– А еще что вы знаете? – Что у вас был неудачный брак, вы лечились от алкоголизма, побороли депрессию, что с февраля вы работаете в «Дневном прибое» и с тех пор у вас все в порядке. Квиллер покраснел. Он привык вмешиваться в жизнь других, но не любил, когда открывали его собственные тайны. – Польщен вашей заинтересованностью, – мрачно произнес он. – Как зовут вашего отца? В каком он служит банке? Девушка наслаждалась минутой превосходства. И виски. Она поудобнее расположилась в кресле и скрестила длинные ноги. – Я могу вам доверять? – Как могильному камню. – Персиваль Даксбери. Среднезападный Национальный. – Даксбери! Так Дакворт – не настоящая фамилия? – Нет, это псевдоним, взятый для работы. Надежды Квиллера на сочельник приняли новые очертания: член семейства Даксбери – впечатляющая спутница на вечеринке в пресс-клубе. Но надежды тут же рухнули: член семейства Даксбери ни за что не примет приглашения. – Даксбери в Хламтауне! – тихо произнес он. – Это достойно первых страниц! – Вы обещали, – напомнила она, напрягаясь. – И я сдержу слово, – заверил журналист. – Но объясните, почему вы работаете на Цвингер-стрит? Такой прекрасный магазин должен находиться в престижном районе. – Я влюбилась, – призналась она, беспомощно разведя руками. – Я влюбилась в эти чудные старые дома. В них есть что-то необыкновенное, какой-то особый дух… Сначала меня привлекли именно они, гордо, из последних сил сопротивляющиеся неумолимому времени, но, прожив здесь пару месяцев, я влюбилась и в здешних людей. – В антикваров? – Не совсем. Антиквары преданы своему делу, и даже беззаветно, и я восхищаюсь ими – но в определенных рамках, – нет, я говорю о людях с улицы. Мое сердце тянется к ним: работягам, старикам, иммигрантам, бродягам, особенно к одиноким, – и даже преступникам. Вас это шокирует? – Нет, удивляет. Приятно удивляет. Мне кажется, я знаю, что вы имеете в виду. Они – исконные, настоящие. С ними и ты становишься настоящим – умеющим сопереживать человеком. – Да, они искренни и не стесняются своих чувств. Из-за них моя прежняя жизнь стала казаться ужасно искусственной и бесполезной… Мне так хочется сделать для них хоть что-нибудь, но не знаю, что я могу. У меня нет своих денег, а отцовские не про меня. Квиллер смотрел на нее с жадным восхищением, которое она неправильно истолковала: – Вы проголодались? Поищу-ка я чего-нибудь перекусить. Когда мисс Дакворт вернулась с крекерами, икрой и копченой лососиной, журналист произнес: – Мы хотели поговорить об Энди Гланце. Что это был за человек? Как к нему относились коллеги? Виски расслабило ее. Мэри откинула голову и, всматриваясь в потолок, собиралась с мыслями. Ее поза и брюки странно не сочетались с чопорной обстановкой восемнадцатого столетия. – Энди многое сделал для Хламтауна, – начала мисс Дакворт. – Он выступал в женских клубах, убеждал владельцев музеев и известных коллекционеров работать на Цвингер-стрит. Он очень серьезно относился к старине. – Можно ли назвать его идейным вождем Хламтауна? – Я бы на вашем месте так не говорила. Си-Си Кобб, например, считает главой района себя. Он открыл здесь первый антикварный магазин и замыслил превратить Хламтаун в заповедник древностей. – Как бы вы описали характер Энди? – Честный!.. Честный даже в мелочах. У большинства из нас в сердце таится хоть немного… жульничества. Но не у Энди! И еще у него было огромное чувство ответственности. Как-то ночью мы проезжали с ним мимо дома, предназначенного под снос, и увидели внутри свет. Энди решил узнать, в чем дело, вошел и обнаружил там человека, снимающего водопроводные