— У вас в Миртовый дом ходят читать? — Не совсем, но ангенорская знать редко предпочитает видеть в своей постели косноязычную дуру. Хотя есть любители и таких. Что предпочитает самрат? Корвен покосился на Меганиру, которая продолжала тихо сидеть в ногах мужа и чистила его грязные сапоги. — Помоложе и погибче, — ответил самрат. — Как эта ваша «леди Нила». — Есть такая. Юная, гибкая. Зовут Ласточка, — предложил Корвен. — Мне все равно, как её зовут. Дикарка? — О, она совсем не дикая. Хотя частенько кусается и царапается, и за словом в карман не полезет. Но если вам нужно удовлетворить особые желания, лучше взять Малиновку. Она постарше Ласточки, к тому же цыганка. Вот она настоящая дикарка и совсем небрезглива. — Первая, — ответил самрат. Корвену стало совсем неудобно, когда Тонгейр в присутствии жены заказал себе девушку. — За ночь с ней берут три золотых. — За такие деньги она должна творить чудеса. — Слышал, она настоящая волшебница. — Ты, — самрат обратился к жене. Меганира подняла лицо на мужа. — Приготовь мою спальню. Взбей подушки, принеси вина, и чтобы горели все свечи. А когда девку приведут, чтобы я тебя не видел, поняла? Меганира опустила глаза и отвернулась. Корвен сжал челюсти от злости, наблюдая за унижением сардари. — Пошла вон. Меганира встала и, хромая, неслышно скользнула к двери. — Презираешь меня, — тихо произнёс самрат, провожая сардари недобрым взглядом. — Я камергер, — ответил Корвен. — Моя работа — делать так, чтобы все господа были довольны, а остальное меня не касается. Колючий взгляд Тонгейра остановился на лице Хранителя ключей. — Это действительно тебя не касается. Позови слуг — пусть нальют мне вина. ГЛАВА 18 Королевская невеста, клятвы, стыд Площадь Агерат знала такое скопление людей только в те времена, когда женились или умирали короли. Буквально всюду, куда ни глянь, мелькали люди, жаждущие пробиться сквозь толпу ближе к центру, чтобы лучше рассмотреть жениха и невесту. Даже яблоку негде было упасть от площади до реки: люди сидели даже на деревьях и крышах, кто-то забрался на стены арены, и все тянули шеи, галдели и ждали. То тут, то там уже сновали продавцы жареной курятины, выпечки и репы. Отдельно, немного в стороне, в бурых одеждах с нашивкой в виде бычьей морды стояли будущие участники тавромахии. Почти вплотную к ним с жалким видом жался Инто. Вчерашняя картина его публичного унижения надолго запечатлелась в памяти турдебальдов. Конюх умолял Вальдариха дать ему шанс принять участие в обряде, падал в ноги и пытался отдать ему все свои сбережения, но оскорблённый взяткой распорядитель обрушился на мальчишку с бранью и вытолкал взашей. Сегодня боги будто сжалились над Паденброгом и приказали солнцу не сжигать землю, как накануне. Со стороны гор приятно тянуло прохладой, откуда-то, щебеча серебряными колокольчиками, летели жемчужные скворцы, и их заливистые трели люди посчитали добрым знаком. В полукруге, натёртые благоуханными маслами, упирались в небеса статуи богов. Перед камнем для жертвоприношений, который Корвен распорядился накрыть золотой тканью, выстроили новый алтарь и украсили свежими цветами. Рядом с ним стояли отец Ноэ и архонт. Слуга старых богов был одет в скромную будничную белую тунику с чёрным поясом, потому как был чужим на церемонии, зато отец Ноэ по личной просьбе королевы надел расшитую золотом праздничную рясу. Слуги чужих друг другу богов о чём-то говорили. Альфред скромно сидел на табурете у подножия статуи Берканы и, потирая грубый рубец на щеке, пытался услышать их разговор — впрочем, без особого успеха. Оставив попытки подслушать, послушник снова уткнулся в маленькую книжку в обложке из чёрной кожи, которую неделю назад ему дал духовник