— А, да к нам иногда приходили люди и давали всякие задания. Ну, цифры складывать, копировать слова, загадки разгадывать. Они еще с нами беседы вели, расспрашивали про жизнь и все такое. Чего мы хотим добиться, что нас тревожит или пугает, таим ли мы зло на кого-нибудь и часто ли деремся. Один раз приезжал человек и смотрел, как старшие мальчики управляются со шпагой и кинжалом. Пруссак по-английски ни бельмеса не знал. Зато шпагой орудовал и левой, и правой рукой одинаково ловко. Загадочный граф Дальгрен, подумал Мэтью. Вовсе не Капелл его ученик, а те, кто моложе и податливей. — Зачем ученикам ремесленной школы владеть шпагой и кинжалом? — Ну, там еще учили затачивать ножи и шпаги. Наверное, им нужны были ребята, интересующиеся холодным оружием. Тут из двери кузницы высунулся мастер Росс — вид у него был не слишком довольный. — Мистер Файв, вы сегодня работать собираетесь? — Ой, да, сэр. Простите! Уже иду. — Когда кузнец скрылся за дверью, Джон сказал Мэтью: — Ладно, мне пора. А чего ты так заинтересовался этой школой? Я уже и думать про нее забыл. — Мне кажется, это не просто ремесленная школа. — Да? А что тогда? — Мистер Файв!!! — донесся из кузницы грозный рык. Джон поморщился: — Ух! Ладно, он только лает, вообще-то, не кусается. Обычно. Давай поужинаем как-нибудь с тобой все вместе, с Констанцией, тогда и поговорим, хорошо? Не успел Мэтью ответить, как Джон уже вернулся в кузницу. Он стоял один в ослепительно-белом солнечном свете, точно камень посреди сплошного людского потока, и думал о Билли Ходжесе, лежавшем теперь в могиле на ферме Ормонда. В последний путь его понесло не море, как мечталось, а река. Мэтью гадал, не пытался ли Ходжес, изобретатель смелых планов побега, сбежать из ремесленной школы, чем и заслужил прогон сквозь строй. Впрочем, нет времени предаваться пустым размышлениям, пора за работу. Он направился прямиком к дому Григсби, выбрав самый короткий путь — вдоль набережной, — и обнаружил печатника за набором свежего номера «Уховертки». Берри с ним не было. Григсби сказал, что с первыми лучами солнца та ушла работать над пейзажем, а затем принялся расспрашивать Мэтью о его поездке в Филадельфию. — Не сейчас, Марми. Как думаете, Берри не очень рассердится, если я пороюсь в ее белье? Григсби вытаращил глаза: — Не понял?! — Ой, я про комод, конечно же! — Мэтью залился краской. — Она припрятала для меня одну вещь. — Меня можешь не спрашивать, я всего лишь хозяин дома. У вас с Берри явно от меня какие-то секреты, поэтому не стесняйся, пожалуйста… — Остальное никто не услышал, поскольку Мэтью уже ушел в комнату Берри и открыл нижний ящик ее комода, дабы извлечь оттуда блокнот. Он спрятал его во внутренний карман сюртука. Идти было недалеко, а оттуда до ратуши и кабинета Лиллехорна — рукой подать. Да, пускай приспешники Капелла за ним следят, но отныне закон тоже начнет следить за Капеллом. — Вернусь позже, — бросил Мэтью печатнику и вышел за дверь. — Правильно, не надо мне ничего рассказывать! — крикнул ему вслед Григсби, уже перепачкавший себе лоб типографской краской. — Я всего лишь издатель жалкой газетенки! Мэтью хотел было заглянуть на Стоун-стрит, семь, — взять с собой Хадсона Грейтхауса для… как бы лучше выразиться?.. подмоги? Однако, дойдя до Бродвея и повернув на юг, передумал. Нет, здесь дело тонкое. Сейчас не махать саблями надо, а вдумчиво двигать шахматные фигуры. Он свернул налево, на Уолл-стрит, прошел мимо ратуши и вышел на Брод-стрит. Между Баррек- и Бивер-стрит он поднялся по трем ступенькам под вывеской «Поллард, Фицджеральд и Кипперинг, адвокаты» и настойчиво, как сделал бы это представитель правосудия, постучал в дверь медным молоточком. Через несколько секунд дверь отворилась, и оттуда выглянул человек с бледным лицом и редеющими русыми волосами. Глазам его за толстыми стеклами очков как будто был неприятен дневной свет. Мэтью всегда казалось, что Брайан Фицджеральд похож на моль. — Доброе утро, — сказал адвокат, прижимавший к груди толстую стопку бумаг, которую он, очевидно, только что достал из шкафа. Рубашка его была в чернильных пятнах, а ногти обгрызены под корень. Мэтью вспомнил слова вдовы Шервин про то, что в конторе на нем почти вся работа, но и платят ему очень хорошо. Стало быть, он скорее мул, чем моль. Фицджеральд поправил очки на переносице: — Вы мистер Корбетт, не так ли? — Да, сэр. Можно войти? — Конечно. — Адвокат отошел в сторонку, пропуская Мэтью внутрь, а затем закрыл дверь с таким видом, словно считал свежий воздух и солнце злейшими врагами старой доброй пуританской продуктивности. — Чем могу вам помочь? — Вообще-то, я надеялся поговорить с мистером Кипперингом. Он уже