Сердце Элеанор сжалось от удивления и наполнилось надеждой. – Ты его видела? – С балкона! – Взгляд Джессики был полон возбуждения. – Его лысина блестела. С ним лорд Хорват. Я тоже его узнала. Бессмыслица какая-то. Лорд Хорват управлял северными границами королевства. Ее муж правил на западе. Они были пэрами королевства, равными. Зачем Стив Хорват сопровождает его в Таттон-Холл? Укол беспокойства поразил ее сердце. – Оуэн, ступай с сестрой, чтобы поприветствовать отца, – сказала Элеанор. Мальчик вцепился в ткань ее платья, его взгляд внезапно насторожился. Он медлил. – Ступай, Оуэн! – настойчиво повторила она, поднимаясь с сиденья у окна. Она уже выходила, когда Джессика схватила мальчика за руку и потянула за собой к дверям. При вести о возвращении герцога усадьба переполнилась волнением. Слуги любили его, даже нижайшие из низших чтили добросердечного хозяина. Элеанор ходила взад-вперед, ей казалось, что ее кожу колют иглами, сердце выскакивало из груди. Она была ближайшей советчицей мужа. До сих пор ее советы благополучно проводили его сквозь водовороты интриг, уже столкнувшие благородные дома королевства в нескольких жестоких войнах. Что-то изменилось? Она услышала стук сапог, поднимающихся по лестнице. Элеанор сжала руки и прикусила губу, с ужасом ожидая новостей. Он жив! Но что со старшим? Что с Йорганоном? Он отправился на войну вместе с отцом и королем. Почему Джессика не упомянула его? Муж вошел в комнату, и с первого взгляда она поняла, что ее сын мертв. Лорд Кискаддон был уже не молод, но его лицо обычно сохраняло мальчишеское выражение, заставлявшее забыть о лысой макушке и окружавшей ее седине. Он был крепким человеком, который мог без усилия проводить часы в седле. Но сейчас его челюсти были сжаты, лицо небрито, и печаль в глазах отняла его моложавость. Ее муж скорбел. И не только из-за смерти старшего сына. Она сразу поняла, что у него есть вести, которые были даже хуже. – Ты дома, – выдохнула Элеанор, бросаясь в его крепкие объятия. Но его хватка была такой же слабой, как у котенка. Он поцеловал ее в макушку, и она почувствовала, как он дрожит. – Йорганон мертв, – сказала она, надеясь, что это неправда, но зная, что это так. – Да, – хрипло ответил он, прижимаясь губами к ее волосам. Потом отстранился от нее и уставился в пол. – Что случилось? – взмолилась Элеанор, хватая его за руку. – Скажи мне самое худшее! Я не могу видеть, как ты страдаешь, супруг! У него были слезы на глазах – а он редко столь откровенно проявлял чувства. – Король… победил. Сражение назвали битвой при Амбионском холме. Сражение висело на волоске, Элеанор. На волоске. Еще мгновение, и дыхание ветра могло изменить все. Слабенький ручей мог все перевернуть. Я хотел бы… если бы ты была там, чтобы дать мне совет… но тебя не было! – Лицо его исказилось, и он умоляюще уставился на нее: – Прости меня! Элеанор чувствовала, что ее ноги дрожат. – За что? – Она задохнулась. Он стиснул зубы так плотно, что губы побелели. – Хорват командовал королевским авангардом. Его людей жестоко теснили. Казалось, что он может потерпеть поражение. Король приказал моей армии поддержать армию Хорвата. – Он покачал головой, как будто вернулся в тот решающий момент, когда все можно было потерять или победить: – Я отказался. – Что? – выдохнула она. – Король – последний из династии. Его единственный сын умер год назад. Затем умерла его жена – как говорят, отравлена. Казалось, что король осужден Потоком и обречен на поражение при Амбионе. Мы оба верили этому, иначе никогда бы не… – Тссс! – украдкой предупредила Элеанор, взглянув на дверь. – Мы подозревали, что новый король будет милостив к нам, если мы не будем вмешиваться. В тот опасный миг я верил, что армия короля погибнет. Северн пригрозил убить