— Это могли быть дети, правда? Это еще ужаснее. — Взрослые, как правило, не делают такого. Если они склонны к жестокости, то вырастают в убийц и насильников. Темпл вздрогнула от цинизма Мэтта, нового для него качества. Это свидетельствовало о том, что у него вовсе не такое радужное видение мира, как она того ожидала. «Шевроле» сделал последний поворот и въехал на парковку, где только кое-где стояли машины, явно принадлежащие персоналу. Она оббежала машину, открыть Мэтту дверь, а потом ломанулась вперед, открыть дверь в здание. Пустая комната ожидания. Хорошо, подумала Темпл, взяв штурмом стол: — У нас крайний случай, сильно раненный кот. Женщина перевела на них взгляд. Выражение ее лица стало сочувствующим: — Скорее заносите его. Я позову доктора Дулитла. — Доктора Дулитла? — повторил одними губами удивленный Мэтт, следуя за Темпл в первый кабинет. Она вздрогнула, когда Мэтт положил сверток с котом на стол, а потом потянулась потрогать лоб несчастного Петра. Прилив энергии и воздуха ворвались в кабинет вместе с ветеринаром. — Что случилось? — спросила она, разворачивая полотенце, чтобы осмотреть кота. Мэтт и Темпл молча переглянулись. Говорил Мэтт: — Мы нашли его пригвожденным к двери. Он жив, но не знаю, насколько плохо… — Ваш кот? — спросила доктор Дулитл. Она знала, что у Темпл есть Луи. — Нет, — быстро ответил Мэтт. — Это… друга. Пожилой леди. Доктор Дулитл изобразила отвращение, когда надела стетоскоп. Вбежал ассистент: — Вам двоим лучше подождать снаружи. Они прошли в продезинфицированный коридор, а потом в комнату ожидания, где им оставалось только читать журналы для кошек и собак и раз за разом просматривать бесплатную литературу от компаний-производителей кошачьей и собачьей еды – «Мням-ням-ням» или «Кошачье счастье». Темпл подумала, что со всем этим вряд ли забудешь, где находишься. Не забудешь и то, что привело тебя к ветеринару… Они с Мэттом сидели на соединенных друг с другом пластиковых стульях и пялились на плиточный пол. — Это напоминает отделение неотложной хирургии, — наконец, выдала Темпл. — Ага. — По крайней мере, лейтенанта Моллины нет. — А ведь могла бы быть уже здесь. — В смысле? — Случай не смертельный, но близок к тому. — Замученный кот не тот случай, которым полиция будет заниматься, — возразила Темпл. Мысль о том, что лейтенант Моллина снова возникнет в ее жизни, была слишком ужасна, чтобы думать о ней. — Животные по закону рассматриваются как собственность. Этот бедный кот стоит столько, сколько за него захотят заплатить, точка. И ты знаешь, что это будет мало. — И все же, — сказал Мэтт, — отдел полиции по борьбе с бандитизмом, возможно, заинтересовался бы. Особенно если у них в районе наблюдается активность сатанистов. Таким они занимаются. Темпл придвинулась вперед на стуле (край сиденья его был поднят вверх, а ближе к спинке было углубление). — Сатанисты? — прошептала она. — Я никогда не думала об этом! Мэтт отстранился: — Хозяева кота – монахини; кота пригвоздили к двери очень религиозной прихожанки, которая подбирает брошенных животных. Распятие – важный символ современного христианства, независимо от жертвы, независимо от конфессии. Темпл надоело бороться со стулом, и она выпрямила спину, сев на самый край, чтобы не сползать то и дело, точно чучело, которое видело на своем веку так много и теперь само так напугано, что у него нет сил пугать кого-то еще. — Сатанизм, — повторила она, похолодев до кончиков пальцев. Доктор Дулитл появилась почти сразу же, как только они услышали ее приближающиеся шаги. Она села рядом на свободный стул. — Он находится в состоянии шока. Потерял много крови. — Да, дверь была вся вымазана, — подтвердил Мэтт. Темпл уставилась на него: — Я не видела никакой крови. — Было еще темно. Я заметил, когда снимал его. Рассвет только начинался. — Необходимо делать переливание, — доктор Дулитл была профессионально бесцеремонна. — Как можно скорее. — Так