на месте? — Да… полагаю… — Фицджеральд бросил взгляд на узкую лестницу и добавил шепотом: — Он вчера вечером никуда и не уходил. — Неужели? — Ну да. Боюсь… кхм, весьма сомневаюсь, что он сегодня сможет принять клиента. Зато мистер Поллард вернется с минуты на минуту. Подождете его? — Я ненадолго. — Мэтью извлек из кармана блокнот Осли. — Только отдам ему вот эту вещь, можно? Фицджеральд протянул руку к блокноту: — Я с удовольствием передам… — Нет, спасибо, — твердо ответил Мэтью и покрепче схватил блокнот. — Я должен сделать это… — Самолично, — закончил за него человек, вышедший из кабинета на втором этаже. — Да, сэр, — ответил Мэтью, уверенно и бесстрашно глядя ему в глаза. — Очень надеюсь, что это возможно. Кипперинг не пошевелился. Одной рукой он прижался к стене за своей спиной, а второй — вцепился в декоративный ананас, венчавший лестничные перила. Лицо его скрывалось в тени. На нем были черные, лоснящиеся на коленях бриджи, а чулки и сорочка из белых превратились в желтые. Рукава он закатал до локтя, но не для того, рассудил Мэтью, чтобы с новыми силами встретить новый день, а чтобы манжеты не впитывали разлитое по столу спиртное. Пожалуй, если заглянуть к нему в кабинет, там найдется пара початых бутылок и изрядное количество пустых. Минувшей ночью Кипперинг явно прикончил их немало: по лестнице он шел медленным и неверным шагом, цепляясь за перила как за единственное спасение. — Брайан, — сиплым безжизненным голосом произнес он, — можешь оказать мне услугу? — Да, Эндрю. — Я сегодня еще не завтракал. Будь так добр, сбегай к Салли Алмонд и принеси мне оттуда что-нибудь. Тут ему на лицо упал свет из маленького дверного окошка, и Мэтью невольно охнул, как от удара под дых. Молодой человек, который торопился помереть, уже был одной ногой в могиле. Последний раз Мэтью видел его около недели назад: разве может живое существо так состариться и ослабеть за столь недолгое время? Плечи его ссутулились, сальные черные волосы торчали в разные стороны, а голубые глаза, напоминавшие когда-то прозрачный лед, превратились в лужи холодной мутной воды. Лицо Кипперинга, прежде по-волчьи красивое, теперь казалось изможденным: морщины превратились в глубокие темные впадины, а подбородок зарос щетиной, об которую недолго было и бритву сломать. Казалось, ему не двадцать восемь лет, а сто двадцать восемь. Мэтью с ужасом заметил, что голова Кипперинга трясется, точно у старика-паралитика. — Какой сегодня день? — Кипперинг нахмурился, пытаясь найти ответ в заплесневелом мозгу. — Четверг? Ага! — Он выдавил чудовищную улыбку. — Значит, с утра Салли напекла кексов с изюмом. Принесешь мне парочку, Брайан? — Я собираю документы по делу капитана Топпинга, — попытался возразить Фицджеральд. — Джоплин вот-вот вернется, и к его приходу у меня все должно быть го… — Ш-ш-ш-ш-ш, — прошипел Кипперинг. — Все хорошо, Брайан, не переживай так. Сбегай к Салли Алмонд, пока я разговариваю с мистером Корбеттом, ладно? Ах да, вот. — Он сунул руку в карман, выгреб оттуда горсть монет и ссыпал их в ладонь Фицджеральда. — Купи себе кекс, и Джоплину один прихвати. А потом окажи мне, пожалуйста, еще одну услугу. — Еще одну? — Да, прошу тебя, загляни в лавку мистера Гэрроу на Дюк-стрит. Знаешь его? — Да. Торговец рогами. — Точно! Скажи ему, будь добр, что я до сих пор жду бумаги, которые он должен был прислать мне еще в понедельник. Сделаешь? Это очень важно! — Я и сам занят, — ответил Фицджеральд несмело и избегая смотреть Кипперингу в глаза (уже по одному этому Мэтью понял, что он выполнит просьбу). — Эх, ладно. Раз уж это так важно. Он удалился в свой кабинет — тесный чулан, опрятный, как петля палача, — и свалил все бумаги на побитый жизнью столик, сбежавший, судя по виду, из молочного погреба Григсби. Не сказав больше ни слова и лишь испустив вздох, в котором слышалась вся боль и долготерпение заезженных мулов, Фицджеральд подошел к двери, открыл ее и замер на пороге, щурясь на утренний свет. — Тебе два кекса, говоришь? — Да, Брайан. Два. Он закрыл дверь, и Мэтью остался наедине с ходячим трупом. Оба молчали. Наконец Кипперинг произнес: — Если хотите, оставим дверь открытой, Мэтью. — Нет, сэр, не вижу необходимости. — Что ж, мое дело предложить. — Мне бы хотелось взглянуть еще разок на ваш подвал, сэр, — сказал Мэтью, сознавая, что ему трудно смотреть в осунувшееся лицо адвоката. — Хорошо. Мне идти первым или вы пойдете? — Идите вы, пожалуйста. — Конечно, конечно. Одарив Мэтью очередной мертвецкой улыбкой, Кипперинг прошел мимо него к столику, взял оловянный подсвечник и трутницу слоновой кости, зажег фитиль, открыл дверь в подвал и по хлипким ступеням спустился во тьму.