Они подняли её в четыре руки, и Вечера ощутила их руки на своей груди и бёдрах. Её поножи, браслеты и щит, всё, что представляло из себя ценность и могло быть переплавлено, было снято и теперь лежало в стороне, как трофеи. Сильная рука скользнула по шее Вечеры и дёрнула за торчащую цепочку, вытащив на свет «Валамар». Касариец проверил камень на свет, пробивавшийся в чащу сквозь густую листву высоких деревьев, протёр его и сунул за пазуху. Вечера наблюдала за ним безучастно, опрокинутая волной боли и тошноты. Она видела, как они о чём-то говорили, озирались по сторонам, как заговорщики, а потом подошли. Липкие грязные лапы снова заскользили по её полуголому телу. Один касариец спешно начал срывать с неё остатки одежды, пока второй пытался быстро стянуть с себя штаны. Когда его хозяйство было готово вот-вот вывалиться из штанов, он навалился на принцессу, как туша. С секунду он ёрзал, пытался проникнуть в тело жертвы, как вдруг заорал. Зубы Вечеры вцепились ему чуть ниже щеки, отрывая кусок мяса. Она дёрнула головой и вырвала кусок плоти. Касариец взвыл и мгновенно отпрянул от живучей девки, что-то прокричав второму. Они били её несколько бесконечных минут, изуродовав её лицо и тело. Наконец, один схватил её за волосы, а второй взял рукоятку обломанного касарийского меча, подошёл и с размаху полоснул им по шее Вечеры. Обжигающая кровь хлынула в разорванную глотку. Глаза Вечеры широко распахнулись, и она упала лицом в траву. Тот, что был ниже, сплюнул и пнул её ногой. Вечера, ещё живая, упала в Змеиную яму и не смогла даже закричать в последнем испуге. Лица её убийц были последним, что увидела принцесса перед тем, как её короткая жизнь сжалась до белой точки где-то там, вдалеке, а потом потухла в последнем хриплом вдохе. Едва её осквернённое тело скрылось в темноте той бездны, вслед ей полетели и остатки меча, а затем касарийцы прихватили золотые трофеи и неторопливо повели коней в сторону Паденброга. Солдаты Ложного короля беспрепятственно шли по улицам города, оставляя после себя плевки и следы крови от сапог. Они прошли по площади Агерат, найдя там подходящее место, чтобы справить нужду, но поруганные человеческими нечистотами статуи великих богов были недвижимы. Таковыми они и остались, когда на защиту своих святынь кинулся безоружный архонт, а опьянённые кровью поверженных воинов солдаты мечами прервали его порыв спасти своих богов от унижения, а затем, переступив через его тело, обступили Полудниц. Пока часть солдат срывала с девушек одежды, остальные двинулись к Туренсворду. Ловчие отворили им ворота, и воины беспрепятственно зашли внутрь, разрушая всё, что видели на своём пути. — А кантамбрийцы? — спросил Влахос, подведя Багряна к Тонгейру, когда израненных, но ещё живых легата, его сына, Марция и ещё с несколько десятков солдат провели через отворённые по его приказу ворота королевского замка. — Я сказал их не преследовать, — ответил самрат, протирая ладонью испачканный кровью шлем. Он сидел верхом на сером скакуне с мощными ногами, совсем не под стать тонконогому Багряну. — Наверное, сейчас южный граф уже на полпути в Альгарду, к юбке своей жены. Думаю, после этой битвы мы не услышим о нём ближайшие лет пятьдесят. — А Вечера? — Скорее всего, уже мертва. Приказа оставлять Алмазный Эдельвейс в живых я не давал. — Кронпринцесса в заложниках куда лучше, чем мёртвая. — Твоими стараниями у нас в заложниках оказались король с королевой. Это куда лучше, чем одна взбалмошная девка. К тому же Осе станет куда сговорчивее, узнав о её смерти. Его, кстати, уже схватили, или он ещё в неведении, что находится в плену? — Его покои охраняют мои люди. — Как и люди Согейра, я полагаю. — Моим людям они нипочём. А из покоев выхода нет. Я проверял замок на наличие тайных ходов несколько лет, пока отвечал за охрану. Спальня короля — тупик, и он добровольно загнал в него всю свою семью. Суровое лицо Тонгейра оставалось недовольным. — Я не успокоюсь, пока собственными глазами не увижу Осе на коленях. — Ты не веришь моим