Йорганона на месте. Герцог ударил себя по лбу, его слова заглушили рыдания. – Что я наделал?! Элеанор бросилась к мужу и крепко обняла его. Он был мудрым и умелым человеком, но такие качества не помогали ему ориентироваться в политике двуличного двора короля Северна. Вот почему он так часто искал ее совета. Она тоже надеялась, что правление Северна будет коротким. Да, она посоветовала своему мужу поддержать короля. Но не поддерживать его слишком старательно. Медлить, делать вид, что не понимает приказов. Она прикусила кончик пальца и тихо произнесла: – Но армия короля все-таки одержала победу. А теперь он считает тебя предателем. – С того места, где я находился, казалось, что Хорват будет уничтожен. Его люди лишь вяло отбивались. Никто не рвался защищать Кередигион от захватчиков. Но затем король призвал своих рыцарей и сам вступил в бой. Все изменилось, когда они пошли в атаку. Я это видел, Элеанор. Их было всего лишь двадцать… может быть, тридцать рыцарей, но они неслись как потоп. Как будто Поток управлял ими. Они крушили копья и мечи. Сам король спешил своего противника, а затем спрыгнул с раненого коня и убил того мечом. Захватчики роились вокруг него, но он сражался так, словно у него была сила дюжины человек. Они разбежались, и при виде его триумфа люди Хорвата словно стали демонами! – Его глаза расширились от шока и изумления. – Северн сам одержал победу. Даже с его хромой ногой и горбом никто не мог его остановить. Я едва успел, чтобы присоединиться к битве, и помог захватить пленных. Корона короля упала с его головы во время боя, и я нашел ее в кусте боярышника. Я сказал ему… Я сказал ему, что был верен. – Его лицо побелело. Элеанор почувствовала, что ее колени бессильно подгибаются. Она вцепилась в мужа, как будто они одни на острове и волны моря обрушиваются на них, пытаясь втянуть в прибой. В ушах звенели его слова. – Король приказал казнить Йорганона. Он насмехался надо мной, сказав, что, возможно, у меня в запасе есть еще сыновья. И поэтому он послал Хорвата со мной, чтобы передать послание: «Так говорит король Северн Аргентайн леди Элеанор Кискаддон: выбери другого сына в заложники, чтобы жил он во дворце Кингфонтейн под опекой Его Величества. Докажите свою верность и послушание. Выберите сына, который будет поручителем вашего дома». Леди Элеанор упала бы в обморок, но ей каким-то образом удалось удержаться на ногах. Она посмотрела на мужа. – Я должна доверить этому человеку одного из своих детей? – Ее сердце сильно билось в груди, и она дрожала от тяжести горя. – Этому… этому… мяснику? – Стив Хорват прибыл, чтобы отвезти ребенка в Кингфонтейн, – сказал герцог, его взгляд был полон страдания. – Если мы не сделаем выбор, он немедля казнит всю нашу семью за измену. Леди Элеанор рыдала на груди мужа. Это был выбор, который ни одна мать не в силах сделать. Должна ли она пожертвовать одним ребенком, чтобы выжили остальные? Но король Северн был безжалостен и хитер. А если выживет только тот ребенок, которого она выберет? Она горько плакала и не могла думать. Кого она обречет на эту участь? Почему ей предоставили выбор – разве не для того, чтоб усилить ее страдания? Она ненавидела короля. Все в ней бушевало от ненависти. Как она может тут выбирать? Как она передаст одного из своих мальчиков человеку, который убил сыновей собственного брата? Руки короля настолько замараны кровью, что она, вероятно, капает везде, где он ступает. В своем горе она не слышала, как открылась дверь и раздались тихие шаги. Она не замечала ничего, пока руки Оуэна не обвились вокруг ног родителей. Он обнял их обоих так сильно, что, хотя она и не слышала слов, понимала, что он по-детски пытается утешить их. Тише, тише, маменька, папенька! Тише, тише, все будет