоит вопрос: что лучше — копать и остаться в дураках или не копать и всю жизнь теряться в догадках. Некоторое время они ехали молча, размышляя на эту тему. — Должна сознаться, я дрожала, как перед выходом на сцену, боясь предстать перед мозговым центром Фонда Клингеншоенов, но все были со мной очень милы и держались довольно просто, так что обсуждать с ними вопросы было одно удовольствие. Предложения поступали разные: никаких закусок, никаких подарков, никаких приветствий. Следует отвести специальное помещение для организации литературных вечеров, выставок книжных новинок, получения автографов, надо приглашать всех желающих выступить… Предлагалось спонсировать Литературный клуб… отчислять проценты с каждой продажи в пользу Совета по борьбе с неграмотностью… не устанавливать в магазине видеосалон, но отвести специальную комнату для книг с крупным шрифтом и аудиокниг… В одном крыле магазина предлагается устроить букинистическую лавку и назвать её именем Эддингтона Смита… Решено купить свободные земельные участки напротив входа в магазин и разбить там парк. — А свою заветную идею ты им подкинула? — спросил Квиллер. — Да. Я рассказала, что в девятнадцатом веке в зданиях по Мейн-стрит на втором этаже располагались жилые помещения, и считалось, что хозяева должны жить над своими лавками. Когда появились автомобили и стало модно селиться за городом, эти вторые этажи превратились в склады и офисы. Сейчас у нас в центре города не хватает квартир для одиноких людей и молодоженов. Кроме того, многие специалисты, работающие в городе, живут далеко, в разных концах округа, но предпочли бы иметь жильё в Пикаксе. Не говоря уже о преподавателях Мускаунтского колледжа, которые приезжают сюда на занятия на два-три дня в неделю. Они, конечно, предпочтут останавливаться не в гостинице, а в таких квартирах-студиях. Словом, жильё над книжным магазином с видом на парк придётся по душе всем творческим натурам. И представляешь, Квилл, после моего выступления они разразились аплодисментами! Вот уж я была поражена! — Вполне понятно, что они одобрили твоё предложение, Полли: оно было хорошо продумано и высказано интересной женщиной, да при этом ещё и таким завораживающим голосом. Полли скромно отмахнулась от комплиментов, и остальную часть пути они ехали, думая каждый о своём, как бывает с очень близкими людьми. — Что же ты привезла мне из Чикаго? — не вытерпел наконец Квилл. — Диск с оперой Прокофьева. Умираю, хочу её послушать на твоём стерео в амбаре. — Устроим прослушивание завтра, после того как подкрепимся в «Типси». — Конечно, опера исполняется на русском языке, в основе либретто — роман Достоевского. Сплошные интриги, скандалы, страстная любовь, предательство, корысть…