— Почему? — Потому! Я могу в двенадцать или лучше в час, можно? — Давай! Смотри, не ешь ничего, я тебя кормить буду! Около часу дня Екатерина позвонила в знакомую дверь. — Катюха! — закричала Галка, распахивая дверь и бросаясь на шею Екатерине. — А я уже волноваться начала — вдруг не придешь! Была она толстой и жизнерадостной, как всегда. Но от взгляда Екатерины не ускользнули седина на висках, морщинки вокруг глаз и в уголках рта, которых, кажется, не было в прошлый раз. Ради подруги Галка нарядилась в синие легинсы и длинный белый свитер. В ушах ее, о чудо, были золотые сережки («Павлик ко дню рождения подарил, полгода деньги собирал», — с гордостью сказала Галка, заметив взгляд Екатерины), а на ногах — золотые турецкие туфли с загнутыми носами. — Галка, ты прямо как Шехерезада, — восхитилась Екатерина. — Знаю! Вылитая Шехерезадница! А что, не каждый день старая подруга нос кажет! Ради такого дела можно и халат снять. Ну, дай хоть посмотреть на тебя! — Она оторвала Екатерину от своей мощной груди и отступила на шаг. — Цветешь! Похорошела, глазки сияют! Неспроста все это! Пойдем в кухню, сейчас ты мне все расскажешь! В квартире одуряюще пахло жареной рыбой. Оглушительно орал телевизор. — Ты не одна? — спросила Екатерина. — Одна. Это Шкодик. Он любит фильмы, где стреляют. Надеюсь, ты голодная? — Голодная, голодная, а что у тебя? Рыба? — Что дам, то и будешь. И жареная картошка. С пивом! — Пиво? От него толстеют, не буду! — Будешь! Контрабандный товар, с неприличным названием! От такого не толстеют. Я все время пью! — Правда? Это в корне меняет дело! Так, болтая, смеясь и радуясь, они шли по длинному, извилистому, от разного хлама, коридору в кухню. — Осторожнее, — предупреждала Галка, не выпуская Екатеринину руку, — здесь Риткин велосипед, а здесь сундук, смотри под ноги! — А темно почему? — Лампочка перегорела, все никак новую не куплю. — Давно? — Не очень! Кухня была большая и напоминала декорации к сюрреалистической пьесе. Беспорядок, царивший там, был не просто беспорядок, а уже как бы произведение искусства. Стены, ради экономии пространства, были увешаны кастрюлями и сковородами, а также пучками сушеных цветов, трав и гирляндами окаменелых скрюченных грибов, лука и чеснока; покачивался на нитке, прикрепленной к светильнику, огромный черный пластмассовый паук с мохнатыми лапами; стол-полка, сработанный кустарем-умельцем, опоясывал кухню по периметру и поражал воображение количеством и разнообразием предметов, которые находились на нем — посуда, ваза-урод с бумажными цветами, полотенца, салфетки, тостер, деревянная хлебница, кулечки, пакетики, несколько яблок и т. д., и т. п. — Зато все под рукой! — оправдывалась Галка. — Садись! Она пододвинула ногой одну за другой две табуретки к опоясывающему столу в районе окна, освободила место, необходимое для трапезы, и усадила Екатерину. Достала из холодильника несколько банок пива в зеленых жестянках. — Будешь? Смотри какое! «Хе-хей-ни-кен», — прочитала она по слогам, — шведское, кажется. Павлик по дешевке купил у себя на фирме. — Буду! На какой фирме? — Ну он же работает, уже полгода! — Он что, уже закончил свой политех? — Нет еще, он работает и учится, ты же его знаешь! Кстати, у него начальник вдовец, отличный мужик! Ну, это мы еще обсудим! Галка ножом спихнула со сковородки в тарелки изрядные порции жареной картошки, пододвинула эмалированную миску с жареной рыбой, ловко откупорила банки с пивом, разлила его по стаканам и сказала: — Ну, давай, за встречу! Они выпили. — Сто лет не ела жареной рыбы! Божественно! — Конечно, ты ж кофием одним жива! Екатерина пьянела от яблочного сока, чему в свое время немало завидовал дядя Андрей Николаевич, которого забирало только после пятой рюмки. От стакана выпитого шведского пива с неприличным названием