хорошо, маменька, папенька. Тише, тише! Она смотрела на своего сына, своего невинного сына. А потом всколыхнулось воспоминание. Воспоминание о королевской повитухе, которая спасла ему жизнь. Ее грудь сжалась от вдруг вспыхнувшей мысли. Возможно, она могла бы послать секретное сообщение в святилище Владычицы, мольбу о спасении мальчика, который был спасен прежде. Она сумела бы переносить разлуку, отчаяние, пока могла цепляться за нить надежды. Она знала: эта нить – все, на что она могла рассчитывать. Кередигионцы – исключительно суеверные люди, и это делает их величайшими глупцами из всех, кто рожден женщинами. Они сохраняют древнюю веру в силу воды, исходящую из легенд, которые уже никто не помнит. Все это чушь и чепуха. Они строят огромные святилища на берегах рек. Святилище Владычицы на самом деле построено посреди реки, под завесой живописного водопада. Эти святилища гарантируют защиту от законов. Многие преступники обитают в этих убежищах, окруженных зеркальными прудами, журчащими фонтанами и прелестными садами, – воруют днем и спят по ночам под защитой святилищ. Их называют людьми Потока. А все из-за древнего суеверия, что привилегия святилищ должна сохраняться, пока реки текут и воды падают. Именно среди этих мерзавцев у Владычицы я коротаю дни, наблюдая за врагами короля. Иногда я ненавижу свою работу. С ними так скучно! Доминик Манчини, шпион у Владычицы Потока Глава вторая Герцог Северной Камбрии Оуэн любил играть и мог часами развлекаться один – раскладывая плитки в ряд перед тем, как их сбить, двигая солдатиков, марширующих на войну, или читая. В кругу семьи он был общителен, и, когда дело дошло до того, чтобы драться на деревянных мечах, он нередко заставлял плакать других, даже своих сестер. Но если он оказывался в одной комнате с незнакомцем, он прятался за креслом и следил за чужаком настороженным взглядом, пока тот – или та – не уходил. Именно так он смотрел на лорда Хорвата. Теперь, когда герцог покинул Таттон-Холл, Оуэн ехал, сидя позади него в седле, испуганный и настолько потрясенный, что не смог бы ни с кем говорить, даже если бы попытался. Когда они уезжали из дома, слезы матери блестели на щеках, и он гадал, сможет ли когда-нибудь говорить снова. Таттон-Холл был его миром, и он знал все его уголки – от подвала до чердака. Были части поместья, которых он побаивался, – в винном погребе было темно, и там странно пахло, но были и тайные места, которые знал только он, убежища, где он мог спрятаться. И никто бы его не нашел. Сады были обширны, и он проводил там бесчисленные дни, наслаждаясь простыми удовольствиями – бегать по траве или валяться на груде листвы, наблюдая, как ползают по земле муравьи и божьи коровки. Ему нравилось, как божьи коровки втягивают лапки, становясь похожими на мелкие камешки, которые он мог катать на ладони. А потом, когда он замирал, они снова выпускали лапки, и он позволял им ползать по своей руке. Оуэн любил природу и прогулки, но дома ему нравилось еще больше. Книги его очаровывали, и ощущение от вида букв очень напоминало щекотку от божьих коровок, ползающих по руке. Когда он читал, то словно переносился в некую волшебную страну, откуда его нельзя было дозваться ни шепотом, ни криком. Он читал все, что мог заполучить в свои маленькие руки, и все запоминал. Его книжный голод никогда не утолялся, а любимыми были рассказы о подвигах тех, кто благословлен Потоком. Таттон-Холл исчез вместе со стуком копыт. Прежней жизни пришел конец. Хорват твердо сидел в седле, ни о чем не говоря с мальчиком, пока они ехали вместе, разве что порой спрашивал, голоден ли он, или не хочет ли пить, или не нужно ли ему сходить по нужде, когда они останавливались, чтобы дать отдохнуть лошадям. Герцог не был высоким, и он был старше отца