людям? — Верю, — отмахнулся самрат. — А вот кому я не верю, так это Согейру. — Почему же? — Потому что он касариец. А ты только что сам видел, чем оборачивается доверие тем, в ком течёт моя кровь. — Тогда нам нужно поспешить, чтобы ты смог убедиться, что Осе схвачен. Они проследовали в сторону покоев, расталкивая солдат и застигнутых врасплох придворных. Всюду царил хаос. Туренсворд грабили солдаты, а Ловчие мгновенно остужали их мародёрский пыл, напоминая о приказе истинного короля оставить замок нетронутым. Никто из придворных и слуг не понимал, почему Влахос и Тонгейр с видом хозяев следуют в известном им одним направлении и почему враг их не трогает. Корвен это понял слишком поздно, но и его проклятья в сторону Ловчего утонули в оглушительном плаче каких-то женщин. Старого камергера схватили и проволокли мимо Влахоса в сторону темницы и бросили к остальным пленникам. Когда от короля их отделяло всего две двери, в нос Влахоса и Тонгейра ударил резкий запах свежей крови. Ботинки прилипли к каменному полу. Предатели короны переглянулись и посмотрели под ноги — из-под двери, ведущей к анфиладе перед покоями, текли бурые струи, пробивавшие себе путь в стыках между камнями в полу. — Видимо, твоим людям пришлось потрудиться, сдерживая порыв немощного короля к побегу, — заметил Тонгейр. Влахос открыл двери и замер. Всё помещение было завалено телами кирасиров и Ловчих. Стены дышали свежей дракой. Двери в покои короля были выбиты. Комната была пуста. Точно громом поражённый, Влахос кинулся к дверям и, снова убедившись, что ни короля, ни королевы, ни принцессы внутри нет, в сердцах перевернул тумбу с бумагами. — Как?! — закричал он в гневе, пиная разбросанный пергамент. — Как?! Нет! В стороне раздался слабый хрип. Это был один из Ловчих, что лежал у самой двери. Жизнь уже покидала его, но он всё ещё сжимал в руке Летучую мышь. — Влахос, — кряхтел он, — Влахос… Бродяга поднял умирающего. — Как вы это допустили?! — Он попытался зажать рукой рану на его шее. — Где король? Вы что, не смогли справиться с парой солдат и служанкой? — Парой? Когда ты ушёл, Согейр отправил к нам две дюжины кирасиров! Влахос выругался. — Что я тебе говорил, а? — нравоучительно прохрипел Тонгейр. — Не верь касарийцам, даже если они полукровки. — Когда послышался горн, мы поняли, что это знак, — шептал умирающий. — Ангенорцы вошли — пришло время королю покинуть замок, но мы стояли… Ты приказал нам никого не выпускать!.. Кто-то увидел, как наши бьют лучников. Их было больше нас в несколько раз. — Я вижу, — сказал Влахос, и его пальцы залило густыми потёками крови. — Они вывели короля, а Сеар бросился… в погоню. Прости, что не сдержал слово… С этими словами его зрачки расширились, и его голова упала на грудь. Влахос закрыл ему глаза и вскочил на ноги, заметавшись среди остывающих тел, как дикий зверь, загнанный в клетку. Его тонкие губы были обескровлены, а лицо приобрело землистый оттенок. — Сколько Теабран обещал тебе за пленного короля? — ехидно поинтересовался Тонгейр. — А, Бродяга? Мешок золота? Два мешка? — Ты ничего не понимаешь, проклятый берложник! — воскликнул Влахос и ступил за порог королевских покоев. Только розовые духи королевы Суаве служили доказательством, что здесь совсем недавно находились люди. — Дело не в деньгах, — глухо произнёс он. — Дело никогда не было в деньгах! — Его лицо исказила отчаянная злоба. — Я его верну, — прошипел он. — Верну его. Спущу с цепей всех ищеек Ангенора, натравлю на след головорезов Столпов, но верну его! Я всегда возвращаю беглецов! И с этими словами, под смех самрата, Влахос побежал к лестнице в поисках Багряна, полный решимости пуститься по свежему следу, как вдруг в главном холле ему преградил дорогу Сеар. За поводья он вёл ангенорского коня, чей хозяин сложил голову от Летучей мыши. — Это все, кого нам удалось поймать, — произнёс он, со стыдом глядя на своего предводителя. — Остальных угнали кирасиры. На коне сидели две перепуганные пленницы. Это были Данка и Ясна. КОНЕЦ ПЕРВОЙ КНИГИ