— Кажется, нынче утром я видел эту леди на Фронт-стрит, — наконец сказал молодой человек. — Ее дочка играла на тамбурине, а она монеты собирала. — Ну нет! — фыркнул его приятель и так резво рванул на себя лист, что Мэтью испугался, как бы второй портрет не постигла та же участь, что и первый. — Ты разве не понял, кто это? Вдова Блейк, ясное дело! Она сегодня как раз у окна сидела, когда я мимо проходил. — Никакая это не вдова Блейк! — заявил коренастый трактирщик, ставя пустой кувшин под кран винной бочки. — У вдовы Блейк лицо толстое, а у этой — худое. — Говорю тебе, это она! Глаза разуй! — Тут грубиян-деревенщина бросил на Мэтью подозрительный взгляд. — Ну-ка, ну-ка! А чего это ты всюду носишь портрет вдовы Блейк? Тебе какое до нее дело? — Не она это, — вставил трактирщик. — У нее неприятности, что ли? — последовал вопрос от молодого человека с бородой. — В долги влезла? — А я говорю, не вдова Блейк это! Дай гляну. — Трактирщик толстой лапищей рванул портрет на себя и едва не оторвал уголок. — Не, эта слишком тощая. Кому-нибудь еще кажется, что это вдова Блейк? — Он поднял портрет, демонстрируя его собравшимся. — Кому кажется, тем больше не наливаю! Мэтью почел за удачу, что сумел выбраться оттуда с целым рисунком и никто не огрел его дубиной, предназначенной для выколачивания долгов. Он сказал собравшимся, что ищет пропавшего без вести человека, — деревенщина на это ухмыльнулся и заявил, что вдова Блейк никуда не пропадала и все знают, где она живет. Мэтью показал портрет нескольким прохожим на улице, но леди никто не узнал. Дальше по Уолнат-стрит, сразу за телегами, с которых фермеры торговали фруктами и овощами, он обнаружил еще два трактира друг против друга. Тот, что справа, назывался «Кривая подкова», а на левой стороне улицы расположилась харчевня «Семь звезд». Усомнившись, что кривая подкова принесет ему удачу, Мэтью решил довериться звездам. И вновь обедающие — около дюжины господ в деловом платье и несколько хорошо одетых женщин, пришедших угоститься напитками и нехитрыми блюдами из меню (запеченная курятина, какой-то пирог и овощи, явно свежие, с тех самых телег). В харчевне царили чистота и порядок, сквозь большие окна струился яркий свет, а люди за столиками оживленно беседовали. На стене за стойкой были нарисованы семь белых звезд. Точно такая приятная атмосфера стояла в «Рыси да галопе» — Мэтью сразу почувствовал себя как дома. Он приблизился к стойке, пропустив вперед служанку с подносом тарелок, и к нему почти сразу вышел высокий седовласый человек, до этого наливавший вино другому посетителю: — Чем могу помочь, сэр? — Здравствуйте. Понимаю, что вы очень заняты, и заранее приношу извинения за беспокойство, но не могли бы вы взглянуть? — Мэтью положил перед ним развернутый портрет Королевы. — А можно сперва узнать, с какой целью вы мне это показываете? — Я представляю нью-йоркскую юридическую контору. — Ложь во спасение? Вполне может быть, ведь это лишь вопрос трактовки. — Один наш клиент хочет установить личность этой женщины. Мы думаем, что у нее могли остаться близкие в Филадельфии. Знакомо ли вам ее лицо? Трактирщик взял в руки портрет. — Минутку, — сказал он, выудив из кармана очки. Затем повернул портрет к солнечному свету, отражавшемуся от полированной стойки… и тут же нахмурил седые брови. — Так вы из Нью-Йорка, говорите? — Да. Прибыл сегодня утром. — Вы адвокат? — Нет, строго говоря, не адвокат. — И кто же вы — строго говоря? — Я… Кем же назваться? — стал гадать Мэтью. Разоблачителем? Нет, не годится. Дедуктором? Что за нелепое слово! Он решает проблемы, так кто же он? Решатель? Нет. С тем же успехом можно назвать себя просеивателем улик. Взвешивателем доказательств. Детектором правды и лжи. А вот это уже ближе. — Я детектор, — сказал Мэтью. Трактирщик нахмурился еще сильнее: — Кто-кто? Нет, тоже не годится. Если хочешь, чтобы тебя принимали за профессионала, умей и изъясняться как профессионал. В голову тут же пришло новое слово, и Мэтью произнес его со всей убедительностью, на какую только был способен: — Я хотел сказать, сэр, что я — детектив. — Повторюсь: кто-кто? Тут внимание трактирщика, к счастью, привлекла красивая женщина с седыми волосами, вышедшая к ним из кухни. — Лизбет! — сказал он. — Подойди-ка и скажи мне, кого ты видишь. Она отставила в сторонку кувшин, который