кухня стала медленно вращаться вокруг гигантского паука с дружески подмигивающим красным глазом, стало уютно и спокойно и захотелось спать. — Ну, рассказывай! — приказала Галка. — Что рассказывать? — Все, как на духу! Сначала про пенсионера Гавриленко. Потом — посмотрим! — Ты меня напоила, чтоб все узнать! — Именно. Поэтому признавайся! Возможно, это облегчит твою участь. — Мне уже ничего не поможет! Я не оправдала надежд Леонида Максимовича! У меня с женской логикой не в порядке! — Сказал кто? — Он. То есть я. Я сама знаю. — А кто такой Леонид Максимович? — Следователь районной прокуратуры. — Так, теперь еще и следователь! Давай колись! — Ну, слушай! Екатерина начала со звонка следователя Кузнецова. Она рассказала о смерти Елены, о Диане, Ситникове, Добродееве, старом актере, найденной в тайнике фотографии и наконец об Алине! Галка слушала открыв рот. А Екатерина поняла, как не хватало ей заинтересованного собеседника, которому можно вот так все выложить, насладиться его изумлением, и, отвечая на вопросы, тем самым и для себя расставить все на свои места. Это вам не внутренний голос, который часто капризничает и не хочет общаться, и не Марсик-Купер, который, правда, слушает, но всегда со всем соглашается и никогда не задает никаких вопросов. — Я уверена, что разгадка в этой фотографии, иначе бы она ее не прятала! — закончила свой рассказ Екатерина. — Покажи фотографию! — потребовала Галка. Она долго рассматривала семью толстяков, отдельных людей на улице и автомобили на дороге. — Толстяки ни при чем! — наконец сказала она. — А вот машина явно подозрительная! — Почему? — Ну, во-первых, иномарка, потом, стоит припаркованная — видишь, в ней никого нет, — а рядом знак «Остановка запрещена»! — Ну и что? Кто шляпу украл, тот и бабушку убил? И потом, сейчас у всех иномарки! — При чем здесь бабушка! Этот тип чувствует себя хозяином жизни — у него есть деньги, законы ему не писаны, паркуется где попало, такой может запросто убить! — Вообще-то эта машина мне тоже кажется подозрительной! — призналась Екатерина. — Поэтому я и пришла! — Ты думала, что это моя машина? — Нет, я думала, что у тебя есть слайдоскоп! Ну, чтобы увеличить изображение на стене и рассмотреть номер. — Резонно! Есть, конечно, вот только где? Дай подумать! Я сама его лет десять не видела! Но был же! Сейчас! Она поднялась с табуретки и легко унеслась из кухни. Екатерина услышала шум отодвигаемой где-то в прихожей мебели, звуки падения тяжелых предметов и наконец Галкин придушенный крик: «Катюша, помоги!» Сначала она увидела Галкины ноги в турецких туфлях, потом ветхую табуретку, на которой та балансировала, пытаясь стащить что-то тяжелое с антресолей. Наконец ей это удалось, и она передала Екатерине тяжелый ящик, сопровождаемый тучей пыли. Вслед ему также посыпалось множество мелких предметов вроде старых школьных тетрадок, пластиковых игрушек, а также высохшие стручки красного перца на веревочке. — Смотри-ка, — пробормотала Галка, поймав перец на лету, — вот он где, а я обыскалась! Они водрузили аппарат на стол, воткнули вилку в розетку и вставили негатив в кассету. Галка нажала красную кнопку. Внимание, момент истины! Но вместо ожидаемой картины на стене красовалось большое мутное разноцветное пятно. Они растерянно посмотрели друг на друга. Галка покрутила колесико настройки. Пятно потемнело. Потом посветлело. Но знакомое семейство так и не появилось. — Я знаю, — сказала Галка, — мы его вставили не той стороной! Сейчас поменяю! В результате — все то же пятно. — Может, машина барахлит? Тут они явственно почувствовали запах паленой пластмассы. Екатерина, вскрикнув, выдернула шнур слайдоскопа из розетки и выхватила из кассеты драгоценный, слегка покоробленный кусочек пленки. — Ничего не понимаю! Я же помню, дети когда-то смотрели слайды!