Монк застонал, а Кэт подняла широко раскрытые глаза на своих товарищей и поспешила их успокоить: – Это всего лишь фруктовый салат со взбитыми сливками. Легкая еда. Грей откинулся на спинку стула. Он не пытался угомонить разошедшихся спутников, понимая, что они нуждаются хотя бы в небольшой передышке перед тем, как продолжить опасное путешествие. Они должны ворваться в Милан, забрать священные кости, а затем сесть на скоростной поезд и еще до темноты оказаться в Риме. Таковы были планы Грея, но кто знает, какие сюрпризы могут ожидать их на этом пути! Грей воспользовался этим свободным временем, чтобы внимательнее присмотреться к Вигору Вероне. Несмотря на царившее за столом оживление, монсиньор был явно погружен в какие-то собственные потаенные мысли. Об этом Грею сказали морщины, перерезавшие лоб итальянца. Внезапно Вигор поднял взгляд и встретился глазами с Греем. Отодвинув свой стул, он поднялся из-за стола. – Коммандер Пирс, – проговорил он, – мне хотелось бы перекинуться с вами парой слов наедине. Кроме того, нам не помешало бы немного размять ноги. Грей поставил свой бокал и поднялся из-за стола. Монк и Кэт с любопытством посмотрели на них, но Грей кивком велел им оставаться на месте. Спустившись с террасы, Вигор пошел по прогулочной дорожке, тянувшейся вдоль берега озера. – Существует одна вещь, которую я хотел бы обсудить с вами и, возможно, попросить вас высказать свое мнение. Вы позволите? – Безусловно. Они прошли еще несколько десятков метров, пока наконец Вигор не остановился у железного поручня, ограждавшего кромку пустующего причала. Тут их никто не мог слышать. Постукивая кулаком по перилам и не сводя взгляда с поверхности озера, Вигор заговорил: – Я понимаю, что участие Ватикана во всей этой истории было обусловлено только похищением святых мощей, поэтому после того, как мы окажемся в Риме, вы, судя по всему, намерены положить конец нашему сотрудничеству и продолжать преследование ордена дракона собственными силами. Это так? Можно было отделаться какой-нибудь уклончивой фразой, но этот человек заслуживал честного ответа. Грей не имел права подвергать дальнейшей опасности Вигора и его племянницу. – Я считаю, что это было бы лучшим выходом, – сказал он, – и уверен, что наше с вами начальство – ив Вашингтоне, и в Ватикане – согласится с этим. – А вот я считаю иначе! – с неожиданной горячностью проговорил монсиньор. Грей удивленно поднял брови, но Вигор продолжил, не дав ему возможности что-либо возразить: – Если вы правы и источником странного порошка действительно являются кости, то наши с вами миссии переплетаются гораздо теснее, нежели полагают организации, которые мы с вами представляем. – Не понимаю, каким образом. Вигор устремил на него пристальный взгляд, судя по всему являющийся фамильной чертой семьи Верона. – Тогда позвольте, я попытаюсь объяснить вам. Во-первых, нам известно, что орден дракона – это общество аристократов, целью которого является поиск тайного знания. Они сосредоточили внимание на древних текстах гностиков и прочих тайнах. Грей хмыкнул. – По-моему, все это – лишенная смысла мистическая белиберда. Вигор повернулся к собеседнику и по-птичьи склонил голову. – Коммандер Пирс, как мне кажется, вы и сами предприняли некоторые усилия, чтобы поближе познакомиться с различными верованиями и философиями – от даосизма до ряда индуистских культов. Грей невольно покраснел. Как он мог забыть о том, что монсиньор тоже является опытным оперативником, работающим на ватиканскую intelligenza![23] Разумеется, он успел ознакомиться с досье на самого Пирса и двух его подчиненных. – Поиск духовной истины всегда оправдан, – продолжал монсиньор, – и неважно, какие для этого используются пути. Само слово «гносис» означает «поиск истины с целью найти Бога», и я не считаю себя вправе судить даже орден дракона за его стремление познать божественную истину. Гностицизм являлся частью католической церкви со времени ее зарождения, а сам он возник даже раньше. – Очень интересно, – сказал Грей, пытаясь не выпустить наружу раздражение, которое начало закипать в его груди, – но какое отношение все это имеет к бойне в Кёльнском соборе? Монсиньор вздохнул. – В некотором смысле истоки сегодняшних нападений можно проследить на