пришла наполнить вином, и внимательно рассмотрела портрет. Мэтью увидел, как она нахмурилась, и сердце замерло у него в груди: похоже, им что-то известно! Женщина обратила вопросительный взгляд карих глаз сперва на Мэтью, затем на трактирщика и сказала: — Это Эмили Суонскотт. — Вот и я так подумал. Молодой человек говорит, что приехал аж из Нью-Йорка. Он… ну, в общем, из юридической конторы. Его клиент хочет установить личность этой женщины. — Эмили Суонскотт, — повторила Лизбет, обращаясь к Мэтью. — Можно спросить, кто ваш клиент и откуда у вас этот рисунок? — Боюсь, это конфиденциальные сведения, — ответил ей Мэтью, стараясь говорить как можно непринужденнее. — Ну, вы понимаете. Закон обязывает. — Допустим, понимаю, но где сейчас миссис Суонскотт? — Одну минутку. Вы совершенно уверены, что это она? — Абсолютно. Иначе и быть не может. Миссис Суонскотт нечасто выбиралась из дома, но однажды я повстречал ее на погосте при церкви Христа. Я на могилу сестры пришел, а миссис Суонскотт как раз клала цветы на могилы своих сыновей. — Цветы? — Вообще-то, Мэтью хотел сказать «могилы», но слово застряло у него в горле. — Да. Добрая была женщина. Рассказала мне, какие цветы особенно привлекают бабочек. Вроде как ее старшему сыну, тому, что утонул, нравилось их ловить. — О… — ошалело произнес Мэтью. — Старшему, говорите. — Ужасное несчастье, — кивнул трактирщик. — Ему было всего одиннадцать, если не ошибаюсь. — А сколько сыновей у нее было? — Только двое, — ответила Лизбет. — Младший умер от лихорадки, когда ему… — И шести не было мальчишке, — подсказал трактирщик. Мэтью решил, что он ее муж и «Семь звезд» принадлежит им обоим. — Мы с Томом слышали, что миссис Суонскотт больна. — И вновь карие глаза искательно посмотрели на Мэтью. — Она совсем перестала выходить из дома. А потом взяла и исчезла. Вы знаете, где она? — Знаю, — ответил Мэтью с облегчением, но не теряя бдительности. — Тогда зачем показываете всем ее портрет? — спросил Том. — Раз вы знаете, где она. — Вина, пожалуйста! — сказал подошедший к стойке посетитель, чему Мэтью даже обрадовался: трактирщик отвлекся и, стало быть, от ответа можно увильнуть. Или нет. — Так где сейчас миссис Суонскотт? — спросила Лизбет. — Она действительно больна, — ответил Мэтью. — Увы, сейчас она не способна даже говорить. — Конечно. Такое пережила… — Вы про смерть ее сыновей? — Ах нет. — Женщина поджала губы. — То есть это, конечно, ужасное горе. Но я говорю о той трагедии… — Какой именно? — уточнил Мэтью. Тут к ним вернулся Том: — Несчастный случай или преступная халатность — называйте, как нравится. Доказать ничего не удалось, но мистера Суонскотта пытались привлечь к ответственности, и на суды ушло все состояние семьи. Предприятие было застраховано, однако репутацию страховкой не вернешь. Печальная история. Люди они были добрые и порядочные, мистер Суонскотт всегда такой вежливый… Жену его, правда, я не знал. Но когда пять человек погибли, а остальные едва не умерли, кого-то надо было призвать к ответу. — Погибли пять человек? Как? — Отравились вином, — сказал Том. — Никто не знает, что это была за отрава и как она попала в вино. Это случилось в «Белом олене» на Арк-стрит, сразу за Четвертой улицей. Конечно, трактира там больше нет. Никто не посмел бы арендовать помещение после такой истории. Когда было дело?.. — спросил он у Лизбет. — В девяносто седьмом, — ответила та. — В самый разгар лета. Ага. Знакомая дата. Мэтью вспомнил: Джоплин Поллард говорил, что Деверик купил маклерскую контору здесь, в Филадельфии, в 1698 году, правда, у человека по фамилии Айвз, который и остался управляющим. По коммерческим меркам — давным-давно. Мэтью не мог не спросить, хотя ответ был ему уже известен: — А что вас связывало с мистером Суонскоттом? — Он был торговый маклер, — последовал ожидаемый ответ, от которого Мэтью все равно внутренне содрогнулся: так темен и глубок был открывшийся за ним омут. — Поставлял здешним трактирам и харчевням вино, мясо, эль… да все. Вдруг в памяти Мэтью всплыли слова Роберта Деверика, произнесенные в покойницкой Маккаггерса: «У моего отца было своего рода кредо. Он говорил, что удел любого предпринимателя — война. И свято в это верил». И другие слова касательно кредо, сказанные Робертом уже дома: «Коммерсант — воин. И если кто-то осмелится бросить тебе вызов…»