сделайте, — разрешила Темпл. — Уверена, хозяйка согласилась бы, если Петру это необходимо. Доктор Дулитл вздохнула: — В этом все и дело. Обычно на месте есть один из кабинетных котов, но кое-кто из клиентов просто влюбился в последнего и решил забрать его. А замену мы пока не нашли. — Я не понимаю, — сказала Темпл. — Кабинетные коты? Доктор Дулитл сняла свои очки с оправой из черепашьего панциря и потерла лицо костлявой рукой, украшенной шрамами – издержки профессии. — Мы – ветеринарный кабинет. У нас на пороге постоянно оказываются брошенные или раненные животные. Некоторых мы отдаем, некоторых оставляем. Иметь здорового кота рядом – всегда на руку, на случай если необходимо переливание крови. Просто сейчас у нас нет ни одного. — Какими качествами должен обладать донор? — спросила Темпл. — Хорошо, если он будет большим, сильным, здоровым донором. И, разумеется, это должен быть кот. — Луи! — вскрикнула Темпл, вставая с места. Мэтт тоже поднялся: — В «Серкл-ритц»? — Мы скоро вернемся, — объявила Темпл ветеринару, направляясь к двери. Быстро запрыгивать в «шевроле» уже становилось привычкой. Поздние работники еще не выехали; ранние пташки уже давно уехали. Три пролета они преодолели в считанные секунды, автоматически игнорируя лифт. Темпл промахнулась, засовывая в замок двери ключи, так дрожали ее руки: — Будем надеяться, что он здесь. Давай, Луи, старый лежебока, хоть бы ты лежал где-нибудь тут на боку… Внутри квартиры было прохладно и спокойно, как в журнале по интерьеру с другой планеты. Столько всего произошло с тех пор, как Темпл ушла отсюда ранним утром, когда Мэтт позвонил ей. Они оба застыли, поглощая не оккупированную никем умиротворенность помещения, словно беглецы из далекого третьего мира. Темпл смотрела на свой бледный диван. Только черные кошачьи волоски, как след «снежного человека» в Гималаях: сплошная реклама и никаких доказательств. Она вбежала в маленькую кухню, посмотрела сверху и снизу. Корм «Кошачье счастье» в миске не тронут, хотя приманка из верхнего слоя смеси креветок с устрицами была съедена подчистую. Дальше – в кабинет, Мэтт позади нее. Но и там черной фигуры, развалившейся прямо на ее бумагах, на столе не было. Снова в большую комнату и – последний шанс – в ее спальню, которую Мэтт никогда не видел, и не по ее вине, а вот теперь… О, Господи. Повсюду одежда, валялись туфли, и даже – лучше умереть, как она могла забыть о них? — четыре журнала «Космополитен» раскинули свои страницы на прикроватном столике, точно карточные веера. Она читает их только из-за гороскопов, честное слово! Там, точно огромный черный паук, прямо посреди ее измятого покрывала в черно-белую полоску лежал… — Черныш Луи! — завизжала Темпл и тотчас подняла кота. — Я знала, что могу рассчитывать на тебя. — У тебя есть полотенце? — спросил Мэтт. — Нет, переноска – в чулане. — Нет времени, — произнес Мэтт, направляясь в ванную и выходя оттуда с полотенцем с изображением Фреда Астера, застывшим во время одного из своих фирменных движений. Он завернул в него Луи и пошел к выходу. Темпл зазвенела ключами и помчалась вслед за ним. И еще раз в «шевроле». Полотенце в руках Мэтта танцевало ча-ча-ча, но Темпл была слишком занята опасным вождением, чтобы наблюдать. Ветеринарная клиника. Из машины, прямиком в кабинет. Мэтт нес Луи, словно накрытую священным платком жертву. Темпл бежала рядом, жалобно извиняясь и чуть похлопывая по единственной видимой части Луи – макушке головы. Тут же доктор Дулитл. Говорит что-то очень серьезно и уносит Луи с собой: — Ваш кот должен будет оставаться здесь весь день, чтобы восстановиться, но с ним все будет в порядке. До полудня мы не узнаем результатов. Позвоните в четыре. Темпл и Мэтт вышли наружу и остановились, наблюдая, как на окнах второго этажа на другой стороне улицы вспыхивает солнце. Он позвонил сестре Серафине из регистратуры. Диагноз: все еще жив. Прогноз: неизвестен до четырех часов.