королевы. В ней говорилось о жизни святых и о том, как они получили душу, посвятив свои жизни четырём добродетелям. Чем больше Альфред читал, тем больше ему хотелось тоже повторить их подвиги во имя Бога, и тем больше его одолевали сомнения, что он этого достоин. Сейчас он в третий раз пытался прочитать одну и ту же строчку, но перед его глазами стояла картина мёртвого Негерда. Две недели назад он похоронил там четверых. Кирасиры не хотели, чтобы послушник увязался за ними, когда король приказал им разобрать пепелище, но Ноэ уговорил их взять мальчишку, ведь похоронить отца — это всё, что ему было нужно. Альфред хотел взять с собой и Данку, но та лишь снова заплакала, а Влахос обругал его и вышвырнул из комнаты, как нагадившего щенка. От Данки он узнал, что она с родителями жила в крайнем доме у Чистого ручья, рядом с альмионом, а такой дом в Негерде оказался всего один. Данка жила с родителями и крошкой-сестрой очень скромно, намного скромнее, чем многие в городе. Теперь от её дома остались только серые балки и обгоревшие книги, по всей видимости, привезённые из Кантамбрии. Альвгред похоронил её родных вместе с отцом у капища, где теперь их ничто никогда не потревожит, и навсегда унёс в сердце рану, которую оставил Ложный король. С Данкой они виделись редко, она всё время где-то пропадала: то на кухне, то у прачек, а то и вовсе с личным охранником короля — и Альфред не уставал трясти перед её носом «Четырёхлистником» и стращать нерадивую страшными последствиями связи с мужчинами до свадьбы, и даже спорил об этом с отцом Ноэ, в котором видел своего наставника. Впрочем, в этом вопросе священник, к удивлению послушника, превратился в настойчивого оппонента, который призывал мальчишку не мешать девушке быть счастливой. — Но… — попытался было возразить Альфред, подняв «Четырёхлистник», как щит, — в Писании говорится… — Я знаю, что говорится в Писании, — спокойно ответил Ноэ. — «Всякий, кто разделит ложе до священных уз брака пусть с избранником своим или посторонним, претерпит проклятие от Единого Бога и гонения великие, и не обретёт душу по смертии, покуда не будет наказан». Я знаю. — Данка нарушает заветы! И будет наказана. — Кем? Тобой? — Богом. Богом она будет наказана. — За что? — Широкие седые брови проповедника сомкнулись на переносице. — За то, что она впервые со времени гибели своей семьи улыбается? Ты думаешь, Единого Бога это оскорбляет? — У нас в Негерде муж наказал жену. — Альфред почти задохнулся от возмущения. — На второй день после свадьбы он выволок её на площадь перед монастырём и привязал к столбу. Кричал, тряс простыней, а простыня-то чистая. После брачной ночи-то, каково? Он-то думал, на невинной женится, а у неё уже были мужчины. Он позвал нашего аббата, и пока тот читал над той женой «Четырёхлистник» о её грехе, муж сёк её розгами. Ровно сто сорок ударов, как сказал аббат, — послушник снова потряс в воздухе книгой, — а потом ножом состриг ей волосы по самую кожу и вырезал на лбу птицу, как у миртовых птичек. Когда она три дня без еды и воды просидела у столба, аббат забрал её и на сорок дней запер в старом монастырском крыле, а я все сорок дней кормил её лепёшками и водой. Когда она ушла, аббат сказал, что теперь Бог простил её грех, и она сможет получить душу. Я не хочу, чтобы с Данкой сделали то же самое. — И ты считаешь, что твой аббат был прав, подвергнув ту женщину истязаниям и унижению? — Он сказал, что так хочет Бог. — И ты в этом уверен? — Он сказал. — Но ты уверен, что он прав? — «Четырехлистник» говорит, что прелюбодеяние должно быть наказано. — Побоями, унижением и голодом? — Так сказал аббат. — А что бы сделал ты? — спросил Ноэ. — «Четырёхлистник» не говорит, как именно