Оуэна. Из-под черного бархатного берета виднелись густые седые волосы, коротко остриженные, и такая же седая бородка клинышком. На его лице было строгое угрюмое выражение, сообщавшее Оуэну, что ему вовсе не нравится сопровождать восьмилетнего мальчика через все королевство и хочется, чтобы это задание было выполнено настолько быстро и безболезненно, насколько это возможно. Герцог был почти так же молчалив, как Оуэн, в то время как рыцари его свиты перешучивались между собой и за ними было куда как интереснее наблюдать. У всех дворян королевства были гербы и девизы. Оуэн особенно гордился своим родовым гербом, который знал всю жизнь. Герб Дома Кискаддона назывался Аурум: на ярко-синем фоне три золотых оленьих головы с острыми рогами, похожими на шипы. Герб Хорвата – на красном фоне золотой лев со стрелой в раскрытой пасти. Оуэну это не понравилось, потому что ему все время казалось, что льву больно. У герцога был герб на камзоле, и его знаменосец, который ехал сразу за ними, нес штандарт с тем же изображением, объявляя всем, кто они такие и что следует держаться подальше. Поскольку рыцари были вооружены и луками, и мечами, Оуэн держал рот на замке более чем по одной причине. Мальчик потерял счет времени, пока они ехали. Прошло несколько дней. Каждое утро на рассвете герцог расталкивает его и хмуро ведет к коню. Оуэн молчит. Герцог молчит. И так до самого Кингфонтейна. Когда Оуэну было три года, он приезжал в стольный город Кередигиона вместе со всей семьей. Прошло столько времени, что у него сохранились только смутные воспоминания. Но когда они приблизились к городу, эти обрывки воспоминаний начали сливаться воедино, и все вокруг стало казаться отчасти знакомым. Что поражало в Кингфонтейне, так это то, что он был построен у широкой реки как раз в том месте, где суша резко уступила место яростному водопаду. Не важно, высок или низок был уровень воды в реке, водопад никогда не пересыхал. Посреди реки стоял большой остров, где было построено святилище Владычицы Потока. Огромные валуны и скалистые камни выступали из водопада, на некоторых виднелись деревца, умудрявшиеся цепляться за камни, как ни старалась их смыть пенящаяся вода. Оуэн знал, что святилище получило имя из древних легенд, но ни одна книга не была способна объяснить это так подробно, как ему хотелось. Манускрипты, которые он пытался прочитать, чтобы узнать больше, были полны рыцарей, сражений и раздробленных королевств, которых больше не существовало, были слишком затянутыми и слишком скучными, чтобы удерживать его интерес. У святилища были две прочные башни и ряд арок, которые возвышались над задней стеной здания. С арок всегда стекали водяные потоки, превращая святилище в точную копию самого водопада. На одном берегу реки лежал город с островерхими крышами и дымящими трубами. Городской шум – блеянье коз, мычание волов, скрип колес телег и повозок – был едва различим сквозь постоянный рев водопада. На другом берегу реки, на возвышенности, стоял дворец, рядом с которым Таттон-Холл казался бы игрушкой. Каменный мост соединял дворец с островом, а несколько деревянных мостов соединяли остров с главным берегом и остальной частью города. Это было захватывающее зрелище, и Оуэн приподнялся в седле, чтобы лучше разглядеть. Грохот водопада можно было услышать за много миль, постоянный шум воды, который звучал как непрерывный шторм. Дворец был построен на зеленом холме, окружен рощами, имел много ярусов и террас, с зубчатыми стенами. Над башнями, которых было не меньше дюжины, реяли королевские знамена. Оуэн мог видеть сады и деревья, возвышающиеся над древними каменными стенами, и его неопытному глазу казалось, что замок простоял тысячи лет. Тем не менее фасад был очищен от плюща и лозы, за ним явно ухаживали.