— Ну… было тихо и темно, пока все не стали возвращаться домой. Тут замелькали огни, послышался смех, говор, все желали друг другу спокойной ночи, да ещё дети расходились по домам со своей вечеринки. Но когда Фран Броуди привезла Теккереев, было уже совсем тихо. Как только они включили в доме свет, мне послышался чей-то крик. Пат тоже это услышал, но сказал, что, наверно, это попугаи. Ну как, шеф? Я справляюсь с обязанностями? — Если вам надоест обслуживать вечеринки, вы всегда получите работу в ЦРУ. — Ах да, я вспомнила кое-что ещё. Прежде чем все вернулись домой после ужина, Пат заметил, что за дом Тельмы завернул какой-то фургон. А через несколько минут уехал. Мы решили, что это привезли какой-нибудь шикарный подарок Тельме в честь её приезда, из-за чего она потом и вскрикнула, войдя в дом. Квиллер погладил усы и задумался. Как этим можно объяснить панику, отчётливо звучавшую в голосе Дженис… и её слова, что случилось нечто ужасное… и настойчивую просьбу никому ничего не рассказывать? — Завтра утром, шеф, я раздобуду информацию, которую вы хотели получить насчёт Д/О. — Вы можете сообщить мне её по телефону, она не секретная. — Но мне бы хотелось принести вам немного пирожков с курятиной и оладий с черникой, если вы найдёте им применение. — Да уж, избавиться от них я как-нибудь сумею, — со всей серьёзностью заверил её Квиллер. От веселого хохота Селии у него чуть не лопнули барабанные перепонки. Поработав над очередным материалом для своей колонки, Квиллер решил передохнуть и отправился в публичную библиотеку за книгой любимых поэм Гомера Тиббита. На парковке почти не было свободных мест, а по главному залу бродили толпы посетителей всех возрастов. Видно, их привлекло объявление, появившееся во «Всякой всячине»: «В библиотеке открывается выставка фотографий с автографами звёзд старого кино из коллекции Тельмы Теккерей». Полки в двух витринах были заставлены фотографиями размером восемь на десять дюймов, каждая в отдельной рамке с подставкой: Клодетт Кольбер, Рональд Колман, Гручо Маркс, Джоан Кроуфорд, Фред Астер, Хамфри Богарт, Эстер Уильямс, Эдвард Г. Робинсон и другие. Благоговейное молчание посетителей иногда нарушалось случайными репликами. — Приду ещё раз, когда не будет такой толпы, — проговорил какой-то мужчина. — Ценная коллекция. Наверняка застрахована, — отозвался другой. — Моя мать с ума сходила по Рональду Колману, — сообщила какая-то дама. — Мамочка! — запищат ребёнок. — А где же кошечки? Прежде чем уйти, Квиллер погладил двух библиотечных кошек и бросил несколько монеток в банку для сбора денег на их содержание. — Красавец Мак!.. Неженка Кэти!.. — пробормотал он, задаваясь вопросом, читал ли им кто-нибудь Диккенса или Хемингуэя. Сиамцы ждали Квиллера, вытянув шеи и наставив уши. Они знали, что он завёл панибратские отношения с библиотечными кошками. — Читайте! Читайте! — Он дал им обнюхать библиотечную книгу, она была изрядно захватана, а переплёт дважды менялся покойным Эддингтоном Смитом, о чем сообщалось на задней обложке. Прежде чем записать любимую поэму Гомера Тиббита на плёнку ко дню его рождения, Квиллер, чтобы потренироваться, решил прочесть её Коко и Юм-Юм. — «Ласку» написал Франк Деспрей. Место действия поэмы: Техас, низовья реки Рио-Гранде. Сюжет: одинокий ковбой бродит по барам, оплакивая свою потерянную любовь, вспоминает, как они с ней вдвоём объезжали своё ранчо на серых мустангах. Однажды погода неожиданно ухудшилась, это перепугало стадо молодых бычков. Охваченные паникой, они помчались, сметая всё на своём пути. Когда пыль улеглась, Ласку нашли мёртвой, но своим телом она успела прикрыть возлюбленного. Теперь на ранчо жизнь затихла, только нет-нет да забредёт сюда одинокий койот, промелькнут серые белки, проползёт чёрная змея в траве, а в небе над головой кружатся птицы. Квиллер замолчал. Он прочёл более сотни строк в галопирующем ритме и с глубоким чувством. Юм-Юм тихонько всхрапывала, Коко едва слышно мяукнул. Доходя до этих последних строк в поэме, Рода Тиббит всегда промакивала платком глаза, а Гомер начинал громко сморкаться. Выдворив кошек в беседку, Квиллер стал записывать поэму на магнитофон. Утром во вторник Селия с важным видом вошла в амбар и доложила: — Дом оперы многие годы находится под опекой банка, о новом владельце они ничего не слышали… Разрешение на перепланировку не выдавалось, и никто его не требовал. — Может быть, банк намеревается сдавать театр каким-нибудь гастролирующим поп-шоу? — съязвил Квиллер. — Правда, кресла из зала давно вывезли, но зрители могут приносить с собой подушки и сидеть на полу. — Фу, шеф! — со смехом возразила Селия. — В общем, проехала я мимо, посмотрела, что там и как. Перед театром стоит автофургон, на крыше у него лестницы-стремянки, на боку написано: «Биксби. Окраска и оформление интерьеров». Пат говорит, в Биксби всё дешевле: и продукты, и услуги, и бензин. Знаете, свежие овощи мы покупаем у Тудлов, но раз в неделю Пат ездит в Биксби, заливает полный бак и закупает самое необходимое. — Молодец, Селия! Именно это я и хотел узнать. У вас есть время выпить кофе или сок? Селия плюхнулась на табурет возле барной стойки. — Я знаю, вы