должно быть наказано прелюбодеяние. Что бы сделал ты? Альфред не знал, что на это ответить. Тем временем Осе и Суаве, а также самые важные гости уже заняли почётные места на выстроенной рядом с площадью трибуне. Рядом с королём, по-хозяйски раскинувшись в кресле, сидел Тонгейр, крепко, до хруста держа руку Меганиры. Сразу за супругой самрата находился Согейр, который пытался с ней заговорить, но она молчала. Тонгейр махнул рукой, и только тогда она обменялась с племянником мужа парой приветливых фраз. Легат находил подобное отношение к женщине дикостью и не представлял себя запрещающим Ниле с кем-то говорить. Даже заикнись он об этом, его любимая жена вмиг огрела бы его подсвечником. Меганира говорила очень тихо и неуверенно касалась рукой шеи. Она почти не смотрела на него, скромно опустив глаза, но, когда подняла их, Согейр внезапно застыл, как олень, застигнутый охотником. Глаза Меганиры сверкали, как два огромных сапфира, в глубине которых бушевало штормовое море. Отец говорил Согейру, что у всех дочерей трона Касарии были такие. Её взгляд был сокрушительным, как удар ножом в горло. Он никогда в жизни не видел таких страшных глаз, и непонятный испуг холодным дуновением скользнул по его спине. Женщина пару мгновений пристально смотрела легату в лицо и снова отвела взгляд, смущённо улыбнувшись. Рядом с Согейром сидела Нила. Она сразу почувствовала, как похолодела рука мужа. — Что случилось? — встревожилась она, глядя на покрытое испариной лицо легата. — Ничего, — тихо ответил он и осушил принесённый Данкой кубок. На руках Нилы тихонько, что было редкостью, сидела Има и внимательно изучала привезённый дедом подарок. Час назад, когда Согейр познакомил дочку с самратом, она спряталась за ногу отца, но дед подхватил её и усадил к себе на шею, а после подарил ей цепочку с кулоном в виде медвежьей морды, в разинутой пасти которого был зажат кусок колчедана. Сейчас она теребила его в руках, наблюдая, как красиво камень сверкает на солнце, и что-то шептала маме. Со стороны Суаве и Ясны расположились родители Роланда и с гордостью обсуждали, как хорош их сын, как он силён и что его наставник хвалит его ловкость. Правда, Анна-Марин, как любая мать на её месте, сокрушалась, что её сын всё время ходит в синяках, последний из которых ему на его прекрасном, как звездопад, лице, оставил какой-то гадкий заика. Рядом с ними скучал граф Монтонари и в ожидании Четты перебирал чётки, в шёлковую кисточку которых были вплетены надушенные волосы жены. Аэлис и Лаэтан сидели через кресло от него и оживлённо спорили о том, как Сольсе укусила Виверо за ногу, когда он украл сено из её кормушки. Больше всего ему сейчас хотелось выпить и подраться, а потом закрыться с Четтой в покоях и наконец разгромить расшатанную накануне кровать. У себя в Альгарде Эрнан часто устраивал боевые игрища и, получая новые шрамы, находил в этом странное удовольствие. Четта не сразу привыкла к этому увлечению мужа, но постепенно смирилась и с ним, наряду с его упрямством и вспыльчивостью, жертвой которых в свое время часто становился его младший брат Сальдо, которого природа обделила и силой, и ловкостью. Когда Четта села на своё место между детьми и мужем, Чернильная Рука нежно поцеловал её пальцы, всё ещё пахнущие мускусом, и этот аромат снова взбудоражил его кровь, о чём он не преминул шепнуть ей на ухо. Ясна с завистью смотрела на эту пару, тихо воркующую друг с другом. — Милая, не нужно так смотреть, — аккуратно одёрнула её мать. Ясна отчаянно вздохнула и снова окунулась в свои смелые девичьи мечты, которым не суждено было сбыться. К алтарю вела длинная дорожка из рассыпанных трав и лепестков, потому что по традиции босые ноги невесты не должны