трубы. – Трубы? Это, наверное, незаконно. – Брошенные дома являются собственностью города. Так что теоретически это незаконно. Но любой другой на месте Энди просто отвел бы глаза, а вот он никогда не боялся вмешаться. Квиллер попытался сменить позу на жестком диване. – А другие антиквары разделяют ваше восхищение его честностью? – Д-да… И нет, – ответила Мэри. – Они же завистники, даже если кажутся лучшими друзьями. – У Энди были настоящие друзья, с которыми он мог поговорить? – Миссис Макгаффи. Это школьная учительница на пенсии, Энди помог ей открыть антикварный магазин. Его великодушие проявлялось во многом. – Где мне ее найти? – «Ноггин, Пиггин и Феркин» в соседнем квартале. – Энди ладил с Коббом? Она глубоко вздохнула: – Энди был прирожденным дипломатом и умел ладить со всеми. – Миссис Кобб явно очень любила Энди. – Все женщины его обожали. Мужчины, конечно, проявляли меньше восторга. Но обычно так и происходит, правда? – А Бен Николас? Они дружили? – Они хорошо относились друг к другу, хотя Энди считал, что Бен слишком много времени проводит в «Львином хвосте». – Бен пьет? – Он любит пропустить рюмку-другую, но никогда не переходит границ. Когда-то Бен был актером. В каждом городе есть хоть один антиквар с театральным прошлым и еще один, который поставил себе цель быть несносным. – А что вы знаете о блондине на костылях? – Рассел Пэтч работал на Энди, и они очень дружили. Потом неожиданно порвали отношения, и Расс открыл собственный магазин. Я точно не знаю, что между ними произошло. – Но ведь самым близким другом Энди были вы? – Квиллер доверительно посмотрел на Мэри. Мисс Дакворт порывисто встала и принялась искать мундштук. Нашла, села на диван, прикурила от огонька, предложенного журналистом. Глубоко затянулась один раз, смяла сигарету и вдруг вся съежилась, словно от боли, обхватив колени руками. – Мне так его не хватает, – прошептала она. Квиллеру захотелось обнять ее, успокоить, но он сдержался и сказал: – У вас был шок, и вы все это время живете один на один со своим горем. Нельзя держать его в себе. Почему бы вам не рассказать мне обо всем, что произошло в ту ночь? Может, так будет лучше… Его голос был проникновенен и нежен. Глаза мисс Дакворт повлажнели. Справившись со слезами, она проговорила: – Самое ужасное то, что мы в последний наш вечер поссорились. Я была раздражена. Энди… сделал нечто… что меня вывело из себя. Он пытался загладить свою вину, но я оттолкнула его. – А где вы ужинали? – Здесь. Я приготовила мясо по-бретонски, но неудачно. Мясо оказалось жестким, да еще мы повздорили, и в девять вечера он пошел к себе в магазин. Сказал, что ждет клиентов: какая-то женщина из пригорода приведет мужа смотреть люстру. – Он сказал, что вернется? – Нет. Только холодно попрощался. Но когда он ушел, мне стало так плохо, что я не выдержала и побежала к нему мириться. Вот тогда я и нашла его… – Магазин был открыт? – Задняя дверь. Я вошла через черный ход с улицы. Не просите меня рассказывать, что я увидела! – Но что вы сделали? – Не помню. Айрис говорит, что я прибежала к ним и Си-Си вызвал полицейских. Еще она говорит, что отвела меня домой и уложила спать. Я ничего не помню. Увлекшись разговором, она не услышала глухого ворчания на кухне – сначала довольно тихого. – Мне не следовало рассказывать вам об этом, – произнесла Мэри. – Напротив. Хорошо, что вы сбросили с себя эту тяжесть. – Вы ведь не будете об этом писать, правда? – Не буду. Мэри вздохнула и замолчала. Квиллер, попыхивая трубкой, восхищался ее большими, выразительно подведенными глазами. Теперь они потеплели и были поистине прекрасны.