не уважаете сплетни, Квилл, но я собрала важную информацию. — Давайте послушаем. — Во время приёма помощница Тельмы слонялась по залу, и мы с ней поболтали, обнаружив, что у нас много общего. Обе выросли на ферме, у обеих работа связана с готовкой. Дженис из Северной Дакоты. — Каким же ветром её занесло в Голливуд, да ещё к Теккереям? — О, это целая история. Просто сказка о Золушке, да и только. Дженис было десять, когда умерла её мать. Отец женился на женщине с тремя малыми детьми, так что несколько лет Дженис пришлось и за детьми смотреть, и на всех готовить. Ни на спорт, ни на что-нибудь интересное времени у неё не оставалось, впору было бросить школу и убежать из дома. Но её тетка предложила ей сделку: если Дженис останется и получит аттестат, тетка даст ей денег, чтобы она могла уехать в какой-нибудь город и найти там работу. В школе Дженис прослушала курс делопроизводства. Но её больше интересовала кулинария, чем печатание на машинке, вот она и решила, что в Голливуде не только блеск и кинозвезды, но и ресторанов наверняка много. Тельма наняла её в свой ресторан посудомойкой, и Дженис дослужилась до помощника шеф-повара. — Неужели всё это она рассказала вам во время приёма? — Да нет… Она пришла к нам вчера утром и спросила, не может ли она чем-нибудь помочь в организации ланча. И я взяла её с собой вместо Пата, всё равно Тельма сейчас в отъезде. Мне жалко эту Дженис. Молодая женщина — и никакой личной жизни. Например, она любит кошек, а Тельма их терпеть не может. — Жаль, что ей не удалось познакомиться с Коко и с Юм-Юм во время приёма. Может быть, ей захочется приехать к нам сюда, пока её хозяйки нет в городе? Пусть приезжает в любое время, только сначала позвонит. — Очень мило с вашей стороны, шеф. Квиллер, скромно опустив глаза, пожал плечами. На самом-то деле он ухватился за возможность узнать что-нибудь насчёт отмененного завтрака, на который его приглашали. — Кошки любят встречаться с новыми обожателями, — сказал, однако, он, — особенно если с ними сюсюкают. Ничто человеческое им не чуждо. Селия всегда приходила в восторг от его изречений. — А где же милашки? — спросила она. — Хочу попрощаться с ними перед уходом. — И она стала рыться в своей пухлой сумке. — Ищете ключи от машины, Селия, или вы там что-то припрятали? Юм-Юм была в кухне, она подбрасывала лапкой какую-то маленькую блестящую игрушку, а потом охотилась за ней. Коко же, развалившись на холодильнике, снисходительно посматривал вниз, словно забавлялся её ребячеством. — Одна из моих поклонниц из Центра — пожилая женщина, которая из-за зрения больше не может шить, прислала мне свой серебряный наперсток, чтобы кошки с ним играли, — объяснил Квиллер. — Она была учительницей в старших классах и надоумила меня заняться журналистикой. У неё есть родственники в Локмастере, время от времени они посылают ей подборку моих заметок из «Всякой всячины». Раз в неделю я полирую этот наперсток и прячу в разные ящики. Но Юм-Юм всегда его находит. Её маленькая лапка способна открыть любой ящик, если только он не заперт на висячий замок. Вечером позвонила Дженис и вскоре приехала на изумрудно-зелёном автомобиле-купе. Квиллер вышел во двор её встретить. — Привезли из Калифорнии? — кивнул он в сторону машины. — Мы тащили её на буксире за нашим фургоном, полным попугаев. Дженис была в синих хлопчатобумажных брюках и спортивной рубашке, тёмные волосы она зачесала назад и собрала в хвостик. В другие разы её волосы были закручены в тугой узел, плотно прилегавший к голове. — Я сообщил кошкам, что вы едете к нам, — сказал Квиллер. — И они тщательно умылись. Они ждут вас в беседке. Кошки сидели, упершись выпрямленными передними лапами в пол и высоко подняв головы. Усы их подрагивали от нетерпения. — Какие красавцы! — воскликнула Дженис. — Тот, у кого царственный вид, называется Као Ко Кун. Юм-Юм нравится, когда её берут на руки и ласкают. А Коко настоящий мачо, он не опустится до того, чтобы сидеть у кого-то на коленях. Однако, следуя своему непредсказуемому характеру, Коко первым вскочил на колени к гостье, как только та села в кресло. — Я никогда не видела сиамских кошек, разве что на картинках, — призналась Дженис. — Когда я жила на ферме, у нас были только амбарные кошки. — Ну вот и эти такие же: амбарные. Тут Квиллер впервые услышал, как Дженис смеётся. — Жаль, я не захватила фотоаппарат. — Толку бы всё равно не было. Они бы не стали позировать. Коко считает фотографию покушением на свою личную жизнь, а капризница Юм-Юм разрешает снимать только свой хвост. Дженис опять рассмеялась. — Вы интересуетесь фотографией? — спросил Квиллер. — В основном в практических целях. Я, например, снимала всё имеющееся в доме для страховки. И я всегда снимаю наряды, в которых Тельма появляется на публике. Понимаете, это помогает ей не оказаться дважды в одном и том же платье. — Остроумно. Могу я предложить вам бокал вина? Я охладил хорошее белое вино из вашего калифорнийского винограда. За ужином в воскресенье Квиллер заметил, что ни она, ни Тельма не пили шампанского, и он подумал, что, может быть, таково правило, действующее в доме Теккереев. Сейчас ему захотелось это выяснить.