десятки веков назад, до возникновения конфликта между двумя апостолами – Фомой и Иоанном. Грей в растерянности потряс головой: – О чем вы толкуете? – В самом начале христианство находилось вне закона. Эта религия возникла внезапно, неожиданно по сравнению со всеми другими верованиями того времени. Если другие религиозные общины собирали со своих членов деньги в качестве обязательного подтверждения их веры, то члены молодой христианской общины делали пожертвования добровольно с целью предоставлять кров сиротам, покупать провизию и лекарства для больных, оплачивать похороны неимущих. Столь бескорыстная помощь угнетенным привлекала к христианству многих людей, даже несмотря на то, что это грозило им опасностями. – Да, я знаю, христианство, его добрые дела и все такое. Но какое отношение… Монсиньор воздел руку, и Грей осекся. – Если вы позволите мне продолжать, то, возможно, узнаете нечто новое для себя. Грей заставил себя промолчать. Помимо того, что Вигор являлся шпионом Ватикана, он был еще и блистательным ученым, профессором университета. Ясно, что ему не нравилось, когда кто-то прерывал его лекцию. – На заре зарождения церкви секретность была превыше всего, и поэтому встречи проводились тайно, в различных пещерах и подземельях. Это, в свою очередь, стало причиной того, что различные группы верующих со временем отдалились друг от друга. Сначала – географически, в результате чего крупные общины появились в Александрии, Антиохии, Карфагене и Риме. Затем подобная изоляция привела к тому, что постепенно стали расходиться и исповедуемые ими догмы. Там и сям то и дело появлялись сочинения апостолов и других людей, знавших Христа. Некоторые из них стали составной частью Нового Завета. Это Евангелия от Матфея, от Марка, от Луки, от Иоанна. Но были и другие: Евангелия от Иакова, от Филиппа, Откровения Марии Магдалины, Откровение Истины, Апокалипсис Петра и многие другие. Вокруг этих разнообразных «откровений» начали формироваться различные секты. Молодая церковь стала разваливаться, трещать по швам. Грей кивнул. Он посещал школу иезуитов, в которой преподавала его мать, и поэтому пусть и поверхностно, но все же был знаком с историей церкви. – Но во втором веке, – продолжал Вигор, – епископ Лионский, святой Ириней, написал книгу из пяти глав, которую он назвал «Adversus haereses», что в переводе означает «Против ересей». А полное название этого труда звучало как «Разрушение и ниспровержение лживого тайнознания». Это было то самое время, когда христианство очищалось от древнего наследия гностиков, создавая прочный фундамент веры. Избраны для этого были только четыре канонических Евангелия: от Матфея, Марка, Луки и Иоанна. Все остальные были объявлены ересью. Если перефразировать слова Иринея, «как есть четыре края земли и четыре главных ветра, так и церкви потребны всего четыре столпа». – Но почему из всех имевшихся Евангелий были избраны только эти четыре? – Вот именно, почему? Как раз здесь и лежит причина охватившего меня беспокойства. Несмотря на некоторое раздражение, вызванное тем, что ему, как зеленому школяру, читают лекцию, Грей теперь ловил каждое слово Вигора с жадным интересом. Ему было любопытно, куда клонит монсиньор. А тот, глядя на озеро, продолжал свой рассказ: – В трех из Евангелий – от Матфея, Марка и Луки – излагается одна и та же история, а вот Евангелие от Иоанна рассказывает совсем иную, настолько отличную от трех предыдущих, что в них не совпадает даже хронология жизни Христа. Но имелась очень важная причина, по которой Евангелие от Иоанна все же было включено в Библию. – Ив чем она? – В его собрате, апостоле Фоме. – Это тот самый, которого назвали Фомой неверующим? Грею была хорошо известна притча о том, как один из апостолов отказался поверить в воскрешение Христа, поскольку не видел этого собственными глазами. Вигор кивнул: – Но известно ли вам, что только в Евангелии от Иоанна рассказывается про Фому неверующего? Только Иоанн живописует Фому как эдакого ограниченного человека – ограниченного и в умственных способностях, и в вере. Все остальные Евангелия благоговеют перед Фомой и относятся к нему с огромным уважением. Известно ли вам, по какой причине Иоанн отзывается о Фоме с таким пренебрежением? Грей отрицательно