были касаться пыльной земли. Красавец жених в парадной кирасе уже ждал Вечеру в самой середине площади и, держа в руке наполненный вином чёрный каменный кубок, нетерпеливо поглядывал в сторону замка, откуда её должны были привезти уже с минуты на минуту. Лис стоял рядом и тыкался мокрым носом в шею хозяина, то ли подбадривая, то ли выпрашивая еду, и отвлекал Альвгреда от счастливого ожидания. Согейру вспомнилось его собственное волнение во время свадьбы, и он украдкой посмотрел на Суаве. Какой же красивой невестой она была, когда выходила замуж за Эдгара. Давно задушенное силой воли желание снова заныло внутри, требуя немедленно встать и припасть к руке королевы губами. Раздался цокот звонких копыт Велиборки, и площадь затаила дыхание. Принцесса Вечера царственно восседала на впряжённой в праздничную узду гарцующей кобыле и приближалась к площади. Кто-то достал погремушки с семенами и начал ими трясти, издавая дребезжащий звук, похожий на рой рассерженных ос. Кто-то бросал под ноги кобылы крупу. Тех, кто пытался бросить в невесту гнилые яблоки или камни, Сеар и его люди выхватывали из толпы и оттаскивали прочь, вглубь переулков. Когда Велиборка остановилась в начале дорожки из лепестков, Влахос подал Вечере руку и помог ей спуститься. Сердце Альвгреда замерло, когда его любимая случайно обнажила босую стопу, исписанную вязью рун. Он знал, что её грудь и живот также были украшены кудрявыми письменами, и его кровь вскипела от предвкушения того, что уже совсем скоро он их увидит. На королевской невесте было надето платье из молочного шёлка и мелкого шенойского кружева. Длинные, до земли, рукава были разрезаны до предплечья и обнажали золотой подбой и исписанные рунической вязью руки. С головы до ног невесту покрывала мерцающая нежными искрами вуаль, настолько тонкая, что в лучах солнца были видны только золотистые переливы, а голову венчал густой венок из плюмерий с вплетёнными в них бриллиантовыми нитями, которые блестели среди белых лепестков, как роса или слёзы. На груди невесты поверх шёлкового шнурка, на котором под платьем висела четырёхконечная звезда, драконьим глазом горел «Валамар». Во всём городе вдруг стало так тихо, что слышен был только завывающий между статуями ветер. Не щебетали даже птицы. Зазвучали венчальные песни, и две женщины в синих одеждах и с белыми платками на головах поднесли Вечере кубок из белого перламутра, до краёв наполненный вином. Вечера приняла его и медленно пошла к алтарю. Мимо пролетел жемчужный скворец и едва не выбил из её рук кубок. Она остановилась и крепче сжала его холодными пальцами. Подул сильный ветер, вуаль заскользила по лицу. Несколько капель выплеснулись. Плохой знак. Вечера быстро вытерла кубок и продолжила путь. Никто ничего не заметил. Красавица невеста подошла к Альвгреду, и тот просиял белозубой улыбкой. Счастливый жених любовался точёным лицом невесты и красивыми переливчатыми глазами, подведёнными, по новой традиции, чёрной и золотой краской. Свой страх Вечера прятала за улыбкой, и наивный, ослеплённый собственным блаженством Альвгред не замечал, что глаза его невесты смотрят на него равнодушно. Отец Ноэ окурил молодых пахучим дымом из золотого кадила, поставил оба кубка на поднос между новобрачными и открыл «Четырехлистник». Вечера смотрела на будущего мужа, и до неё долетали только обрывки слов проповедника: «Бог видит, что скрыто», много слов о верности, чистоте и любови. Она хотела сбежать. Священник попросил жениха и невесту опуститься друг перед другом на колени. — Возьми кубок, Альвгред, сын Согейра, потомка сыновей трона Касарии. Альвгред послушно взял перламутровую чашу невесты. — Прими дар своей невесты. Выпей сие вино в знак принятия её.