мотнул головой. Он никогда не обращал внимания на противоречие в святых текстах, которое теперь, после рассказа монсиньора Вероны, казалось столь очевидным. – Иоанн ставил своей задачей дискредитировать Фому или, скорее, его последователей, которых в то время насчитывалось очень много. Даже сегодня их можно обнаружить в Индии. Но и в ранней церкви уже существовал фундаментальный раскол между учениями Фомы и Иоанна. Их толкования настолько отличны, что выжить было дано лишь одному. – Что вы имеете в виду? Насколько сильно они разнились? – Суть этих различий восходит к Книге Бытия, к сотворению мира, к начальной черте всего сущего. «Да будет Свет». И Фома, и Иоанн отождествляют Иисуса с Изначальным Светом, светом сотворения мира. Но с этого места их интерпретации сильно расходятся. Фома утверждает, что Свет не только положил начало рождению вселенной, но и поныне живет во всем сущем, и в первую очередь в человечестве, сотворенном по подобию Господа, что этот Свет живет в каждом из людей и только ждет того, чтобы его нашли. – А Иоанн? – Иоанн предлагает совершенно иной взгляд на вещи. Так же как и Фома, он считает, что Свет стал воплощением Христа, но, по его мнению, Свет этот существовал только внутри самого Христа, а весь остальной мир, особенно человечество, навеки остались во тьме. Он объявил, что обратный путь к этому свету, к спасению и Богу может быть найден только через поклонение Спасителю. – Гораздо более ограниченный взгляд, – заметил Грей. – И гораздо более прагматичный для молодой церкви. Иоанн предложил более ортодоксальный путь к спасению, к Свету – через поклонение Спасителю. Именно эта простота и прямота его учения привлекла отцов церкви в те наполненные хаосом времена. А Фома считал, что каждый человек обладает врожденной способностью отыскать Господа, и для этого не обязательно кому-либо поклоняться, а нужно только заглянуть внутрь самого себя, в собственную душу. – И там – обретешь Всевышнего? Верона только пожал плечами. – Но какой из апостолов был прав? Монсиньор усмехнулся: – Кто же может ответить на этот вопрос! Лично у меня ответа нет. Как сказал Иисус, «ищите да обрящете». Грей нахмурил брови. Все это казалось ему чересчур загадочным. Он посмотрел на озеро, по поверхности которого мимо них проплывали гребные лодки. Солнечные лучи, отражаясь от глади водного зеркала, слепили глаза. «Ищите да обрящете». Не этим ли путем пытался идти он сам, изучая различные философии и верования? Если и так, вразумительных ответов ему найти все равно не удалось. Кстати, о вопросах, оставшихся без ответов… Он только сейчас осознал, насколько далеко они ушли от первоначальной темы разговора, и повернулся к монсиньору Вероне. – Но каким образом все, что вы мне рассказали, связано с побоищем в Кёльне? – Позвольте мне объяснить. – Монсиньор загнул один палец. – Во-первых, я имею основания полагать, что нападение на собор связано с древним конфликтом между ортодоксальной верой Иоанна и древней гностической традицией Фомы. – То есть по одну сторону баррикад сегодня находится католическая церковь, а по другую – орден дракона? – Не совсем так. Я раздумывал над этим всю последнюю ночь. Орден дракона хоть и охотится за тайным знанием, кроющимся в загадках гностики, но ищет при этом не Бога, а власть. Они хотят создать новый мировой порядок, стремятся вернуть мир к феодализму. У кормила этого нового мира они намерены встать сами, поскольку уверены в своем генетическом превосходстве над всеми остальными людьми. Так что я не думаю, что орден дракона представляет гностическую сторону в этом древнем конфликте. Они скорее некие перерожденцы, голодные до власти падальщики. Но то, что они своими корнями связаны с этими традициями, не вызывает сомнений. Грей проворчал что-то в знак согласия, но он все еще не был убежден до конца. Вигор, должно быть, почувствовал это и загнул второй палец: – Пункт номер два. В Евангелии от Фомы содержится рассказ о том, как однажды Иисус отвел его в сторону и сообщил ему по секрету три вещи. Когда остальные апостолы спросили Фому, о чем Иисус поведал ему, тот ответил: «Если я скажу вам даже одну из этих вещей, вы поднимете с земли камни и побьете ими меня. А из камней этих изойдет огонь и испепелит вас».